Выше было сказано, что один только русский народ является евразийским по своей сути, "по определению"; так, с самых своих истоков, с IX века, Русь развивается в сложном, но теснейшем взаимодействии с европейцами-скандинавами и азиатами-хазарами, а в Х веке воспринимает в качестве своего рода старшего брата евразийскую Византию.
Не исключено, что провозглашение русских единственным "истинно евразийским" народом кто-либо квалифицирует как националистическую претензию. Однако евразийское существо русских обусловило не только те или иные их "достоинства", но и - равным образом - "недостатки", в частности, очевидную "неопределенность", аморфность и разного рода "комплексы неполноценности", которые, между прочим, выразились как в русском западничестве, так и в славянофильстве. Постоянные и горячие, подчас приобретающие надрывный, почти истерический характер споры о том, "кто такие русские", не свойственные иным народам (ни англичане, ни японцы, ни армяне, ни узбеки и т. д. нисколько не сомневаются в своей национальной идентичности), говорят сами за себя.
Впрочем, есть и более "объективный", могущий быть отнесенным к сфере "коллективно-бессознательного" показатель недостаточной определенности русской нации, воплотившийся в естественном бытии языка.
Мы очень редко задумываемся над тем, что основной фонд языка является продуктом "деятельности" столетий и миллионов людей и не зависит от чьих-либо субъективных умонастроений. И невозможно переоценить тот факт, что по-русски все столь многочисленные народы Евразии - от молдаван до чукчей - называются именами существительными и только один русский - именем прилагательным!
Уместно сделать вывод, что в этом запечатлелось, помимо прочего, представление о русских как прежде всего связи, объединяющем факторе, "общем знаменателе" многонациональной России - Евразии. Это рожденное в "стихийной" жизни языка слово не несет в себе, конечно, осознанного и целеустремленного смысла (характерно, что его, в сущности, удивительное, странное отъединение от остальных русских слов, обозначающих народы, вообще почти никто не замечает), но именно потому оно особенно значительно и весомо: в нем как бы воплотился голос самой исторической реальности, а не каких-либо идеологов.
Привлечение внимания к этому феномену, как я не раз убеждался, вызывает недовольство и вместе с тем замешательство у людей славянофильской направленности. Я столкнулся даже с попыткой истолковать слово "русский" в более "благоприятном" смысле: оно, мол, имеет значение не "прилагательности", а "притяжательности", отвечает на вопрос не "какие?", а "чьи?". Но это уже в самом деле "принижающее" истолкование, ибо "прилагать" себя к чему-нибудь может сам народ, а "притяжает" его к этому чему-нибудь какая-либо иная сила...131
Главное же, разумеется, в том, что "прилагательное" имя "русские" плод не измышлений неких русофобов, а многовековой жизни самого русского языка, и от такого плода нельзя отмахнуться и беззаветному русофилу. В уникальном характере этого имени выразилось, надо полагать, историческое переживание (а не теоретическое осознание) недостаточной "определенности", "размытости" обозначаемого им "предмета"; русские - это даже как бы и не "предмет", а "стихия".
Однако "грамматическая" выделенность русских несет в себе, без сомнения, и "высокий" смысл; речь идет, если угодно, о "сверхнации", которая имеет основания "прилагать" себя ко всем многочисленным народам Евразии. Ведь вполне естественно звучат словосочетания "русский татарин", "русский грузин", "русский еврей" и т. п., применяемые, в частности, к множеству выдающихся деятелей России нерусского происхождения.
Для того чтобы показать, сколь существенную роль эта "тема" играла в истории России, приведу два конкретных примера. Многие знают, что после кончины в 1598 году последнего Рюриковича - Федора Иоанновича, царем был избран боярин "татарского происхождения" Борис Годунов. Но менее широко известно, что его главным соперником, претендующим на российский трон, был также русский татарин (точнее, монгол) - потомок Чингисхана Симеон (Саин) Бекбулатович, которого Иван Грозный в 1575 году объявил "великим князем всея Руси", номинально низведя самого себя в "князя Ивана Московского". А через полвека совершился раскол в русской Церкви и во главе борющихся сторон оказались два русских мордвина - патриарх Никон и протопоп Аввакум...
Эти факты отнюдь не исключительны, а, напротив, типичны для России. Они способны, конечно, вызывать огорчение или недоумение у славянофильски настроенных людей, усматривающих в таких фактах национальное унижение. Однако это не более чем симптом комплекса неполноценности, ибо на деле тот факт, что "русское" не умещается в этнических рамках и предстает как цементирующая основа огромного субконтинента Евразии, вполне уместно воспринимать в качестве неоспоримого повода для национальной гордости русских...
Но суть дела, конечно, не в "оценочных" суждениях, которыми, увы, главным образом и оперируют противники евразийства, - как славянофильские, так и западнические. Первые "недовольны" тем, что русские так и не объединили славян, и, далее, не возглавили чаемую мощную славянскую цивилизацию; вторые же горько сетуют, что русские все никак не превратятся в народ западного типа.
Таким образом, обе эти идеологии в конечном счете оценивают тысячелетнюю русскую историю "неудовлетворительно" или, иначе говоря, считают ее, по сути дела, "ошибочной"...
Однако при беспристрастном, взвешенном и разумном обсуждении этой проблематики естественно напрашивается вывод о том, что объявление многовекового пути великой страны "ошибочным" представляет собой чисто субъективистское решение; оно не более основательно, чем не раз имевшие место претензии объявить "ошибочной" всю историю человечества в целом или даже "историю" Вселенной вообще... Поэтому уместно утверждать, что и славянофильская, и западническая концепции в их наиболее последовательных выражениях являют собой опыты сопоставления (и противопоставления) реального исторического бытия России с чисто субъективными "идеалами", а не плоды объективного осмысления этого реального бытия.
"Превосходство" евразийской концепции проявляется уже в том, что она не зиждется на "оценочности" и не ставит истории России "неуды", а в то же время не превозносит ее ни над Европой, ни над Азией, видя в России Евразии не нечто "лучшее" (или "худшее"), но другое.
Правда, на начальном этапе формирования евразийской школы подчас толковалась как "ошибка" всепоглощающая (будто бы) устремленность Петра Великого на Запад. Но позднее евразийцы - прежде всего П. Н. Савицкий осознали, что их понимание деятельности Петра односторонне, ибо односторонний характер имело, как правило, освещение этой деятельности в предшествующей историографии. И в написанном П. Н. Савицким в 1933 году обзоре "Проблемы русской истории" (см. изданную в 1997 году С. Ю. Ключниковым антологию "Русский узел евразийства") показано, что Петр, утвердив свои отношения с Западом (включая победу над шведской экспансией), интенсивно обращает свою политику к Востоку - к Закавказью, Средней Азии, даже к Китаю.
Евразийская проблема, конечно же, далеко не исчерпывается сказанным, но дальнейший разговор о судьбоносных исторических событиях и их осознании в русской мысли, надеюсь, сделает общую постановку вопроса более ясной и определенной.
ЛИТЕРАТУРА
1. Трубецкой Н. С. Европа и Человечество. София, 1920.
2. Там же.
3. Чаадаев П. Я. Полн. собр. соч. Т. 2. М., 1991. С. 541.
4. Дружба народов, 1995, № 12. С. 137.
СКЛОНЕН ЛИ РУССКИЙ НАРОД К ФАШИЗМУ?
(1997)
В последнее время один из наиболее распространенных в прессе и самых настойчивых, даже настырных прогнозов - это прогноз о грозном наступлении "русского национализма" или даже "русского фашизма". Обращусь для примера хотя бы к опубликованной недавно в одной из московских газет статье на эту тему "эксперта Горбачев-фонда" Валерия Соловья. Избираю я это сочинение прежде всего потому, что его автор, по сути дела, является также соавтором изданного в 1994 году в Москве и активно пропагандируемого опуса с широковещательным заголовком: "Черная сотня. Происхождение русского фашизма. Прогноз американского историка и политолога: что ждет Россию завтра?" Титульный автор этой на столь многое претендующей объемистой книги Уолтер Лакер сообщает в предисловии: "Господин Соловей не только снабдил меня источниками, он ответил на мои бесчисленные вопросы. Я перед ним в неоплатном долгу. Некоторые разделы книги настолько же его, насколько мои". Как соавтор подобного сочинения В.Соловей, несомненно, представляет особый интерес (между прочим, в своей упомянутой статье он ни разу не употребил термин "фашизм", подразумевающий наиболее крайние проявления национализма, или, вернее, шовинизма - агрессивной нетерпимости ко всему инонациональному; можно предположить, что В.Соловей предпочитает писать о "русском фашизме" под псевдонимом "У. Лакер").
