Публий. Пятнадцать! Спорим?
Туллий. На твое снотворное.
Публий ([смешавшись]). Зато -- диаметр! И обрезанный. Десять сантиметров тоже, знаешь, не валяются.
Туллий. И не сократили бы, а увеличили...
Публий. Даже если только на десять?
Туллий. Даже если только на десять.
Публий. Ну и пшел ты... Не больно-то и хотелось... ([Раздражаясь.]) На твоем очке свет клином не сошелся. Подумаешь... Когда мы в Ливии когортой стояли, я одного араба знал. Так он за пару сестерциев в ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был, пространство экономил. А как клиент кончит, так он сморкался... От катара верхних дыхательных путей и помер.
Туллий. Лучше домой позвони.
Публий. Сам звони! Домой!.. Куда хрен вернешься. С таким же успехом в Грецию Древнюю звонить можно. Либо -- В Иудею Библейскую... "Домой"! Ты еще "мама" скажи. Я бы им урну эту уже сейчас послал. Они бы и проверять не стали. Для них "пожизненно" куда больший, чем для нас, смысл имеет. Потому что у них там жизнь происходит. А тут... Может, в шахматы сыграем...
Туллий. Шахматы мы, Публий, ... на Горация давеча обменяли.
Публий. А-а, совсем из головы вылетело.
Туллий. Меньше бы ты себя на тумбочку изводил.
Публий. Может, пофехтуем?
Туллий. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.
Публий. И то сказать... Неужто так всегда будет! Ведь -- до конца дней. А он еще когда наступит. При ихней диете... И когда наступит, тоже, говорят, не заметишь... Всегда. И через десять лет. И, может, через двадцать. И когда фехтовать уже сил не будет... Не говоря уже про шахматы. И вся камера будет... бюстов полна... То есть "всегда" -- это когда забудешь, сколько их сегодня было... с Горацием или без?.. И ведь уже завтра и забуду. Или послезавтра... Завтра-то, может, это и есть, когда "всегда" начинается. И может, оно уже наступило. ([Кричит.]) Я же не помню, сколько их вчера было! Шестнадцать? Четырнадцать? С или без Горация?.. От этого же можно с ума сойти!
Туллий. Затем нас вместе и посадили, чтоб этого не случилось.
Публий. ?
Туллий. Как в браке. И потом: они же на пленку записывают. И на два разделенная мысль всегда понятней... Не говоря о том, что не так ужасна.
Публий. Ты хочешь сказать, что мы тут... это... в назидание потомству... Как свинки морские?..
Туллий. Да нет же... Потом, свинки морские -- у них дара речи нет. Их же интерпретировать приходится... Бехейворизм называется... Да ни у какого потомства и времени не будет нами заниматься. Пожизненно все-таки... Просто некоторые мысли в голове не умещаются. Им, чтобы мыслью стать, больше чем один мозг требуется... Ум -- как это там? -- хорошо, а два лучше... Народная мудрость. Чтобы мысль до конца додумать... Теорию вероятности, например. Или это твое "всегда".
Публий. Но это значит... это значит, что мы как бы одним мозгом становимся. То есть с точки зрения мысли. Куда она укладывается, для нее и есть мозг. Правое и левое полушарие.
Туллий. Я лучше левое буду.
Публий. Но почему же тогда в одну койку не забраться?!! Ведь если один мозг, то и тело одно тоже!
Туллий. В том-то и дело, что одно тело может с ума сойти, а два нет. Во всяком случае, не от той же мысли.
Публий. Отказываешься, значит... А сам -- "одиночная камера, одиночная камера"!.. Одна мысль на двоих, да под одним одеялом -- вот и была бы одиночная камера!..
Туллий. Ну, твоим-то "всегда" хрен накроешься. Вдвоем тем более.
Публий. ?
Туллий. Потому что эгоист ты. Как все варвары. "Всегда" твое это -тебя только и касается. Ты же не про Время, Публий, думаешь: тебе себя жалко. А с жалостью к себе жить можно. Даже приятно. Дать тебе или не дать -- тебе все равно себя жалко будет. Даже если бы баба тебе дала, даже если бы [малчик]...
Публий. Да почем ты знаешь!?
Туллий. А чего же ты тогда ради в Ливии этой своей по бардакам шастал? Ведь баба же была. И этот, как его, Октавиан твой. Ведь не в Башне же был, а?
Публий. Хочешь сказать, что меня за аморалку...
Туллий ([продолжая]). Жалко тебе себя было всегда, вот что. И сейчас тебе себя жалко. И "всегда" твое только степень жалости к самому себе и выражает. "Ой, ведь так будет и завтра, и послезавтра. Ой, и вчера уже так было. Ой, я бедный-несчастный".
Публий. А сам! -- а сам! -- а ты-то, сам. ([Выпаливает.]) Ты помнишь, сколько тут вчера бюстов было?
Туллий. Понятия не имею. Какая разница? Пятнадцать. Шестнадцать. И вообще, лучше я буду левое полушарие...
Публий. А я вспомнил! Вспомнил! Четырнадцать их было!
Туллий ([обводя взглядом, полки и ниши]). Их сейчас четырнадцать; с Горацием.
Публий ([возбужденно]). Ага! ага! Потому что мы вчера Сенеку выписали, и он нам не понравился. И мы его назад отправили, из-за бороды. А сегодня Горация выписали -- и опять стало четырнадцать. Было четырнадцать, стало тринадцать. Потом опять стало четырнадцать. ([Хватается за голову.]) Что это я такое несу? Мне показалось -- их было пятнадцать?
Туллий. Успокойся, Публий. Сложение и вычитание. Какая разница. Просто производятся одновременно. А ты привык их совершать последовательно. Делов куча. Сколько было бюстов... Как вода в бассейне. Из двух кранов вливается, из одного выливается.
Публий ([упавшим голосом]). Никогда в толк этого не мог взять.
Туллий. Я тоже... Говоря о бассейне -- скупнуться что ли. На ночь-то глядя...
Публий. Но от этого же можно с ума сойти! Ведь их же -- бюстов -- все больше и больше становится! Их же еще больше будет!..
Туллий ([загадочным тоном]). Может -- больше. А может, и совсем не будет...
Публий ([недоуменно и настороженно]). Что это ты имеешь в виду?
Туллий ([спохватываясь]). Классики э-э-э... их вообще не так уж много. Римских во всяком случае. Раз-два, и обчелся.
Публий ([выкрикивая]). Пятнадцать!
Туллий ([продолжая]). Главное -- с императорами не путать. Энний, Лукреций, Теренций, Катулл, Тибулл, Проперций, Овидий, Вергилий, Гораций, Марциал, Ювенал. Главное -- с императорами не путать. Ни с ораторами, ни с императорами. Ни с драматургами. Только поэты.
Публий. Потому что мрамора мало.
Туллий. Ни -- с греческими. Ни, тем более, с христианскими. В твоем случае это особенно важно.
Публий. Почему?
Туллий. Потому что варвару всегда проще стать христианином, чем римлянином.
Публий. ?
Туллий. Из жалости к себе, Публий, из жалости к себе. Тебе же отсюда сбежать хочется. Или -- самоубиться. То есть тебе вечной жизни хочется. Вечной -- но именно жизни. Ни с чем другим это прилагательное связывать не желаешь. Чем более вечной, тем более жизни, да?
Публий. Ну и что? Чего в этом дурного-то?
Туллий. Да нет, разве ж я... что ты? ничего дурного в этом нет. Ровно наоборот. Более того, все это осуществимо, Публий: и сбежать, и самоубиться, и вечную жизнь обрести тоже. Все это, Публий, как раз возможно. Но стремление-то к возможному как раз для римлянина и есть самый большой моветон. А поэтому, душка Публий...
Публий. Как?! Как ты сказал? Ты имеешь в виду -- сбежать возможно? да? Ты сказал -- осуществимо... Я не ослышался?..
Туллий. Осуществимо, душка Публий, осуществимо. Все осуществимо. А пока...
Публий ([вскакивая, орет]). Каким образом!?! Как? Где? ([Безумно озирается, как бы в поисках выхода, как бы подозревая, что что-то проглядел; затем кидается к мусоропроводу, к двери лифта, к окну -- ощупывает стекло -бросается к клетке с птичкой, осененный как бы догадкой, но тут же разочаровывается, и т.п. 2-х -- не более -- минутная пантомима, на протяжении которой Туллий, заложив руки за спину а ля школьный учитель, разглядывает бюсты]). Как? Где? ([Возбуждение его гаснет.]) Брешешь, падло. Ни хрена это не осуществимо. Не в данной инкарнации. И не будь это пожизненно, начистить бы тебе рыло... Сука ты. Туллий; большая старая римская сука. Волчица. Ни стыда, ни совести. Над простым человеком дорываться. "Осуществимо, возможно..."
