Туллий ([не меняя позы]). На что поспорим?

Публий. На твое снотворное.

Туллий. Лучше на твое. Мое все кончилось.

Публий. Идет... ([До него начинает доходить смысл сделки, но ему лень додумывать.]) Да ты что... охренел, в самом деле... да если я проиграю -- т. е. если ты выиграешь, то...

Туллий. А пока, душка Публий, повторяй за мной: Энний, Теренций, Лукреций... Ну, давай!

Публий ([повторяет, загибая для счета пальцы]). Энний, Теренций, Лукреций...

Туллий. Катулл, Тибулл, Проперций.

Публий. Катулл, Тибулл, Проперций.

Туллий. Вергилий, Овидий, Гораций.

Публий. Вергилий, Овидий, Гораций.

Туллий. Лукан, Марциал, Сенека.

Публий. Лукан, Марциал, Сенека... Пятнадцать!

Туллий. Ювенал... эх, добавим историков. Плиний, Тацит, Саллюстий...

Публий. Плиний, Тацит, Саллюстий... спать -- хочется-а...

Туллий. Прими [снотворное]. У тебя же есть.

[Пауза, во время которой занавес на четверть спускается.]

Публий. Пожалуй. Пожалуй, ты прав. ([Прислоняет ладонь к пульту в изголовье; на экране вспыхивает: "Публий Марцелл, 1750-А"; затем Публий нажимает кнопку, и на экране вспыхивает: "Заказ -- Снотворное". Затем из отверстия рядом с пультом появляется, как пневмопочта, продолговатый цилиндр, в котором, когда Публий берет его в руки, раздается характерное тарахтение таблеток: Туллий следит за всей этой манипуляцией, как загипнотизированный. Публий произносит с видимым удовлетворением.]) Что ни говори, а мои отпечатки пальцев, Туллий, не твои отпечатки пальцев. ([Высыпает несколько таблеток на ладонь, подходит к стоящему на столе графину, бросает таблетки в рот и запивает их прямо из носика.])

Туллий ([глотая слюну]). Римские компьютеры... славятся своим гостеприимством. ([Закуривает.])

Публий ([уходит в нужник; раздается сильный шум падающей струи, затем -- звук спускаемой воды, сменяемый звуком воды из-под крана; Публий чистит зубы, полощет на ночь горло, приговаривая]). Катулл, Тибулл, Проперций, Вергилий, Овидий, Гораций, Катулл, Тибулл ([выходит из нужника, пересекает сцену по направлению к своему ложу]). Проперций, Овидий, Вергилий, Гораций. ([Садится в своем алькове, чтобы размотать сандалий, и, внезапно, в этой позе валится на бок и засыпает.])

[Пауза. После которой Туллий встает, направляется к алькову Публия в постель, все время косясь на цилиндр с таблетками. Берет этот флакон в руки, читает надпись на этикетке. Проглатывает слюну. Ставит флакон на место, смотрит в окно, там -- Луна и звезды. Пауза. После чего Туллий задергивает альков Публия пологом, направляется к нише; вынимает оттуда бюст, допустим, Вергилия и, кряхтя, перетаскивает его к отверстию мусоропровода и ставит его на то, что служит в камере обеденным столом -- этакая платформа с регулируемой высотой -- более или менее, как в больницах. Последующие 5--10 минут Туллий занят переноской бюстов из ниш и с полок и установкой их на столе. Он вспотел, запыхался; обнажает себя до пояса и, останавливаясь передохнуть, прислушивается к довольно громкому храпу Публия...]

Туллий ([выпрямляясь и утирая пот со лба -- прислушивается к храпу Публия]). Во человек клопа давит! В объятьях -- как его? -- Морфея. "Лесбия, где ты была? Лежала в объятьях Морфея... " Катулла, стало быть, первым и пустим. Во-первых, копия, и поэтому не жалко... во-вторых, уж больно популярен... на все языки переведен... И весу, как в императоре... Потяжелей Горация будет... Килограмм за полста потянет... И при ускорении в 9,81... да если 700 метров лететь... то сечке, конечно, кранты. Как, впрочем, и крокодильчикам. То есть, в лучшем случае, крокодильчикам мрамор придется жевать... А это разные вещи... Это тебе не фарш... Так можно и зубки испортить... И тут мы по ним еще Вергилием врежем. Тем более что портретное сходство посредственное... Да и кто его вообще видел. Может, даже и не он... Аноним... "Сами овечки в лугах поедать колокольчики станут / Чтоб в голубую их шерсть красить потом не пришлось..." Экая прелесть!.. Всей этой Энеиды бесконечной стоит. ([Пододвигает бюст Вергилия к отверстию мусоропровода.]) ...Тяжелый... однако поэт... Одно слово -- эпический... Нет, не хотел бы я быть крокодильчиком... Все-таки 35 000 килограммометров в момент приземления... Все-таки почти 500 км в час скорость. И -- по морде... Да еще если, скажем, Лукрецием... Тем более что ему, как спятившему, все равно... "Счастлив всякий, кто мог постигнуть причину явлений..." Уффф!.. хотя бы уже потому, что причина явлений настигает всякого, кто счастлив... или -несчастлив... Как это там... ([Декламирует.])

Вещи есть также еще, для каких не одну нам, а много

можно причин привести -- но одна лишь является верной.

Так, если ты, например, вдалеке бездыханный увидишь

труп человека, то ты всевозможные смерти причины

высказать должен тогда -- но одна только истиной будет.

Ибо нельзя доказать, от меча ли он умер, от стужи,

иль от болезни какой или, может быть, также от яда;

но тем не менее нам известно, что с ним приключилось

что-то подобное... Так говорить нам о многом придется.

Н-да... не хотел бы я быть крокодильчиком... Не разбавить ли это дело ([ворочает еще один бюст]) Тибуллом... Тем более что молодым умер... Все больше о девушках... Делия и т. д. ...Или -- Проперцием... Тоже, главным образом, про Цинтию... Кто вас теперь вообще, братцы, помнит... А еще лучше -- Сенекой... Тем более что -- самоубийца... Замечательная эта у него строчка про ссылку, когда он еще на острове этом своем -- Корсика, что ли? -- околачивался:

Здесь, где изгнанник живет вместе с изгнаньем своим...

Очень к местным условиям подходит... Ах, душка Публий, знал бы ты римских поэтов... Меньше бы нервничал. И снотворное тоже бы просто так отдал без торговли... как стоик. Не пришлось бы, зараза, вкалывать тут, как ишаку. И сечка бы функционировала нормально, и крокодильчики или там клубок змей -живы-здоровы. А так -- что? Луций Анней Сенека, даром что самоубился, должен канать вниз со скоростью 500 км в час... То есть делая почти 130 метров в секунду... И то же самое -- Лукан, Марк Анней Лукан, автор "Фарсалии"... отчасти, конечно, потому, что Сенеки -- племянник... и, конечно, потому что тоже самоубился, хотя и молодым... то есть сам вскрыл вены, чтоб Нерон не зарезал... Ничего это, между прочим, у него про вены эти самые:

...Никогда столь широкой дорогой не изливалася жизнь...

бррр, конечно; но -- здорово. Хорошие были в Риме авторы. Тяжелые только... Вот и ворочай их теперь только потому, что невежда и варвар считается, тем не менее, римским гражданином, и Тибериева реформа распространяется на него тоже, со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая снотворное. Пережитки республики все-таки... Ведь ни строчки из Марциала не знает, ни Ювенала, ни Персия -- а туда же: снотворное принимает... Ведь никакой душевной деятельности: одно пищеварение -- а вот поди ж ты, -- подай ему барбитурат кальция, и все! Демократия... И через это такие ребята ([жест в сторону бюстов]) носы и уши теряют!.. Эх! выпить, что ли. ([Направляется к амфоре.]) Посошок на дорожку. "Пьяной горечью Фалерна / Чашу мне наполни, [малчик]..." ([Отходит, наполнив стакан, в сторону.]) Ну-с, классики. Отрубленные головы цивилизации... Властители умов. Сколько раз литературу обвиняли в том, что она облегчает бегство от действительности! Самое время воспринять упреки буквально. Пора спуститься с облаков ([распахивает дверцу мусоропровода]) на землю. От звезд, так сказать, восвояси к терниям. В Тибра, точнее, мутные воды. Как сказано у поэта...

[С этими словами Туллий принимается спихивать один за другим бюсты классиков в отверстие мусоропровода. В камере остаются только два бюста -Овидия и Горация. Туллий запихивает в мусоропровод матрац, подушки и, пятясь раком, сам пролезает в отверстие.]

Туллий ([обращаясь к оставшимся бюстам]). Вас все-таки жалко. Ты же, небось ([похлопывает по темени Горация]), еще и обжиться тут не успел. А ты ([к Овидию]) ...как это там... Нек сине те, нек текум вивере поссум. Ни с тобой, ни без тебя жить невозможно... Что да, то да. ([С этими словами Туллий зажимает нос и исчезает в мусоропроводе.])