Можно ли считать бегство княжеского семейства из Твери проявлением малодушия? Едва ли. Точно так же поступали в безвыходных положениях многие русские князья XIII – XV веков, включая и таких безупречных бойцов, как Дмитрий Донской и Владимир Андреевич Храбрый. Конечно, тут не обошлось без некоторой доли эгоизма, органически присущего знати всех времен и народов. Не следует забывать и о том, что война в древности носила во многом личный характер. Один правитель мстил другому за подлинную или мнимую обиду. Жертвами этой мести становились прежде всего подданные. Такое положение дел считалось нормальным, естественным. Теология давала ему свое объяснение. «За государьское согрешение Бог всю землю казнит», – утверждал известный церковный публицист XV века игумен Иосиф Волоцкий (33, 176).
Личный характер средневековых войн часто заставлял того, кто не имел достаточно сил для защиты, уходить подальше от своей земли, подобно тому как некоторые птицы, завидев ястреба, летят в сторону от гнезда, надеясь увлечь его за собой и спасти тем самым свое потомство. Уходя за пределы досягаемости, преследуемый тем самым приближал конец войны, лишая ее самого увлекательного – азарта травли и погони.
В то время как тверская знать рассаживалась на новые, безопасные гнездовья, над занесенной снегом тверской землей уже стелился горький дым пожарищ. Летописи очень кратко описывают погром, произведенный Федорчюковой ратью. Возможно, это следы работы московских редакторов XV – XVI веков, не желавших вспоминать о таких темных пятнах в биографии основателя могущества Москвы, как участие в татарском погроме. Но факт остается фактом: Иван Данилович вместе с татарами опустошал тверскую землю. Тверской летописец, сообщая о нашествии татар зимой 1327/28 года, замечает: «С ними же Иван Московский грядя-ше и вож (то есть проводник. – Н. Б.) им на грады тверскыа бываше» (24, 466).
Эта лаконичная фраза клеймит князя Ивана Даниловича кровавой печатью Орды. Но в ней, как это часто бывает, смешаны два различных элемента: факт и его тенденциозное истолкование. Тверичи (а в их числе и тверские летописцы) ненавидели Калиту. В их изображении он «вож» (то есть провожатый, проводник, наводчик) татар и почти что главный виновник погрома Твери. Однако все это главным образом эмоции потрясенных горем людей.
Нет нужды идеализировать князя Ивана. Он был сыном своего жестокого века, и не просто сыном, а правителем, то есть человеком, заранее обреченным на грех. В самом его наследственном ремесле были неразделимо соединены добро и зло.
Но так ли черен был в действительности поступок Ивана, как изображает его тверской книжник? (А вслед за книжником – и множество позднейших историков!) Совершенно очевидно, что зимой 1327/28 года каратели, да и сам хан Узбек относились к русским князьям по принципу «кто не с нами, тот против нас». Уклониться от участия в походе на Тверь значило обречь свою землю на опустошение и своих людей на погибель. Ясно и то, что татары все равно разорили бы Тверь – с Иваном или без Ивана. Все русские князья ходили на Тверь, спасая свои собственные княжества, а также и свое положение как правителей. Эгоизм был до неразличимости переплетен здесь со здравым смыслом.
Что до роли Ивана как «провожатого» татар – то это явная гипербола. За сто лет владычества над Русью татары достаточно хорошо изучили дороги к ее городам. Да и городов-то в тверской земле было, собственно, всего два: Тверь на Волге и Кашин на речке Кашинке, притоке Волги. Дойти до них по рекам не составляло никакого труда. Суть же дела состояла в том, что князь Иван как старший среди участвовавших в походе на Тверь русских князей был, видимо, назначен ответственным за действия всей русской части Федорчюковой рати и в этом качестве был ее «вожем», командиром.
По рассказу летописца, тверской епископ Андрей (в действительности умерший еще в 1323 году, но оставшийся в памяти тверичей как мудрый и авторитетный владыка) убеждал князя Александра Михайловича не вступать в сражение с Федорчюковой ратью и не сопротивляться ордынскому царю, которого поставил над Русью сам Всевышний. Именно послушав совета иерарха, князь уехал во Псков. Узнав о том, что Александра нет в Твери, татары «отьидоша в свою землю» (24, 466).
Тверской летописец середины XV века выразил здесь общепринятое для того времени представление о том, что церковь удерживает князей от войны с ордынским царем, которого возвысил Бог. Следуя этим советам иерархов, князья, по натуре склонные к войне, спасают себя и свою землю от беды, от новых «казней Божиих».
Вглядываясь в логику суждений тверского летописца о восстании 1327 года, можно разглядеть и еще одну тенденцию. Мятеж тверичей, согласно летописцу, был направлен не против власти Орды в целом (ибо эта власть ниспослана свыше), а против «губителя христианства», «церковного борителя» воеводы Чолхана (24, 466). Господь руками тверичей и их князя истребил Чолхана за его гордыню. При таком понимании тверского мятежа князь Александр предстает не как богоборец, каким его изображали московские книжники Ивана Калиты, а как послушный исполнитель воли Божией. Так хитроумные тверские философы XV века примирили непримиримое: осудили идею войны против Орды, но оправдали князя Александра и своих горожан, поднявшихся с оружием в руках против «поганых».
Страшная Федорчюкова рать, напомнившая о разорении римлянами Иерусалима, отразилась в летописании всех крупнейших русских городов. Новгородская Первая летопись старшего извода (середина XIV века) в характерном для всего новгородского летописания лаконичном, но по-своему выразительном тоне так повествует о событиях 1327 – 1328 годов: «Того же лета, на Успенье святыя Богородица, князь Александр Михайлович изби татар много во Твери и по иным городом, и торговци гость хопыльскыи исече: пришел бо бяше посол силен из Орды, именем Шевкал, с множеством татар. И приела князь Олександр послы к новгородцем, хотя бечи в Новъгород, и не прияша его. Того же лета приела князь Иван Данилович наместникы своя в Новъгород, а сам иде в Орду. На ту же зиму приде рать татарьская множество много, и взяша Тверь и Кашин и Новоторжьскую волость, и просто реши всю землю Русскую положиша пусту, толко Новъгород ублюде Бог и святая Софья. А князь Олександр вбежа в Пльсков; а Костянтин, брат его, и Василии в Ладогу; и в Новъгород прислаша послы татарове, и даша им новгородци 2000 серебра, и свои послы послаша с ними к воеводам с множеством даров. Убиша же тогда татарове Ивана, князя Рязаньского» (10, 98).
Спасение своего родного города от татар новгородский летописец объяснил прежде всего Божьей милостью и покровительством святой Софии. (Во имя св. Софии был освящен главный храм Новгорода.) Земные причины спасения – посольство к татарам, уплата огромного выкупа – остаются для летописца реальностью, но как бы второго порядка: существенной, но не решающей.
По той же самой логической и теологической схеме (хотя и в иной окраске) представил эти события московский летописец. «Toe же осени (то есть осенью 1327 года. – Н. Б.) князь Иван Данилович Московский в Орду пошел. Toe же зимы и на Русь пришел из Орды; и бысть тогда великая рать татарская, Федорчюк, Туралык, Сюга, 5 темников воевод, а с ними князь Иван Данилович Московский, по повелению цареву, и шед ратью, плениша Тверь и Кашин и прочия города и волости, и села, и все княжение тверское взяша и пусто сътвориша, и бысть тогда земли великая тягость и много томлениа, множества ради грех наших, кровь хрестианская проливаема бываше от поганых татар, овых в полон поведоша, а другиа мечи изсекоша, а иныа стрелами истреляше и всяким оружием погубиша и смерти предаша, а князь Александр побежал с Твери в Псков... Того же лета убиша князя Ивана Ярославичя Рязанскаго. Великий же Спас милостивый человеколюбец Господь своею милостию заступил благовернаго князя нашего Ивана Даниловичя и его ради Москву и всю его отчину от иноплеменник, от поганых татар» (25, 90).
Согласно московскому летописцу, Москву спасла прежде всего милость Спаса, его благосклонность к благочестивому князю Ивану Даниловичу. Вероятно, этот летописец, столь чтивший Спаса, жил в Спасском монастыре, основанном в московском Кремле в 1330 году Иваном Калитой.
