Потом все эти дремотные видения соскучившегося по новизне мозга наконец-то теснятся прочь протиснувшимся в настоящее будущим. Это будущее имеет достаточно странный, но вовсе не экзотический для данного региона вид.

Возле вскрытой камеры Германа Минакова стоят, переминаясь с ноги на ногу, пятнадцать вооруженных негров. Все они улыбаются. Вообще-то это вполне может предвещать что-то не слишком хорошее.

Нужно обладать очень нестандартным воображением, дабы разглядеть в такой картине наступившее будущее.

В эпоху всеобщей деградации нравов и противоестественной морали (правда, СМИ утверждали, что это и есть естественное состояние) коммандер Рекс Петтит имел настоящую семью. Жена – одна, детей – двое. Совсем не наоборот. Опять же жена была только на пять лет моложе, а не на тридцать. К тому же разного с самим Рексом Петтитом пола. И все еще первая. А вот дочь тринадцатилетняя. Во время вахты, в отвлеченных от службы раздумьях, коммандеру было о чем поволноваться. Сын маленький – всего пять. Так что тоже повод для тревог, но не по поводу нравственности и деструктивных факторов школы и улицы, а с точки зрения агрессивности опасных для детей микробов.

Сегодня Рекс Петтит нарушил свою традицию. Вести о происходящем в стране кавардаке докатились даже до его корабля. Правда, пока только через стереоэкран. Заполненный китайцами рынок, может, и функционировал, но слишком хотелось узнать, что там с семьей. Пробок в этот день было меньше, впрочем, как и машин, а кроме того, в некоторых местах блокирующие зажигание на «красный» светофоры оказались отключены. Может, и зря. Никак нельзя было не заметить, как некоторые машины шустрят напрямую по тротуарам. Это было из рук вон, и черт знает, где дрыхли дорожные полицейские. А в одном месте коммандер пронаблюдал драку. И не какую-то мелкую потасовку. Кое-кто из участников орудовал стальными прутами; бились стекла витрин.

Рекс Петтит не в шутку удивился. Он нарушил свои правила и всегдашнее инкогнито – позвонил домой. Никто не отозвался. Ну что же, жена могла убыть за покупками: в условиях наблюдаемого вокруг хаоса стоило набить холодильники до отказа. Благодаря незабвенному министерству и его заботе о достойном вознаграждении за выслугу лет и прочее, семья, в отличие от многих, могла позволить себе иметь две машины. Как рассказывают старожилы, в давние «золотые» времена восьмидесятых-девяностых это считалось нормой, так жила вся Америка. При звонке на «мобильник» тоже никто не отозвался. Он набрал номер дочки, точнее ввел имеющийся в памяти телефона код. Эффект снова оказался нулевым. Похоже, сегодня плохо работали не только полицейские. Может, параллельно всему проводится массовая забастовка работников связи? Такую «мелочь» вполне могли не упомянуть в новостях, ведь здесь не имелось пикантных подробностей половой жизни сенатора с любимой собакой колли или чего-то сходного.

Неплохо было бы прозвонить кому-нибудь из знакомых для полного подтверждения гипотезы. Однако коммандер Рекс Петтит почему-то не стал этого делать. Он прибавил скорость. Его на две трети оплачиваемый флотом дом находился ближе к окраине.

– Ты, Герман Мина… Минак..? – спросило его тогда одно из улыбающихся черных лиц.

– Да, я Минаков, – согласился Герман, раздумывая, что будет дальше. Ибо если бы на пятнадцати неграх наличествовали полицейские регалии, все бы не так уж сильно отклонялось от привычности, а тут… Может, они все разом из какого-нибудь ФБР? И вся их цветастая одежда просто маскировка?

– Вот и хорошо! – сказало неизвестное черное лицо, улыбаясь еще шире. – А я Великий Бенин.

– Что? – автоматически переспросил Герман.

– Великий Бенин – имя такое, – пояснило темно-фиолетовое лицо, продолжая все так же цвести.

– А, имя такое, – понял несколько сбитый с толку Минаков, все еще продолжая подозревать себя в не слишком достаточном знании английского. Может, какие-то нюансы американского диалекта?

– А это Дикси Чад, – улыбающееся лицо указало на другое такое же. – А это Джозеф Конго. А это…

И оно перечислило очень много названий всяких существующих ныне, а также давно развалившихся стран Черного континента Африка.

Я в сумасшедшем доме, констатировал Герман Минаков, но не стал докладывать об этом вслух. Когда представление (в прямом и переносном смысле) закончилось, он тоже стал улыбаться. Было от чего. Особое впечатление произвел на него Петр Замбия. И понятное дело, не лицом – Герман даже не выделил его среди единообразных.

Много после Минаков скептически отнесется к своему тогдашнему удивлению. Ибо однажды к нему обратится с просьбой солдат из соседнего «племени».

– Мой друг и брат, – скажет ему молодой черный парнишка восемнадцати-двадцати лет от роду, – не позволишь ли ты и мне принять фамилию Минаков? Я обязуюсь не запятнать твое имя грязью, а только прославить его пролитой кровью врагов.

– Не подведешь, брат? – уточнит тогда на всякий случай Герман.

– Не сомневайся, соплеменник. Кровь бледной погани будет литься ведрами.

– Ну что ж, пускай, – пожмет плечами бывший африканский коммандос Минаков. – А как теперь будет звучать твое полное имя?

– Последнее время я звался Самьюэл Гана, а теперь…

– Наверное, Самьюэл Минаков? – прикинет Герман.

– Нет, Самьюэл я звался уже долго, – пояснит «соплеменник». – Теперь буду зваться Гана Минаков. Ведь Гана – это хорошая маленькая страна, правильно. И кроме того, по первой букве оно похоже на твое имя, брат Герман.

– Ага, – кивнет тогда Минаков, более не обладающий эксклюзивной для Северной Америки фамилией.

Но этот случай находился покуда в неизвестности будущего, и значит, пока можно было преспокойно дивиться небывалому настоящему.

– Все мы братья, – поведал ему тогда улыбающийся Великий Бенин.

– Настоящие? – искренне не поверил русский человек Минаков. Он уже не был убежден, что отдельные негритянки не способны рожать до пятнадцати детей в пару-тройку заходов.

– Да, мы настоящие братья, – кивнул ему Великий Бенин. – И ты тоже можешь стать нашим братом.

И тогда Минаков счел за должное некоторое время помолчать.

Ему повезло, что он не обнаружил сына.

Зато неладное он почувствовал сразу. Да и как было не почувствовать? Весь его район преобразился. По дорожкам, навстречу и поперек, мигрировали по ветру рваные, редкие ныне одноразовые пакеты. У нескольких домов были выбиты стекла, а в одном месте валялась изрядно покореженная металлическая дверь. Мусор наличествовал везде. Было кое-что и похуже, но на пути к цели он такое не заметил: может быть, психика не подготовилась воспринять. Это были два застреленных человека. Они лежали чуть в стороне, на захламленном бетоне, и возможно, только с возвратного хода, с нового ракурса, их получалось засечь случайно.

Возле дома он понял, что здесь уже кто-то побывал. Сердце екнуло, и вспучился в голове пузырь догадки о причине отказа телефонов. Он пожалел о сданном на хранение вахтенному пистолете. Оттягивающая пояс пятнадцатизарядная «беретта» могла бы сейчас добавить уверенности. Однако тут было не время и не место переживать за себя. Перед взрослым, опытным человеком всегда маячат подводные рифы куда более страшных вещей. Он прошел по усыпанной стеклом дорожке без всякой дрожи в коленках. Только в черепе заметались в мерцании ужасы и надежды. Последние проиграли, когда он тронул расстрелянный автоматной очередью входной запор.

Он нашел жену, а потом и дочь. Каждую в собственной спальне. Обе были изнасилованы и с многочисленными кровоподтеками. Пульс не прощупывался.

Он хотел вызвать полицию. В неком трансе, забыв о карманном «мобильнике», шарил в зале в поисках домашнего телефона. Обнаружил сплющенные, нефункционирующие обломки. Вспомнил о карманном. Но затраченные секунды не прошли зря – где-то внутри все еще по странности невыключившегося мозга произошло некое переключение. Он еще не принял решение, но уже знал, что выработанные цивилизацией рефлексы устарели. Он дал отбой еще до того, как далекий полицейский компьютер зафиксировал вызов.