Три четверти лжи заключалось в том, что я сказала Ральфу, будто показ состоится поздно вечером, поэтому мне придется провести ночь в Кентербери. На самом деле показ был назначен на двенадцать дня, вот почему я так торопилась, глотая куски медузы, приготовленной Магдаленой, и размышляя о том, как бы и с чем скормить затем эту еду Фатве.
– Еще не знаю, в какой гостинице остановлюсь, дорогой, – сказала я Ральфу. – Ты в любом случае приедешь с репетиции поздно, так что нет смысла звонить. Увидимся завтра.
Я была потрясена тем, как хладнокровно и гладко могу лгать.
Ральф кивал, мысли его были целиком заняты «Дядей Ваней».
Затем я поднялась наверх собрать вещи. Вынула из шкафа соблазнительный туалет номер один – то самое платье, которое испытала на Ральфе несколько недель назад. Причем с таким успехом, что это едва не вернуло наш брак к исходным позициям. Платье от Сони Рикель, достаточно скромно прикрывавшее живот и с коротенькой черной юбочкой, расшитой золотыми бабочками. Гейл, настоявшая, чтоб я надела его тогда, прекрасно понимала, что я надену его и сегодня, пусть даже совсем ненадолго. Ведь не зря же она не далее как вчера заявила, что считает себя прирожденной сводницей, и при этом еще так многозначительно покосилась на меня. Что несколько противоречило ее неоднократным призывам: «Будь осторожна!»
У меня не было ни малейшего намерения быть осторожной, и Гейл это понимала.
Может, она имела в виду совсем другое? «Не упади, не споткнись»? Но как прикажете соблюдать осторожность, если у тебя роман и ты собираешься отдать себя возлюбленному всю без остатка? Ведь роман – это не капиталовложение, когда делаешь взносы и знаешь, что основной капитал остается нетронутым… В любом случае я уже не ребенок. Не новичок. И вовсе не собираюсь бросаться к ногам Джоша со словами: «Бери меня, топчи ногами. Люби меня, или я покончу с собой!» Мне уже почти двадцать девять. У меня есть муж, у меня есть дочь. У меня наконец есть своя жизнь, которая столь чудесно преобразилась и станет совсем полной, если у меня будет и любовник. Мужчина, который будет обожать, желать, трахать меня, смеяться вместе со мной! Двойная жизнь без всякого чувства вины, взаимных обвинений, требований верности. Итак, я отдаю себя в руки Джошу… Почему бы нет?
Но, Анжела, тут же спросила я себя, как, интересно, это у тебя получится?
Я не знала и не хотела знать. Хотя бы сегодня предпочитаю витать в облаках.
И с этой мыслью я снова полезла в шкаф. И достала серую паутинку, подаренную Данте Горовицём. У меня ни разу не хватило смелости надеть ее. Но, возможно… возможно… когда Соня Рикель с золотыми бабочками проделает подготовительную работу, затем, уже за кофе и бренди, я смогу удалиться в ванную, раздеться, накинуть эту паутинку, и ничего больше на мне не будет… И я уже чувствовала прикосновение рук Джоша, нежно стягивающих с меня эту паутинку, видела, как она бесшумно оседает на пол. А потом на пол летит его одежда. А потом…
Я положила призрачный наряд поверх других вещей и закрыла чемодан. Я улыбалась. Я не могла не думать о том, что если не считать Ральфа и того давнишнего банковского служащего, вечно шелестевшего своими бумажонками, я ни разу не видела мужского члена. Выскочила замуж в восемнадцать, этим и ограничилось. Но теперь, в возрасте уже почти двадцати девяти, разве я не чувствовала себя обделенной в этом смысле? Ведь мужчины, к примеру, все время видят женские груди – на пляжах, на страницах журналов, в чужих окнах, на демонстрациях мод! А где ты увидишь пенис, не говоря уже об эрекции? Все же они не в меру стыдливы, эти мужчины! Или же просто предпочитают скрывать реальность под мифом в надежде, что если застигнут тебя где-нибудь в темноте, ты не заметишь разницы?
Продолжая строить догадки об анатомии Джоша, я вела машину по автостраде М-25 и настолько увлеклась своими размышлениями, что проскочила поворот на Кентербери. И вместо этого въехала в туннель. Нет, решила я, все эти фрейдистские символы и штучки завели, пожалуй, слишком далеко, причем в буквальном смысле. И я постаралась выбросить из головы ночные мечтания и целиком сосредоточиться на насущных дневных проблемах. В Кентербери!
Я понятия не имела, что буду там делать и зачем меня пригласили. Прежде мне ни разу не доводилось присутствовать на показах мод, и я бы ни за что сюда не поехала, если б не необходимость обеспечить себе алиби. На обратной стороне карточки с приглашением была маленькая карта, так что найти нужное место не составляло труда. Особняк Горовица находился в деревне, невдалеке от города, и назывался «Дом старого викария». Снаружи он выглядел вполне пристойно и даже мрачновато, и, подъезжая, я уже воображала себя старым пастором, заехавшим в прежние свои владения с сентиментальной целью проведать, как живут новые их обитатели.
И очень скоро поняла, что пастор бы немало изумился, обнаружив, на что похожа его новая паства. У дверей меня вежливо приветствовал мужчина, на котором не было буквально ничего, если не считать маски на лице и голубой ленточки, кокетливо обвязанной вокруг пениса. Вот уж не думала, что мечты мои сбудутся так скоро да еще при свете дня! Неудивительно, что вход строго по приглашениям. Но приглашениям на что?.. Любопытство пересилило страх и желание немедленно развернуться и уехать.
Анжела, твердо сказала я себе, это всего лишь малая часть, штришок изумительно богатой и разнообразной палитры жизни! Так что не робей!
И я не робела. Я даже набралась смелости и поздоровалась с мужчиной с ленточкой на пенисе. А затем прошла в главный салон. К этому времени я ожидала уже чего угодно и была несколько разочарована тем, что никакой римской оргии здесь, похоже, не наблюдалось и что все присутствующие носили некое подобие одежды, хотя пастор, без сомнения, не счел бы ее за таковую. И на обычную демонстрацию мод, где по подиуму семенят модели, а на хрупких золоченых стульчиках примостились толстые дамы, это тоже не походило. Окна и стены были от потолка до пола завешены черной тканью. Откуда-то из этой черноты невидимые глазу люди издавали какофонию диких визгов и криков. Эти звуки джунглей перемежались громким, учащенным дыханием, какое мог издавать разве что какой-нибудь миссионер, преследуемый племенем каннибалов, или же парочка, достигшая оргазма. Трудно было понять, что именно из двух. Лампы, находившиеся высоко под потолком, то ярко вспыхивали, то затухали, отчего помещение тут же погружалось в почти полную тьму. Затем вдруг вспыхнули и засияли огоньки – зеленые, красные, холодно-голубые, синие, призрачно-белые – и остались гореть. В воздухе густо пахло мускусом.
И тут же комната наполнилась экзотическими личностями. Они расхаживали, держа бокалы с шампанским в длинных пальцах, но не разговаривали, лишь оглядывали себя и других в высоких зеркалах, расставленных повсюду. Лично я видела себя в них раз десять – и всякий раз в новом освещении в зависимости от мигания огоньков. Мужчины – они были в большинстве – все до единого в макияже и пахли духами. Среди них оказалось несколько известных модельеров, впрочем, узнала я их с трудом. Женщины, бесцельно слонявшиеся по залу, походили на насекомых-палочников, с сосками вместо грудей. Должно быть, модели, догадалась я. Они лавировали и порхали в раздушенной толпе, точно некие потерявшие аппетит привидения, уставившись в никуда огромными невидящими глазами. В то время как мужчины глазели исключительно друг на друга и держались за руки. Похоже, все модели вылупились из одного кокона. Их истощенные тела прикрывали знаменитые паутинки Горовица – не хватало лишь паука, которого, по всей вероятности, отпугивали вспышки света.
Я спрятала лицо за бокалом с шампанским, чувствуя себя существом с другой планеты. И время от времени улыбалась.
Но никто не улыбнулся мне в ответ. Никто, похоже, вообще не замечал моего присутствия. И я испытала нечто похожее на облегчение. Ведь я просто не знала, о чем с ними можно говорить.
Вообще это довольно занятное ощущение – вдруг оказаться словно невидимкой. И в течение минут десяти я даже начала получать от этой тусовки своеобразное удовольствие, как вдруг заметила пару устремленных на меня глаз. Этот горящий взгляд, мессиански яростное лицо нельзя было спутать ни с кем. Оно принадлежало Данте Горовицу, самому маэстро. Я все еще пыталась сообразить, следует ли подойти к нему и поздороваться, как вдруг увидела, что он шагает через толпу прямиком ко мне, расталкивая по дороге девушек-палочников и раздушенных мальчиков. Выглядел он в точности как тогда, в магазине, и я чисто инстинктивно поняла, что у него на уме.
