– Эну, не бойся, – жужжал голос. – Говорит Форт. Робот телеуправляется. Эну, отвечай.
– Что? – выдохнула Эну.
– Откуда Толстый говорил со звёздными. Ответь мне.
– Откуда? – смятённая Эну привстала, озираясь. – Он там сидел... вон там его кабинет...
Боком, волоча упиравшегося участкового, паук засеменил к комнате хозяина и, поджав лапы к бокам, ловко просочился внутрь; там что-то упало, зашуршало – стебель с глазами согнулся над столом, пара лап переворошила мелкие вещицы на столе, выдернула ящики.
– Толстый, хочешь жить. Отвечай.
Хватка ослабла. Толстый вдохнул поглубже, как в последний раз.
– Что... ххх... что вам надо?!
– Связь. Немедленно. Ты сейчас говорил с кем-то обо мне. Я слышал.
– Всё улажено, отец Фойт, – заговорил Толстый торопливо, пока хватало воздуха. – Сегодня вас вывезут. Клянусь Небом!
– Ты сказал «буду с товаром». Кому ты меня продал.
– Никому, чтоб мне судьбы не было! Честные комиссионные...
– Не верю, – щупальца стали свиваться плотней. – Где связь. Эну, Эну, иди сюда, – позвал паук. – Прочитай мне, что тут написано.
Одолевая страх, Эну выскользнула из решётчатого загона.
– Это. И вот это. Ты грамотная.
– Ну да...
– Читай.
– «Оружейный шкаф. Правила пользования оружейным шкафом...»
– Больше не надо. Читай здесь.
– «Огнетушитель».
– Не надо. Откуда Толстый говорил со звёздными,
– Отец, я не видела!
– Где его связь. Передатчик. Ищи. Что это.
– «Только для служебных переговоров», – прочла она замасленную пальцами наклейку. – «Зональная полицейская сеть».
– Здесь.
– Семь, четыре, сорок, восемнадцать, добавочный Шая. Милая, любимая...
– Это связь, – прохрипел Толстый, – код входа... Я соединю... Если вы меня отпустите... Мне надо семь-восемь минут...
– Отец, он врёт! – завизжала Эну. – Он вызвал солдат! они сейчас придут! Надо бежать, отец!!! Они друг с другом говорят через браслеты!
Паук щупальцами вздёрнул Толстого над полом; тот засучил ногами, пытаясь хоть на что-то опереться, лицо его посинело, кожу стало заливать чернильными пятнами, глаза выпучились и закатились вверх.
«Нельзя, – остановил себя Форт. – Нельзя! Мне за одного-то отвечать не знаю сколько; хватит на себя грехи навешивать. Остынь, парень...»
Встряхнув участкового пару раз, он опустил его ногами на пол.
«Буду с товаром» может означать многое, но слишком похоже на работорговлю. Наивно думать, что этот бизнес умер и похоронен в учебниках истории. Это – живое сегодня Галактики. Людей крадут и продают, и далеко не одних девушек. Обученный пилот дорого стоит, а пиратам достаётся дёшево; не раз приходилось слышать, что кое-какие корабли иномирян водят рабы-земляне.
– Ключ, – потребовал паук. – Ключ от клетки.
– Он в замке! – поспешно подсказала Эну.
Лапы стремительно обыскали Толстого, выбрасывая всё из карманов. Плазменный резак сменился роликом призрачной клейкой ленты; полминуты не прошло, как обмотанный участковый, мыча залепленным ртом, оказался на месте Эну.
– Их двое, Шук сказал, – паук перебирал ногами, подыскивая себе место за барьерами. Открытое пространство у двери ограничивали три загородки – одна, до потолка, заслоняла от входящих клетку, другая – вход в кабинет и какую-то дверь, третья – стол дежурного.
– Солдат – двое, – Эну залегла между барьером и клеткой, прикрывая голову руками; она была убеждена, что вот-вот начнётся пальба. – Но есть помощники, они форму не носят. Семеро. Они с дубинками, даже без хлыстов.
«Девять. Лишь бы не одновременно, – подумал Форт. – И, если не повезёт, против меня два лучемёта. Скверная история. Помолимся, чтобы их браслеты не дозванивались до центра, где живёт спецназ».
– Молись, – велел он Эну. – Погромче.
– Ааа... зачем?! – приподнялась она на локтях.
– Для разнообразия, – скрипнул паук. – Делай, что говорю.
– По-красному или по-белому?
– По-быстрому, – Форт через сейсмический датчик автомата отследил шаги снаружи здания, и эти сотрясения приближались.
– О Небо, единственное и необъятное, воззри на мир людской глазом светоча Своего... – запричитала Эну «покаянную» с плаксивыми нотками, и Канэ Тэинии, вошедший по старшинству первым, в недоумении остановился, перейдя порог – что за нелепица? за барьером молится мункэ и доносятся мученические звуки, словно кто-то куском подавился...
«Конечно, лучше бы ей сплясать на середине, это зрелищнее, – размышлял Форт, готовя автомат к броску, – но подставлять её не следует».
– Командир?.. – озираясь, Канэ прошёл глубже в приёмную; за ним заглянул в участок и молодой Муа.
Толстый с горечью понял, что не довёл пуговицу до второго деления – «вызов всего состава».
Тяжёлый удар подошв робота и вопль Канэ означал, что многоногое страшилище выпрыгнуло из укрытия.
Той ночью на ТуаТоу отнюдь не во всех отделениях полиции бесчинствовали роботы.
Ночная сторона планеты почти на двадцать часов погрузилась в элуэ-мои, «тёмную жизнь». Огромное большинство жителей с облегчением сбросило груз дневных забот и предалось сну в надежде, что утром дробь будильника застанет их посвежевшими и готовыми к новым мытарствам. Многим элуэ-мои присудила находиться при исполнении служебных обязанностей – благодать сна не простиралась на полицию, ОЭС, ночные смены на заводах и энергостанциях, умви, официантов и вышибал в местах увеселения, бригады неотложной медицинской помощи и срочного ремонта, валютные рынки и ряд правительских ведомств.
Иных лишили сна недуги, иные сами отказались от него. Выходили на промысел искатели чужого добра; мууны дарили любовь и ласки своим мункэ; затянулись далеко в ночь чьи-то споры и ссоры; сановные белодворцы и богобоязненные миряне искали в сводах Веры ответы Неба на вопросы смертных. В автономии Таомона продолжались захватывающие гонки машин трёх классов – отборочные перед всетуанскими – и фанаты прямой трансляции бесновались у стенных экранов, забыв о праве своих домашних выспаться по-человечески; полулегальный видеоцентр «Пряности Элуэ-Мои» предлагал эротическую программу «Цветок + Цветок», тоже находившую своих ценителей.
Не спали и в скромном храме Облачный Чертог, что на окраине города Гигуэлэ в автономии Хинко.
Храм – белостенное каре келий, молитвенных залов и трапезных – был возведён давным-давно и отличался скромной простотой убранства. Чистота побелки в нём не нарушалась плакатами или лозунгами, что ныне обычно для храмов Белой Веры. Здесь было малолюдно и тихо – заняты едва ли две кельи из каждых десяти, и настоятель велел для экономии не отапливать храм ночью. Если получивший убежище озябнет, он может взять у келаря напольную жаровню.
Облачный Чертог служил убежищем. Об этом свидетельствовали надпись над вратами и белодворские милиционеры в сторожке у врат; их сменщики коротали время в дежурке – по уставу полагалось укреплять Веру в душе молитвами, они же сосредоточенно резались в мак-сэк.
Жаровня в двенадцатой келье бездействовала, и Уле Эмэнии набросил на плечи одеяло. Заметив это, Чахлый Нию прервал монолог, чтобы спросить:
– Затопим?
– Зачем тратиться на эту роскошь? – ответил Уле. – Посидим и так.
– Посидим, – согласился Пономарь Оуа.
– Ты дальше говори, Чахлый, – подбодрил Нию Расстрига Лье, жующий зубочистку. – Языком согреешься.
– А что можно сказать? по-моему, яснее некуда. Профсоюз пилотов продержится месяц-другой, но выплаты из профкассы покрывают разве что треть их расходов. Это высококлассные спецы, жить впроголодь им непривычно, а у многих семьи, учёба детей стоит недёшево. Когда они прекратят забастовку – вопрос времени, а дело, считайте, уже решённое.
– Не думаю, – по слогам, немного нараспев, возразил Уле.
– Тебе ещё раз прокрутить отчёт юристов? – показал ему Чахлый кассету с записью.
– Что такое – позавчерашний отчёт? материал устарел. Тогда не было известно подробностей об аварии судна, нанятого «Вела Акин»...