Когда Мартин начинал нервничать, он серьезно прибавлял в размерах. Честно говоря, он мог дорасти до самого настоящего слона, – это выяснилось, когда Мартин только появился в Доме с Одной Колонной и впервые встретился с маленькой девочкой Диной, подружкой Джереми и Лу. Дина завладела сердцем Мартина, он нервничал и переживал, и несколько дней только и делал, что рос, рос и рос. В конце концов он сделал Дине предложение стать его женой, но Дина отказалась. Тогда Мартин стал ее верным рыцарем – и продолжал быть им до сих пор. Грохнувшись на пол с верхней полки, Мартин в первую очередь подумал: «Какое счастье, что меня не видит Дина!» В самом деле, предстать в таком виде перед дамой своего сердца было бы несколько унизительно. Во вторую очередь Мартин подумал: «Я, кажется, увеличился раза этак в два.» И только в третью очередь Мартин, наконец, подумал: «Матерь божия! ЧТО ЭТО БЫЛО???»

– Я фигею, – произнес голос с верхней полки. – Я шестнадцать лет тут торчу, и что в результате? Первый, кто меня видит – это какое-то плюшевое животное неопределенных размеров. Милый, дорогой, ау? Ку-ку? Ты действительно меня видишь?

Мартин осторожно посмотрел наверх. Глаза по-прежнему следили за ним с самой верхушки книжного шкафа, но теперь, немного успокоившись, Мартин обнаружил, что они прикреплены к какому-то телу. Тело напоминало меховой комочек рыжевато-коричневого цвета. У тела были круглые ушки и черный нос. Оно стояло на маленьких когтистых лапках, шевелило длинными белыми усами и разглядывало Мартина со смесью недоверия и разочарования. Мартин, возможно, был совсем не обычным слоном – маленьким, говорящим, немного помешанным на оладьях с джемом, – но уж плюшевым он никак не был и терпеть такое оскорбление не намеревался.

– Послушайте, господин хороший, – раздраженно сказал Мартин, поднимаясь с ковра, – я не плюшевый. Я болен и выгляжу не лучшим образом, у меня на шее повязан шерстяной носок, от меня разит… эээ… водкой и шерстяным носком, но я не плюшевый. У меня есть гордость. Я живой слон.

– А я мертвый хомячок, – бодро сказало существо на верней полке.

– Не понял, – сказал Мартин тоненьким голосом.

– Я мертвый хомячок, – приветливо повторил мертвый хомячок. – Меня зовут Эдуард-Ричард-Август Зеллвегер, младший, – но можно называть меня просто «Эразм» и не морочиться. Я умер шестнадцать лет назад. Меня с тех пор никто не видел. Ты видишь. Шестое чувство подсказывает мне, что это не случайно. – Проклятая болезнь, – с горечью сказал Мартин. – Еще вчера я ел печеные яблоки и издевался над тетенькой, говорящей глупости в телевизоре. Проходят сутки – и вот уже галлюцинации, бред, сумрачное состояние духа…

– Слушай, – раздраженно сказал Эразм, – Не пудри мне мозги. Ты меня видишь, это я уже понял. Существуют базовые правила. Теперь ты будешь мое это… орудие. Или как там. Будешь делать, что я тебе скажу. Шутка ли.

– А иначе что? – осторожно поинтересовался Мартин. Он вообще не очень любил что-нибудь делать, тем более – делать то, что ему скажут другие.

Мертвый хомячок стушевался. Похоже было, что он не готов к такой постановке проблемы.

– Нуууу… – протянул он. – А иначе я буду являться тебе по ночам. Завывать, греметь цепями, размахивать лохмотьями, что там еще положено.

– Ты меня прости, дорогой, – сказал Мартин, – а только правила действительно есть. Например, чтобы греметь цепями, ты должен был умереть в цепях. И в лохмотьях. Как ты умер?

– Это бестактный вопрос, – быстро сказал Эразм. – У нас, хомячков, вообще особенные отношения со смертью. Мы идеальные жертвенные фигуры. Смерть настигает нас, примеряя на себя самые неожиданные обличья… Мы…

– Я жду ответа, – строго сказал Мартин.

– Я утонул в поилке, – грустно сказал Эразм.

– Рехнуться можно, – сказал Мартин.

– Зато я сам прогрыз ее крышку! – встрепенулся мертвый хомячок. – И упал внутрь… – на этих словах он снова поник.

– Я имею дело с мертвым идиотом. – сказал Мартин.

– Я не был идиотом, – обиделся Эразм, – при жизни у меня был бойкий, нетерпеливый ум. В других обстоятельствах меня назвали бы отважным исследователем.

– Что ты исследовал в поилке? – поинтересовался Мартин.

– Я хотел выяснить, что за жидкость плещется у нее внутри.

– Ты пил эту жидкость, – медленно сказал Мартин. – Ты знал, что это вода.

– Когда эксперимент завершен, легко заявлять, что тех же выводов можно было добиться аналитическими методами, – раздраженно сказало привидение. – Короче, ты мое орудие – или допрос ведешь, гражданин начальник?

– Я не уверен, что я орудие, – сказал Мартин. – Зачем оно мне надо?

– А ради совести, – бойко ответил Эразм. – От тебя зависит, уйдет ли моя душа к благословенным тучным пажитям, где сухой корм, опилки и все такое, или будет и дальше шляться между «Мадам Бовари» и «Анной Карениной».

– А у тебя есть душа? – заинтересовался Мартин. – Ты же животное.

– Есть, – строго сказал Эразм. – Только маленькая. Она устала. Хочет идти туда, где нет конвоя, все дела. А у тебя?

– Не знаю, – пожал плечами Мартин. – Я клонированный. Этот вопрос решается в верхах.

– Мурыжат, значит, падлы, – резюмировал Эразм.

Мартин понял, что от мертвого хомячка ему уже не отделаться. Имело смысл сделать все, что потребует хомячок, как можно быстрее, и вернуться к нормальной жизни, в которой, дай бог, больше не будет мертвых хомячков. Мартину была крайне несимпатична мысль о том, что все происходящее – это еще одно проявление его уникальных особенностей, – как умение дорастать до размеров настоящего слона, если возникал повод беспокоиться. Он искренне надеялся, что ситуация с хомячком – разовая.

– Ну и что я должен делать? – мрачно спросил он.

В дверь постучали.

– Мартин, – строго сказал из-за двери голос Марка. – Я слышал звуки. Ты орал или звал?

– Я вопил, – скорбно сказал Мартин.

Дверь открылась. На пороге стоял недовольный Марк с деталями деревянного динозавра. Марк часто клеил деревянных динозавров, он очень любил деревянных динозавров и покупал такие специальные конструкторы, позволявшие склеить скелет динозавра по кусочкам. Склеенный Марком динозавр ставился на полочку, Марк звал домочадцев полюбоваться своей работой, все восхищались, Джереми покашливал, дальше сценарий всегда развивался одинаково:

– Что, Джереми? – спрашивал Марк, воздев очи горе.

– Нет, нет, – говорил Джереми голосом послушного мальчика. – Я только думал, что тебе будет интересна одна деталь. Это не велоцераптор, как написано у тебя на подставочке. Я бы, с одной стороны, назвал это животное «перецераптор», потому что у перебор в плане количестве ребер примерно в два раза. А с другой стороны – может быть, я бы назвал его «недоцераптор», потому что при такой длине хвоста, как у этого… э… достопочтенного игрового набора, то, что образованные люди называют велоцераптором, не смогло бы быстро бегать. Это бедное существо падало бы. Заваливалось вбок. Другие динозавры хохотали бы над ним. Тиранозавр бы его тиранил, плезиозавр, наверное, плезил, а уж птеродактиль при первой же встрече отдактил бы его так, что…

– Джереми!!! – не выдержав, вопил Марк, и дальше все зрители располагались поудобнее в ожидании любимого момента: Марк, схватив деревянного динозавра, прорывается к двери, Джереми заходит ему наперерез, Марк обходит противника, прорывается… Словом, все деревянные динозавры жили не в гостиной, как хотел бы Марк, а в спальне у него самого. Он протирал их тряпочкой и говорил, что Джереми добрый мальчик, но немного боится задействовать воображение. Сейчас Марк держал в руках очередного деревянного динозавра, уже с лапами, но еще без головы.

– Что случилось? – спросил он, глядя на поваленную лесенку и рассыпавшиеся по полу книги.

Мартин тяжело вздохнул. Он перевел взгляд с динозавра на верхнюю полку, Эразм немедленно показал ему крошечный кулачок, и Мартин сдался.

– Я вижу мертвых животных, – шепотом сказал он.