Еще меня просто бесили сосиски в целлофановой шкурке, которые давали в школе к завтраку. Сосиска была горячей, и целлофан с нее стащить было практически невозможно, а когда она остывала, то делалась невкусной или время завтрака заканчивалось, так что приходилось давиться этой чертовой сосиской. Ну и вообще, как можно варить сосиску в целлофане?!

Классную руководительницу я прекрасно помню. Мне кажется, я была влюблена в нее. Она была похожа на Татьяну Виденееву – худенькая, высокая, голос очень похож, манеры…

Но однажды она поставила мне двойку по труду, я долго сидела у нее в классе и просила не ставить мне эту двойку… Мне никак не удавалось сделать вертолет из конструктора. Я потом сделала его, дома. Положила вертолет в коробку из-под конструктора, долго прилаживала крышку, чтобы вертолет не рассыпался, потом запихивала коробку в сумку, чтобы донести это сделанное. А учительница сказала, что мне кто-то помогал. Как же я была разочарована!

Одноклассников помню… Мальчика Марата, который сидел рядом со мной. Так как я была «очкарик», я всегда сидела за первой партой. Помню мальчика Ваню, круглейшего отличника, он знал все, был очень начитанный, поэтому ему тоже всегда было скучно. А еще Иру, с которой поначалу были в контрах. Мы с ней дрались, она меня ужасно раздражала тем, что выкрикивала на уроках, не соблюдала установленный порядок. А однажды Ира пришла в школу и плакала, потому что ее дог проколол желудок куриной трубчатой костью и умер. И тогда я с ней подружилась. Я ее жалела после смерти дога.

Освобождение от школы наступало тогда, когда мы вылетали из школы и бежали собирать военные пуговицы на свалку. Свалка находилась за казармами, туда в какой-то момент выбросили кучу срезанных с шинелей пуговиц. Их там было очень много, этих пуговиц, они были разных размеров и цветов – посеребренные и позолоченные, со звездами. Мы лазили через забор на свалку и собирали эти пуговицы. Их было очень много, но в то же время нужно было поковыряться, чтобы их найти, так что каждый накапывал себе на свалке свою кучку пуговиц, личное сокровище.

Помню утро. Шум метлы дворника, птички чирикают, детские голоса… это малышня из детского сада, который около дома, на прогулку вышла. Значит, эти воспоминания относятся к тому моменту, когда я училась в третьем классе. Тогда у нас была вторая смена, и я вставала поздно.

Завтракали вместе, но без деда, потому что он уходил на работу совсем рано. Вставал раньше всех, ел и уходил на завод. До завода он всегда ходил пешком, а путь туда неблизкий, поэтому ему нужно было много времени.

До завтрака мама успевала подмести во всей квартире пол и прибраться. Потом мы вместе садились есть. Бабушка за стол с нами почти не садилась, готовила на всех, а сама перекусывала у плиты. Мама и мы с Надей – за столом. Как правило, мне давали яйца всмятку, бутерброд с маслом, чай с сахаром. До сих пор обожаю яйца, это моя страсть с детства.

Я очень любила, когда мама мне заплетала косы и вплетала туда банты. У меня был огромный мешок с бантами, где мама их доставала, непонятно. Тогда не было возможности разноцветные такие доставать. А у меня каких только цветов там не было! Особенно нравилось, когда мама вплетала сразу несколько лент – синюю и белую или белую и оранжевую. Я считала, что это просто суперкрасиво.

А еще я любила мамины сокровища. В углу в ее комнате стоял трельяж с ящиками, где хранились вся ее косметика и украшения. Я обожала там копаться. Помню, что у нее было любимое золотое кольцо с черным камушком. Такое маленькое. Она его очень любила, носила часто. Я все время не понимала, почему она его любит. Мне наоборот нравилось другое – большое золотое кольцо с большим рубином. Все эти «богатства» были доступны для нас. Даже когда мамы не было дома, мы играли с ее косметикой, с ее украшениями, и с золотыми, и не золотыми. Кроме того, все книги, которые у нас были, а их было достаточно много, тоже находились в маминой комнате. Там вдоль стены были составлены несколько книжных шкафов, поэтому получился один огромный шкаф. Я много времени проводила у этого шкафа, рассматривая книжки.

Когда мы жили в Москве, мама работала в милиции, в отделе по экономическим преступлениям. Я не знаю, был ли это УБЭП. Она не была следователем или дознавателем. Мама занималась работой с деньгами, есть такая функция – техническое описание денег, опознание купюр, их хранение, производство экспертизы. Вот такими делами. То есть у нее было какое-то звание, но она не занималась напрямую следственной работой.

Мама никогда не носила форму, она всегда одевалась очень хорошо.

Она очень многого достигла сама – содержала семью по полной программе: машина, дача, нормальный достаток. Но с другой стороны, как мне кажется, на нее очень сильное впечатление произвел первый неудачный брак, от которого у нее случилось двое детей. Причем Надя родилась почти случайно уже в момент развода. Мама долго решала – сделать аборт или оставить этого ребенка. Так она и осталась одна с двумя детьми. Я даже помню, что в доме периодически звучала именно эта формулировка «одна с двумя детьми».

Хотя она никогда не испытывала недостатка внимания со стороны мужчин. У мамы постоянно были романы, реально постоянно. Это ее нормальное состояние. Она проводила мужчин в дом.

Ее предыдущий любовник, дядя Миша, который был до моего отчима, он меня просто бесил. Они вместе работали, там и познакомились. Это было, когда только начали появляться компьютеры, я иногда приходила к нему в кабинет и на его компьютере играла. Один раз, мне было семь или восемь лет, он пришел пожелать нам с сестрой спокойной ночи. Когда дядя Миша увидел, что я сплю раздетая, без майки, начал требовать, чтобы я немедленно надела или ночную рубашку, или пижаму. Я говорю: «А я так не люблю, я сплю в трусах». А он свое – нельзя спать без майки. Почти довел меня до слез, потому что я никак не могла сказать ему, чтобы он отстал, а он настаивал, чтобы я надела что-нибудь сверху. Потом он исчез куда-то, ну в смысле из нашего дома, на работе у мамы я его иногда видела…

Помню отца. Одну сцену только помню, один образ. Мне было года четыре, потому что Надя уже была. Еще была совсем маленькая, только родилась. Отец тогда уже с нами не жил и, видимо, время от времени приходил к матери мириться. Я помню, как он стоял в дверях, а я в этот момент шла по коридору в свою комнату. Мама позволила отцу меня позвать, а я не пошла. Так и запомнила: отец стоит в проеме входной двери и зовет меня.

Потом никакая информация о нем была для нас недоступна. У нас не было его фотографий, мы не знали, где он живет. Да и сам отец не пытался наладить с нами связь, особенно после того, как мама вышла замуж и отчим удочерил нас. После этого то ли сами мама с отчимом, то ли кто-то из их знакомых навестили отца, устроили разборку и потребовали, чтобы он больше никогда не показывался.

Недавно Надя нашла семью отца – то ли его тетю, то ли его мать, которая помнила обо мне, но о существовании Нади не подозревала. Те родственники позвали Надюху в гости. Я не ездила. В общем, по разговорам стало понятно, что отец спился окончательно.

Они познакомились в 1989 году, мне на тот момент исполнилось девять лет. Мама сказала, что это произошло около какого-то метро, кажется, у нее что-то случилось с машиной, я точно не помню. Наверное, у нее сломалась машина, и он просто предложил помощь. Это было случайное знакомство, у них не было общего круга общения.

В какой-то момент мама сказала: «Я тебя познакомлю с одним человеком. Он очень хороший. Ты посмотришь сама и все увидишь». Помню, что мы с мамой поехали на машине до метро и там его забрали. Он сел за руль, она села рядом, и мы куда-то поехали, не помню куда.