- Точно, - подтвердил Ганя, - прямо ураган какой-то. И сам дождь сначала полил как из ведра...
Ганя учился "на физика", и ему можно было простить этот литературный штамп. Я спросил только:
- Сначала как из ведра, а потом утих?
- Почти сразу.
- А у меня наоборот: не стих, а превратился в стенку.
- Так не бывает, - протянул Ганя-реалист.
Я обозлился:
- Не бывает. Верно. А мы сейчас спим или галлюцинируем. Чему тебя учат, физик?
Ганя не отвечал, молча смотрел за окно. Сейчас он напоминал собаку-ищейку, которая только принюхивается: где след? Тонкий вздернутый нос его, казалось, еще заострился, а голубые глаза "выкатились" шариками.
- Слушайте, - сказал он, - а давайте-ка перелезем через барьер.
- Током ударит.
- Верно... - Ганя задумался. - Смотрите: у вас окна выходят на запад, а у нас на восток. У вас феномен стенки наблюдается, а у нас нет... - И вдруг заорал: - Парадное!
Дверь подъезда выходила туда же, куда и мои окна. По теории, ни войти, ни выйти из нее сейчас никто не мог.
Но теории далеко не всегда подтверждались практикой. Истина, конечно, банальная, но ведь и банальную истину никто не отменял. Толкая друг друга, мы выскочили на площадку, сбежали по ступенькам и затормозили у выхода, где на стуле восседала с вязаньем лифтерша тетя Варя и смотрела на улицу сквозь открытую дверь подъезда. А видела она все тот же двор, тот же гараж с амбарными замками на воротах, тех же мальчишек, гоняющих босиком по лужам, тот же дождь, который неспешно моросил, булькал пузырями на асфальте. Короче, видела тетя Варя то же, что и мы: ни тебе "стены мрака", ни тебе "занавески с током". Все обыденно, привычно: гуляйте по лужам, дорогие члены жилкооператива!
- Дождь-то какой хороший, - сказала тетя Варя. - К грибам дело...
- Уж и хороший... - провокационно усомнился Ганя. - Это он сейчас к грибам, а пять минут назад какой потоп лил!
Тетя Варя удивленно на него посмотрела, спросила сварливо:
- И где же это ты потоп видел?
- За окном, - сказал Ганя, - где ж еще...
- Над отцом смейся, - обиделась тетя Варя. - Он тебе посмеется ремнем по заду. Тогда про потоп и ври...
Я решил вывесить белый флаг примирения.
- Поздно его ремнем-то. Не исправишь уже... - Я вздохнул лицемерно: Теперь ему одна дорожка - в науку.
Ганя хихикнул и пошел под дождь. Я вышел следом и сказал наставительно:
- Старших надо уважать. Ты понял, физик?
- Нет, - отмахнулся Ганя. - Я другое понял: мы с вами стали жертвами наведенной галлюцинации. Смотрите.
Я посмотрел. И увидел два окна моей квартиры, облупленный заборчик лоджии, за стеклом на подоконнике стопу старых рукописей.
- Или стенки не было, - подытожил Ганя, - или она рассосалась. Третьего не дано.
Безапелляционность Гани меня почему-то расстроила: мне хотелось "третьего", которого "не дано". Странное все-таки существо человек: все устроилось, все само собой разрешилось, никаких тайн, никакой фантастики живи спокойно. Ан нет, обидно: как так "никаких тайн"? Только что была, сам щупал, а теперь исчезла? Не выйдет, граждане, подайте мне сюда мою тайну, а я уж в ней разберусь.
Я перелез через невысокий штакетник и подошел прямо по газону к своему балкону. Может быть, я хотел влезть на балкон, может, еще что-нибудь - не знаю, не спрашивайте. Только протянул руку, пытаясь ухватиться за барьер, и... наткнулся на стену. То есть это я потом понял, что на стену, а тогда лишь почувствовал, что мне что-то мешает. Как будто перед моими окнами вровень с торцом дома выросла не видимая глазом преграда. Ну, стена, если хотите. Кулак ударялся об это "невидимое", упруго уходил в него на сантиметр-два, а дальше стон, что-то не пускает.
Я пошел вдоль балкона, "прощупывая" стену. Она начиналась от угла дома и тянулась до подъезда: Неведомое все-таки существовало и затрагивало почему-то только окна моей квартиры. Впрочем, верхнюю границу стены я не искал: может быть, она поднималась до второго этажа, или до третьего, или до десятого. В конце концов, это уж забота живущих сверху...
- Вот так штука! - В голосе Гани не было ни удивления, ни страха. Скорее, восторг, восхищение: надо же, так повезло, такой феномен подвернулся!
А то, что этот, с позволения сказать, феномен оградил мою квартиру от остального мира, так то мелочи жизни, стерпится - слюбится, человек ко всему привыкает, да и, может, ненадолго сие. Последнее, кстати, и примиряло меня с "феноменом".
- Вот что, - сказал серьезно Ганя, - пошли к вам, разработаем план эксперимента. К делу надо подойти строго научно...
Человек легко мирится с неизбежным. В моем случае неизбежным была стенка и, стало быть, "строго научный эксперимент" под руководством Гани. Поэтому я смирился и пошел за ним.
В квартире было темно и тихо: за окном все так же чуть переливалась искорками матово-серая "занавеска".
- Эффект зеркальных очков, - сообщил Ганя. - Только наоборот: с улицы все видно, отсюда - ни черта.
Оттого, что "эффект" получил наименование, легче мне не стало. Я хотел свободы - понятной и привычной.
- Ганя, - сказал я жалобно, - давай куда-нибудь позвоним.
- Куда? - спросил Ганя.
- В Академию наук. Или в милицию.
- А в сумасшедший дом не хотите? - поинтересовался Ганя. - Оттуда охотнее приедут. Нет уж, слушайте меня и получите суперматериал для научной статьи в вашем журнальчике...
Я послушался его и в течение получаса выполнял роль лаборанта: бегал на улицу, исправно кричал в окно, жестикулировал и подводил итоги. Итоги были таковы: "стена-занавеска" звук не проводила - кричи не кричи; с улицы я видел все, что Ганя вытворял в комнате ("эффект зеркальных очков"); снаружи стена по-прежнему оставалась упругой и непроходимой, а изнутри она легко пропускала как руку (живая материя), так и полуметровую линейку (неживая материя). Что касается материи неживой - не знаю, а живую ощутимо било током. Правда, поменьше, чем раньше.
После подведения итогов Ганя утомился и иссяк.
- Каковы выводы, профессор? - спросил я его.
- Успеете с выводами, - невежливо сказал "профессор". - Я еще эксперимент не закончил.
Эксперимент и вправду требовал продолжения. Дело в том, что "эффект зеркальных очков" не объяснял довольно странного обстоятельства. Наружный наблюдатель (терминология Гани) видел, как экспериментатор выходит на балкон, протягивает руку и... она исчезает. Как отрезанная, как опущенная в темную воду. Этот фокус, вполне достойный Кио, Ганя запечатлел своим "Зенитом" и теперь, видимо, размышлял о том, куда же исчезает "живая и неживая материя".
