Зверь стоял на дыбках и тихо покачивался, судя по всему, изучая Петра, и не выказывал никаких признаков агрессивности.

Петр убрал палец со спуска и, почему-то присев, вытянул вперед руку.

- Кис-кис... - не найдя ничего лучшего, поманил он зверя пальцем. Кис-кис...

Зверь, видимо оскорбленный такой фамильярностью, стал поэтапно рывками вгонять свое тело в землю.

Петр выпрямился.

- Ну, так нельзя, братец! Только пришел и уже удираешь!

Зверь, очевидно, и сам решил, что унижать свое достоинство столь откровенным бегством не к лицу. Он замер, оставшись торчать из земли на полметра.

- А ты не так труслив, как мне показалось... Зверь выжидающе раскачивал набалдашником. Петр уже понял, что он настроен вполне миролюбиво. Чувствуя левой рукой теплоту взведенного карабина, Петр сделал несколько шагов по направлению к торчащему палкой из земли зверю и протянул к нему правую руку, собрав пальцы щепоткой.

- Кис-кис, - снова позвал он. - Мурзик, кис-кис... Зверь негромко крякнул и рывком втянулся в землю. "Удрал все-таки..." - разочарованно подумал Петр. Он подошел к тому месту, где зверь спрятался, и нагнулся в поисках норы. Потом, не доверяя уже глазам, он встал на колени и принялся раздвигать траву пальцами. Петр даже стучал по земле кулаками, выискивая скрытый под дерном подземный ход.

Как ни странно, норы не было...

Петр встал и повертелся на месте. Уползти незамеченным зверь не мог, Петр увидел бы это по движению травы. Но тем не менее он куда-то делся...

"Чертовщина какая-то... - Петр был огорчен. - Растворился он, что ли?.. Или стал невидимым?.. Зверь-невидимка..."

И то и другое было абсурдом. Но ничем иным исчезновение зверя Петр объяснить не мог. Он походил по равнине вокруг места встречи, покричал, наконец, решив, что зверь сбежал, раздосадовано пнул ботинком мягкий дерн и пошел своей дорогой.

И тут же чуть не упал... Кто-то снизу сильно ударил в подошву ботинка, подбросив ногу Петра вверх.

Петр глянул вниз.

Из земли торчал длинный бугорок, твердый как камень.

Осторожно опустив удерживаемую на весу ногу, Петр хотел поддать "камень" носком ботинка, но тот вдруг сорвался с места и заскользил по земле, совершенно бесшумно раздвигая траву и делая плавные круги, скользя как бы на воздушной подушке.

"Вот это да! - ошарашенно глядя на него, подумал Петр. - Живой булыжник!"

"Камню", видимо, надоело кружить, и он вдруг резко остановился. И тут, рядом, из земли вынырнул знакомый набалдашник.

Петр обрадовался.

- Привет! - сказал он зверю, как старому знакомому. - Ты что же это друзей бросаешь? А тут опять пристают всякие...

Зверь расфуфырил свои усы и вынырнул из земли целиком.

К изумлению Петра, "бугорком" оказалась просто часть его тела. Но не это больше всего поразило Петра. Он видел, что зверь как бы выступил, не вылез из земли, точно земля была для него не более плотной средой, чем для Петра вода.

Зверь неожиданно опустился на траву и быстро засеменил к Петру, как большая светло-коричневая гусеница. Движения были неуловимо быстрыми и плавными, волнообразными.

В метре от Петра зверь снова встал на дыбки, вытянувшись во весь свой рост. Он стоял лишь на двух парах лапок и в этой позе ужасно смахивал на помесь кота с гусеницей-землемером.

Зверь постоял столбом, слегка раскачиваясь и вращая своим усатым набалдашником, затем быстро качнулся вперед и коснулся усами руки Петра. Это был совершенно дружелюбный жест, но Петру стоило огромных усилий удержаться и не отдернуть руку.

Очевидно, усы были какими-то органами чувств, и зверь просто попробовал Петра на вкус. Во всяком случае, он, похоже, остался доволен пробой и принял Петра как своего. Он откачнулся и плашмя палкой упал в траву, точно приглашая Петра последовать своему примеру.

Петр стоял, ожидая, что будет дальше.

Зверь, видимо, понял нерешительность Петра и, словно желая развеять все его сомнения, вдруг подпрыгнул в воздух и заскакал по траве. Он словно демонстрировал Петру все свои способности. Он ползал, извиваясь змеей, и семенил сороконожкой, он ходил, как гусеница-землемер, складываясь и раздвигаясь наподобие циркуля... А в конце своего выступления он прыгнул вверх и перед самым Петром вертикально ушел в землю, точно железный прут в воду... Без всплеска... Земля, казалось, сама расступилась перед ним и тут же сомкнулась.

Петр присел и погладил ладонью мягкую нетронутую траву. И тут же рядом с ладонью не вылез, а буквально вынырнул из земли зверь. Он был явно доволен собой и, распушив усы, ритмично покрякивал.

Петр медленно и осторожно провел рукой по его эластичной, гибкой спине...

Зверю это, похоже, понравилось. Он снова коснулся усами руки Петра и с готовностью выгнул спину.

...Через полчаса они уже играли в пятнашки. Петр сбросил на землю все свое барахло и, разувшись, бегал босиком, высунув язык, за зверем, который мгновенно стал откликаться на Мурзика.

Мурзик носился по равнине, ныряя в землю и выныривая из нее совсем в другом месте, и издавал шум целого утиного выводка. Он обладал удивительной способностью перестраивать структуру своего тела таким образом, что мог жить в двух средах - в земле и на земле. На земле он был плотным и реальным, а уходя в нее, похоже, терял эти свойства, становясь более разреженным, чем газ, что и позволяло ему перемещаться в твердом грунте.

Петр не знал, какую форму имел Мурзик под землей, но его наземная форма оставалась, по-видимому, постоянной. Зверь каким-то невероятным способом прогонял мельчайшие элементы своего тела, возможно, даже молекулы или атомы сквозь молекулы или даже атомы земли и при этом не распадался...

Петр был поставлен в тупик. Он не представлял, каким образом Мурзик передвигается под землей, не взаимодействуя с ней. Ведь там, в глубине, лишившись плотности, он должен был бы падать к центру планеты, подчиняясь законам гравитации...

Поразмыслив немного, Петр решил, что Мурзик все-таки наземный житель, а его способность уходить в недра просто защитная приспособляемость, оставшаяся от тех времен, когда на планете могли водиться хищники. Судя по всему, Мурзик нырял в землю, как в воду: на небольшую глубину и на малый срок. Но даже это было слишком фантастично!

Петр решил не ломать голову, оставил это удовольствие биологам. Он просто бегал за одуревшим от радости, похоже, долго скучавшим от одиночества Мурзиком и совсем забыл о своем положении и целях, которые преследовал, оказавшись на этой равнине.

"Э, приятель! - вдруг остановился он. - Ты чего это разбегался?! Там люди тебя ищут, волнуются, а ты тут придуриваешься!" Петр устыдился своего поведения и, крикнув: "Хватит, Мурзик!" - пошел к вещам.

Мурзик, встав столбиком, очевидно, решил, что это продолжение игры, и погнался за Петром. Он нырял в землю и снизу толкал Петра спиной то в одну ногу, то в другую.

- Хватит, Мурзик! - тоном приказа повторил Петр, навешивая на себя вещи. - Мне пора идти! До ночи нужно пройти километров двадцать.

Мурзик постоял вертикально, глядя вслед уходящему Петру, потом как-то огорченно крякнул и с понуро повисшими усами потек за ним, не желая прекращать игру. Несколько раз он пытался затеять новую возню, но Петр не обращал внимания на его тычки снизу и, спотыкаясь, упорно шел дальше.

Мурзик наконец сообразил, что ему больше ничего не светит, еще минут десять беззвучно сопровождал Петра, а потом куда-то исчез. Петр иногда оглядывался, но Мурзик точно в воду канул... Или в землю...

После захода Церуса Петр быстро надул аварийную палатку и, не ужиная, лег спать. Ночью он несколько раз просыпался от страшных своей непонятностью звуков снаружи палатки. От них по коже пробегал мороз, и Петр, зная, что внешняя поверхность палатки пылает сейчас огненными сполохами и это не подпустит к ней никакого зверя, тем не менее прижимал к себе остывшее ложе карабина.

Утром он вылез из палатки и, лязгая зубами от озноба, пробежал вокруг нее для согрева с полсотни кругов, пока не закружилась голова.