- Это теперь столица.- Рене покачала головой.- А нашего адреса она не знает?

- Нет, конечно. И лица тоже...- и пояснил: - Я, когда иду на такие встречи, усы приклеиваю. Делаюсь усатым джентльменом. Узенькие усики, как у Гитлера... У нее брат коммунист - поэтому ее привлекли. Здесь все на родственных отношениях держится, а идейны они или безыдейны - тут всякий раз путаница. Они вступают в партию семьями... Пройдемся по Шанхаю?

- Нет,- воспротивилась она хоть этому.- У меня вещи, надо разобрать их... Где я буду ночевать?

- В этой комнате. Я на кухне.

- Здесь тесно,- согласилась она и добавила из приличия: - Главное, что негде развернуть антенну. Надо искать другую квартиру. Где Вилли работал?

- У себя дома. Здесь мы с ним не сработались. Но это неудобно.

- Еще бы! Нести через город документы?!

- У нас машина.

- Все равно...- но он уже утомился от ее возражений и углубился в свои дела, в предполагаемые встречи с информаторами, во внутриполитическую ситуацию в стране, где все было так запутано...

Вилли заехал за ней на следующий день утром на видавшем виды "форде", содержавшемся, однако, в образцовом порядке. Яков еле кивнул в ответ на его приветствие, Рене же встретила с тем радушием, которое выказывают друг другу люди одной разведывательной профессии. Они тотчас спустились вниз. Вилли был невысокий русый парень лет тридцати пяти: немного старше Якова, которому было тридцать три, но это никак не сказывалось на их отношениях. У него была легкая беззаботная улыбка, которая не сходила с его лица - даже тогда, когда его что-то коробило: как сейчас встреча с Яковом. Он любовно огладил бок машины.

- Водите? - спросил он Рене.

- Нет.

- На курсах не учили? Что ж они? Никак не могут решиться. Машин, наверно, нет...- Она смолчала: ему не следовало знать и говорить о том, что она была на разведкурсах, но здесь царили свободные нравы.- Как вы без меня будете?

- Шеф не водит?

- Он? Да он самовар не разожжет - не то что это. Меня поначалу из дома вызывал - гвоздь забить... Не знаю, как теперь. Тут езда взад-вперед половина всей работы.

- Такси будем брать.

- Таксист заложить может...- и поскольку она не поняла, пояснил: Выдать. Вы по-русски ни бум-бум?

Она не знала, что такое "бум-бум", но поняла его.

- Нет.

- А я, наоборот, только его и знаю. По-китайски еще могу - понимать начали.

- Здесь можно жить с одним русским?

- А почему нет? Русских полно.

- Белогвардейцы?

- Всякие. Кто сызмалу тут, кто бежал: одни от белых, другие от красных. Китайцы к нам лучше, чем к европейцам, относятся. Так что делаем сегодня?

- Квартиру ищем. Общей длиной пятнадцать метров.

- Ни хрена себе! Сколько ж она денег жрать будет?

- Много, наверно. А вы как из положения выходили?

- Да у меня маленький домишка - я проволоку протянул: белье повешу вот и вся любовь. Сосед спрашивать начал: что ты все время белье сушишь ссышься, что ль, по ночам?

- Что такое ссышься?

- Мочишься, значит. Вы извините - это я его слова передаю. Так я теперь ее без белья держу - надо будет, повешу. Где квартиру будем искать - во французской концессии или в английской?

- Во французской.

- К своим потянуло? - Она только потупилась от этого очередного нарушения конспирации, а он не заметил - вел машину по оживленной трассе, ловко маневрируя между рикшами, которые держались тротуаров, но не пренебрегали и серединой улицы...

- Меня вот тоже к своим потянуло,- продолжил он прерванный разговор.-Поеду к себе на Рязанщину, уйду из армии к чертовой матери. Если отпустят, конечно... Завтра вас учить водить машину буду. А то отберут если узнают, что водить некому. Тут многие на нее зарятся.

- Остаться водителем не хотите?

Он покосился на нее.

- Да меня вроде не этому учили. Это я сам осилил. И нет такой должности... В любом случае с Абрамом я не сработаюсь. Он меня терпеть не может.

- Абрам - это Яков?

- Ну да. Его кличка. Ничего про меня не говорил?

- Нет,- соврала она.

- Ну да! - не поверил он.- Всем говорил, а вам нет?.. Что пью, не подчиняюсь? Все пустое. Просто он все с места в карьер делать хочет и злится из-за любой промешки, а я люблю, чтоб все с чувством, с толком было, покушавши. Мне в разведке делать нечего... Хотя, с другой стороны, я и ошибок почти не делаю... С какой улицы начнем?

- Да с какой угодно. Вот маршала Жоффра - очень привычно для французского слуха.

- В каждом городе есть? - Она не отвечала, и он, усмехаясь, притормозил возле большого дома с европейским фасадом, с чистым ухоженным газоном и с француженкой-консьержкой, уже выглянувшей из окошка...

Шанхай в те годы был разделен международными соглашениями на китайскую и европейскую части: последняя состояла, в свою очередь, из французской и английской концессий. Европейская часть была обозначена линией, за которую не заходила власть китайской полиции: она не имела здесь права арестовывать кого бы то ни было - тут были свои службы порядка, подчинявшиеся иностранцам. Прислуга была в массе своей китайская, и в ней, наверно, все были осведомителями шанхайских служб безопасности, но делала это она спустя рукава, исходя прежде всего из собственных интересов.

- Пойдете со мной? - спросила она Вилли, покидая машину.

- Зачем? Пусть думают, что вы с личным шофером приехали: больше будет уважения. Тут все на таких пустяках держится... Торгуйтесь с ними. А то обманут, как на базаре...

Она обошла несколько домов, и к каждому он подвозил ее и ставил машину на видном месте, под носом у боев и консьержек. В одном из домов, называвшемся почему-то Самаркандским, она нашла то, что искала,- анфиладу комнат общей длиной двадцать метров, с камином (где можно было жечь бумаги), с черным ходом и даже с вмонтированным в стену сейфом. Управительница дома запросила двести долларов в месяц, она сбила цену до ста семидесяти, и та еще осталась довольна: значит, можно было торговаться и дальше. Она обещала переехать на следующий день и вернулась к Вилли.

- Ну что?

- Все нормально.

- Сколько содрали?

- Сто семьдесят.

- А сколько вы срезали?

- Тридцать. Начали с двухсот. Можно было дальше снижать. Она что-то слишком довольна осталась. Улыбалась.

- Да они всегда улыбаются. Такой народ, не обращайте на это внимания. Погодите, надо еще к Ван Фу съездить, вас с ним познакомить: чтоб знали хоть, где это... Не знаю, как у вас это теперь получаться будет. Пирожки им вон везу.

- Где?

- В корзине - не чувствуете, как пахнет? И мне ни к чему: не угостил вас. Абрам сбил с толку. Угощайтесь. Русские пирожки - на них тут такой спрос, что на всех не напасешься...

Рене, которая до сих пор и вправду словно нюх потеряла - настолько была сосредоточена на деле,- теперь почувствовала роскошный запах, издаваемый корзиной на заднем сиденье, прикрытой белой тряпкой. Она взяла пирожок - с луком и с яйцами и с удовольствием его съела.

- Понравилось? Еще берите.

- Хватит. Это ведь для дела?

- Ну? За что они нам почту-то дают?..

Они выехали из французских владений в китайскую часть города, где было шумно, людно и грязно, и вскоре подъехали к незаметному невзрачному дому, скрывавшему в своих стенах экспедицию некоего китайского государственного учреждения. Вилли надел белый фартук, взял корзину и, наподобие лоточника, понес ее к заднему входу дома, где его хорошо знали и приветствовали гортанными китайскими звуками. Вернулся он с пустой корзиной, на дне которой лежал сверток, аккуратно прикрытый той же пеленкой. За ним вышел китаец в чиновничьем мундире с круглым безучастным лицом и решительными, начальственными манерами. Он заглянул в машину, увидел там Рене, не поздоровался с нею, но сказал что-то Вилли по-китайски, потом Рене - на скверном английском:

- Так не пойдет. Я приду завтра.

Вилли сказал ему что-то, он согласился, но повторил Рене: