- А я так.- Люк растерялся.- Помогаю кому делать нечего. Что попросят.
- Нет своего дела в жизни? - сочувственно спросил отец-философ.
- Нет. Умом не дорос,- сокрушенно сказал тот.
- И о чем же вас просят?
- Да разное. Кому что надо. Кому огород вскопать, кому на стреме постоять - пока он в окошко лезет...
Последнего не надо было говорить: Люк ляпнул наобум, не подумавши. Рене замерла от удивления. Профессор вначале не сообразил.
- На чем, вы говорите, постоять?
- На стреме. Пока другой подворовывает,- объяснял, к своему ужасу, Люк, погружаясь все глубже в вырытую им самим яму.
Теперь профессор понял. На лице его отразился не страх, но вполне понятное чувство самосохранения. Он поглядел на Люка, потом на Рене. Служанка пошла прочь: чтоб не компрометировать себя опасным соседством.
- Что ж? - сказал Морен-старший.- Всякое занятие если не почетно, то естественно и оправдывает себя фактом своего существования. Так что продолжайте, молодой человек, в том же духе...- Но глазами дал понять Рене, что она зря привела в его квартиру профессионального взломщика и что все приглашения отменяются. А Мишель за дверью бешено захохотал, и это было единственное светлое пятно за весь грустный вечер...
Ребята вышли на бульвар.
- Зачем сказал?! - сокрушался Люк.- Везде молчу, а здесь как прорвало!.. Один раз ведь всего постоял - просили очень и на тебе!..- И сам же ответил: - Потому что он такой грамотный и начитанный. С бородкой. Одно слово - ученый. Не мог соврать ему, удержаться... Я ведь и на рынке грузчиком подрабатываю - мог это сказать... Теперь на порог меня не пустите?
- Почему?
- Испугаетесь: возьму что?
- Да что ты, Люк? Что у нас взять можно?
Рене хоть и была обескуражена его признаниями, но не думала менять к нему отношения. У той черты, которая разделяет людей на две неравные группы и называется собственностью, она стояла по одну сторону с Люком - хотя ей и в голову бы никогда не пришло взять что-нибудь чужое. Он понял это или что-то этому близкое.
- Да если б и было. Скорее свое отдам, чем у тебя возьму. Надо и правда кончать с этим. Я ведь не один раз на стреме стоял, но от доброты все. Ей-богу! Просят - как отказать?.. Но гляжу, всех не осчастливишь, надо и о себе подумать...- и замкнулся, погрустнел, отгородился от нее в своих тяжких раздумьях...
- Я же говорил, не придет! - сказал Алекс, едва услыхал о результатах их визита.- Прикинулся меланхоликом, а на деле мы ему до лампочки. Придет он Гегеля излагать, жди! А я уже сам кое в чем разобрался.
- Да он, оказывается, темнила - Гегель твой, и ничего больше,- сказал, с необычным для него холодком, Люк.- А ты над ним надрываешься.
После того, как они посетили Сорбонну и Люк воочию, в лицах, увидел то, к чему стремился Алекс, и, главное, после того, как он выдал себя и отособился от товарищей, Люк стал относиться ко всему иначе...
15
Через некоторое время к Дуке пришла бумага из Политбюро, и он вызвал к себе Рене, чтоб сообщить ей содержание документа, разделить с ней ответственность за общее отставание и наметить пути к преодолению кризиса -так именовалось в присланной бумаге положение дел во Французской компартии. Эта очистительная волна поднялась в Коминтерне, покатилась на запад, разнеслась по городам и весям Франции и спустилась в низовые организации. В разных уголках страны поэтому одновременно произносились и звенели медью похожие одна на другую фразы и скользкие обороты речи.
- Садись, слушай. Оказывается, мы с тобой ничего не делаем. Хотя от конгресса еще не успели очухаться...- Он был несогласен с письмом, но не мог выразить свои чувства в открытую: составители документа были недовольны как раз тем, что события в Клиши не переросли в общее восстание.
Кроме него в кабинете сидели больной Барбю, который проводил в комитете большую часть времени, и Ив - тот самый, которого Рене знала по Стену. Этот в течение последнего года поднялся по партийной лестнице, стал оплачиваемым функционером и отвечал за что-то в Федерации Центра Франции. Он-то и привез послание, которое не могли доверить почте. За год Ив набрался важности даже принарядился с присущей ему деловитой скромностью - но сохранил нетронутыми все прежние мстительные чувства.
- Рене? Здравствуй. Ты все такая же юная? - И без всякого перехода и видимой связи напал на Жана: - А отчима твоего снимать надо. Можешь передать ему это. Он всю работу развалил. За год ни одного митинга. Собрания ячейки и те не протоколировались. Я знал, что все это кончится у него чистейшей воды оппортунизмом...
Жан и правда поотстал от партийной работы и если ходил на общие собрания, то лишь по старой памяти и чтобы убить время, которое проводил теперь не столько в задней кладовке кафе, сколько в переполненном общем зале. Хозяин кафе подсчитывал удвоившийся доход: такой оппортунизм его вполне устраивал и даже радовал.
Новым в Иве было иное отношение к Дорио: он отпал от него, или, как тогда говорили, дистанцировался:
- Ты все возле Дорио околачиваешься? Он говорит, что комсомол должен действовать самостоятельно, что в нем больше сил и динамичности. Но это не так, наверно? А, Рене?..- и заулыбался в интригующем ожидании.
- Ничего общего у нее с ним нет,- проворчал Дуке, чувствуя подкоп и под себя тоже.- Давно рассорились.
- Из-за чего? - поинтересовался тот, но Дуке, не желая поощрять излишнее любопытство, приступил к делу, начал читать присланный документ:
- "Полный неуспех Пятнадцатой Международной недели молодежи сентября 1929 года является следствием непонимания актуальных задач, вытекающих из нынешней политической ситуации..."
- "Непонимания",- негнущимся, жестяным голосом подчеркнул Ив: будто ногтем провел под памятным текстом.
- Ну да, непонимания.- Дуке и не думал уступать ему.- "Существенными моментами этой ситуации являются: первое - ведение необъявленной войны против Советского Союза. Второе - тра-та-та... Третье - тра-та-та... Четвертое..." Надо, наверно, обсудить каждый пункт в отдельности.
- А что обсуждать? - возразил Ив.- Сказали как выстрелили. Не в бровь, а в глаз! - И огляделся всезнайкой: - Как они по социалистам проехались? Слушать - любо-дорого. Дальше читай.- Он и здесь распоряжался: совсем как в Стене. Такая уж у него была натура: везде искал первенства - даже ценой собственного унижения.
- "Неуспех проводимых мероприятий,- продолжил Дуке чтение под напором представителя из Федерации,- слабое участие в них, скудное число манифестантов, идущих под жизненно важными лозунгами антимилитаризма и антиколониализма, являются прежде всего следствием апатии руководителей, вызывающей растущее недовольство рядовых членов Компартии и Коммунистической молодежи Франции..."- Он вздохнул и поглядел на Рене с упреком: - И до тебя, мадемуазель, добрались.
- Вот тут-то собака и зарыта! - воскликнул Ив.- Надо срочно менять стиль руководства! Иначе рядовые члены нас не поймут и сами все изменят.
- Откуда они, эти рядовые члены? - проворчал Дуке.- Никто идти не хочет. Слишком стремно. Вчера еще одного взяли - за что? "Авангард" распространял возле фабрики лайки - в Стене вашем. Кому это нужно?
- Это взгляды твои вредные! - предостерег Ив.- Напрасно ты так думаешь. Найдутся и посмелее и поумнее нашего. Их много ходит - только ты о них не знаешь,- и оглянулся так, будто эти неведомые никому низы партии бродили рядом - совсем как призраки из манифеста.
Дуке проследил за его взглядом: откуда, мол, новая угроза, затем успокоился: у него были крепкие нервы.
- Ладно. Еще обсудим это. Сейчас давай с Рене поговорим и отпустим ее. Надо, Рене, делать что-то. Иначе труба нам обоим. Видишь, как вопрос ставится? - и поглядел в конец бумаги: - Через неделю надо отчитаться за проделанную работу.
- А что нужно? - спросила она.
- Да что хочешь, только чтоб в плане международного антиимпериализма. А что именно, шут его знает.
