– А что «Лорд»? – вскинулся Октябрьский, не поспевая за зигзагами Вассеровых признаний, одно сногсшибательней другого.
– Да то, что нет никакого «Лорда». Пузырь это, который мы надули и вам преподнесли. Нарком «Лорду» алмазную звезду отправил – за срыв переговоров Гесса с англичанами. – Вассер фыркнул. – Она теперь у папочки в коллекции, эта ваша звезда. И меня, грешного, наградой не обошли: орден Красного Знамени отвалили плюс внеочередное звание. Я у вас сделал карьеру успешней, чем в Германии: тут капитан госбезопасности, то есть, по-армейски, полковник, а там всего лишь капитан третьего ранга. Может, мне к вам перейти? Отличная идея. Ха-ха-ха!
Шеф тряхнул гогочущего агента за шиворот.
– Для чего пожертвовали Гессом? Вы сказали: это должно было укрепить ваши позиции перед завершающим ударом. Что это значит?
– Мне требовалось полное доверие… – Голос корветтенкапитана дрогнул, веки стали опускаться. – Абсолютное доверие… всей информации, которая поступает от «Лорда»… И самое главное… гарантия… прямого… выхода…
Веки сомкнулись. Голос умолк.
Выругавшись, Октябрьский обрушил на лицо Вассера целую серию звонких пощечин.
– Что за удар? Какой выход? На кого? Или куда?
Но всё было напрасно – шпион потерял сознание.
Прибежал доктор, пощупал пульс, развел руками:
– Чего же вы хотите? Он и так продержался 23 минуты. Исключительно сильная воля. Надеюсь, он не пытался навязывать вам темы для разговора?
Октябрьский нахмурился.
– Неужели вам не хватило времени? – удивился Гайворонский. – Вы же говорили, вас интересует только один вопрос. На него-то он ответил?
Лицо старшего майора просветлело.
– Ответил. И это главное.
– Вот и отлично. А остальное выясните на следующем сеансе. Думаю, к послезавтрашнему утру пациент отойдет от шока, и можно будет повторить.
В ГэЗэ возвращались пешком – как говорится, усталые, но довольные. Время на прогулку было. Октябрьский еще раз позвонил в секретариат и уже не попросил, а потребовал, чтобы его немедленно связали с Наркомом, речь идет о деле чрезвычайной важности. Ответили, что генеральный комиссар вылетел из штаба Прибалтийского военного округа в штаб Западного. Прибудет туда через час. Пусть товарищ старший майор дожидается у себя в кабинете – соединят.
– Шеф, а зачем вообще применять методы физвоздействия, если можно сделать укольчик, и готово? – спросил Дорин.
– Дорогое удовольствие, – невесело улыбнулся Октябрьский. – Кости переломать дешевле.
Еще Дорина волновало вот что.
– А нашим точно хватит времени, чтобы подготовиться? Целых три группы армий!
– Теперь хватит. Достаточно трех суток, чтобы рассредоточить авиацию по резервным аэродромам, вывести артиллерию на огневые позиции, развернуть танковые части, провести минно-саперные работы. Я бы на месте нашего Генштаба потрепал фрицев в приграничных боях и постепенно отошел бы на оборонительную линию 39-го года. Если навязать немцам позиционную войну, они через три месяца мира запросят. Эх, с полководцами у нас неважно. Умных всех перестреляли, одни конники остались, им бы только шашку наголо и «Ура! Даешь!».
Егор вспомнил про генерала Петьку, рассказал.
– Вот-вот, – хмуро кивнул Октябрьский. – Я уверен: немцы этот подлый трюк с «юнкерсом» нарочно устроили, чтоб советские ВВС обезглавить. Знают наше чудесное обыкновение – из-за нескольких сорняков всё поле выкашивать.
Было уже такое, в 37-ом, когда они нам дезу про заговор военных подбросили. Эх, нам бы сейчас Тухачевского с Уборевичем…
Лейтенант аж споткнулся. Оглянувшись по сторонам, шепотом спросил:
– А что, Тухачевский не был враг народа?
– Врагов народа в природе не существует, – спокойно ответил старший майор. – Как ты себе это представляешь? Живет на свете сволочь, которая скрежещет зубами и говорит себе: «Ух, народ, до чего же я тебя ненавижу»? Нет, Егорка, свой народ любят все, даже белогвардейцы и троцкисты. А «врагами народа» наша власть называет людей, которые могут оказаться для нее опасны. В 36-ом году у нас в ЦК здорово напугались путча в Японии. Если б микадо тогда не проявил жесткость, военщина захватила бы власть. Так что немецкой фальшивке про военный заговор наши поверили, очень уж вовремя подоспела. А подлецы с дураками и рады стараться. Японский император после путча для острастки 19 человек повесил. Но у нас натура широкая, гад Ежов десять тысяч лучших командиров на распыл пустил. То-то немцам радость. Между прочим, идею «Заговор красных маршалов» разрабатывал «папочка» нашего Вассера, Зепп фон Теофельс. Я тебе про этого господина как-нибудь отдельно расскажу. Помяни мое слово: наши с ним дорожки еще не раз пересекутся.
Отстаток дороги шли молча, и лица у обоих были уже не довольные, а озабоченные, хотя каждый думал о своем.
В отсеке, где располагалась спецгруппа «Затея», на доске «Они погибли при исполнении долга» Егор увидел свою фотографию в черной рамке. Карточка висела напротив окна и с середины мая успела выгореть. «Вот и всё, что от меня осталось бы», – подумал Егор, и эта мысль настроения не улучшила.
До связи с Наркомом оставалось еще больше получаса, поэтому сели в кабинете пить чай. Дорин разломил печенье – отложил. Повозил ложечкой, размешивая сахар, – отодвинул.
– Ты чего нос повесил? – пытливо взглянул на него старший майор. – По той же причине, что я?
– А вы, шеф, из-за чего?
– Я первый спросил. Сначала ты скажи, потом я.
Егор помолчал, подбирая слова. Не очень-то они подбирались.
– Я вот думаю… У нас самая лучшая страна на свете, так? Самое справедливое общество. Мне про это в школе говорили, в училище – везде. И я верю. Нет эксплуатации, буржуев с помещиками, и всё такое. Но ведь хорошее общество для чего существует? Чтоб человек становился лучше, правильно? Тогда объясните мне, почему наши советские люди – ну вот которые по улицам ходят, в трамвае ездят, в очередях собачатся – такие… несимпатичные, что ли. Почему с интеллигенцией и всякими старорежимными осколками и разговаривать приятней, и ведут они себя… как-то более по-человечески, а? Вы говорили, что подлецы с дураками всегда были. Но я по истории что-то не помню, чтобы при царе десять тысяч офицеров перестреляли, а еще ведь в лагерях у нас сколько народу сидит. При царе, конечно, тоже каторга была и ссылка, но Ленин вон в Шушенском на охоту ходил, невеста к нему приезжала, Надежда Константиновна. По-нашему, прямо курорт… Что же это получается? У нас в Советском Союзе подлецам с дураками больше раздолья, чем до революции, так что ли?
Последний вывод выскочил как-то сам собой, и Егор даже испугался. Умолк.
Октябрьский присвистнул.
– Эвон ты о чем. Да, брат, паршивая у нас в стране жизнь, это точно. Правда, это смотря как считать и с чем сравнивать. Бывшим привилегированным-образованным, которые слушали Моцарта и кушали марципаны, конечно, теперь живется хуже. Только их, таких высококультурных, до революции было максимум 10 процентов населения. Мы, Егорка, с тобой материалисты, в чудеса не верим, лишь в научные законы, так? Про закон сохранения массы помнишь? Если у 10 процентов отбирают богатство и делят между остальными 90 процентами, что происходит? Все становятся богатыми? Шиш. Все становятся бедными. Но зато исчезают нищие, и это главное завоевание нашей революции. Жить в тесных коммуналках и давиться в очередях унизительно, согласен. Только еще стыдней, когда одни слушают Моцарта, а вокруг вши, сифилис, голод и неграмотность. Советская власть, между прочим, дает всем детям образование, и не такое плохое. Конечно, оно хуже, чем гимназическое, но сколько было в России тех гимназий? На всю страну несколько сотен. И про детскую смертность, кстати, тоже не забудь. Раньше каждый второй ребенок до десяти лет не доживал, а теперь худо-бедно и полечат и, если надо, в санаторий за государственный счет отвезут… Ну а про расстрелы и лагеря я тебе так отвечу. Если бы у царских министров были мозги, они бы страну до гражданской войны не довели. Поделились бы богатствами – глядишь, и кровь бы не пролилась. Когда льется много крови, люди от ее запаха звереют и дуреют. Революция – штука жестокая. Если уж грянула, то продолжается не год, не два, а десятилетия. И правила у революции простые, грубые – на выживание. Есть закон целесообразности: что эффективно, то и нравственно. Есть закон больших чисел: интересы миллиона человек всегда важнее интересов тысячи человек. Но про это мы с тобой уже толковали. Понятна тебе моя логика?
