У тротуара стояла маршрутка ГАЗ-55, все места заняты в ней были молчаливыми мужчинами в штатском – кроме одного сиденья, на котором блестел черным лаком ящик с наушниками.

Ящик заскрипел, затрещал, и тоненький голос пискнул из головного телефона:

– Сел на троллейбус, первый номер. Едет в сторону Белорусской.

– Ну, поехали и мы, – сказал Октябрьский, садясь рядом с ящиком и надевая наушники.

Егору досталось место рядом с шофером.

– А где троллейбус? – спросил Дорин, не замечая, что говорит шепотом.

– Его ведет другая машина.

– Слежка на пару? Ясно.

Кто-то за спиной хмыкнул.

– Мы ведем твоего дружка на двадцати автомобилях, из них восемь радиофицированных, – объяснил Октябрьский. – Я же тебе сказал: сработали оперативно.

На светофоре пришлось остановиться. К маршрутному такси подбежал какой-то гражданин, попробовал открыть дверцу.

– Местов нету, товарищ, – сказал ему водитель.

– Да как же нету? А вон, у окошка! – показал гражданин на сиденье, где стояла рация. – Пускай товарищ в кепке свой чемодан снимет.

– Там сидеть нельзя, спинка сломана.

– Ничего, я как-нибудь пристроюсь…

– Сказано вам – не положено! – рявкнул шофер.

Возле Первого гастронома, бывшего Елисеевского, старший майор сказал в микрофон:

– Корнеев, уходи вправо, теперь мы.

Маршрутка прибавила скорости и вскоре нагнала троллейбус, битком набитый пассажирами.

– Дорин, пригнись, – велел шеф. – Вон он, на задней площадке. Как бы не оглянулся.

Егор сполз на пол, вследствие чего временно лишился возможности лично наблюдать за объектом. Выручал технический прогресс: Октябрьский обменивался с другими машинами информацией, разные голоса (все как один писклявые и трескучие) докладывали о своем местоположении, так что в целом младший лейтенант, можно сказать, был в курсе происходящего.

Однажды из наушника вдруг донеслось:

– Октябрьский, как у тебя?

Кто это посмел обращаться к старшему майору на «ты»?

– Нормально, товарищ Нарком, ведем, – ответил шеф, и Егор затаил дыхание.

Вот это да! Сам Нарком следит за операцией.

– Нужны дополнительные средства – сообщи. Я дал распоряжение…

– Внимание! – крикнул в микрофон Октябрьский, перебив Наркома. – Выскочил из троллейбуса! Бежит на противоположную сторону, к памятнику Пушкина… Прыгнул в «Аннушку», вагон номер 12–42. Движется в сторону Никитских ворот. Савченко, выходи вперед, я отстану! Извините, товарищ Нарком.

– Ну-ну, работайте.

Теперь можно было снова устроиться на сиденье. Маршрутка ехала вдоль Тверского бульвара, отстав от трамвая «А» на несколько машин.

– Шеф, а зачем он у меня рацию забрал? – обернулся назад Дорин. Его распирало от радостного предвкушения: всё под контролем, операция идет успешно, в этом есть и его, Егора, заслуга.

– Не знаю. Может, ты ему чем-то подозрителен показался, – ответил Октябрьский, и настроение сразу испортилось.

– А вернее всего, фрицы решили проверить, не химичил ли кто с рацией, – продолжил старший майор. – Хорошо, что я не отдал ее Сливовкеру из техотдела на изучение. Уж он приставал-приставал, не терпелось абверовскую новинку исследовать…

Неизвестный Егору Савченко, который вел «Аннушку», доложил, что объект спрыгнул на ходу и перебежал на другую сторону бульвара.

Там его уже пас какой-то Шарафутдинов – как понял Егор, на трехтонке.

Связник проделал подобный маневр еще дважды, но оторваться от слежки не смог – очень уж плотно его обложили.

– Что-то слишком петляет, – озабоченно сказал Октябрьский. – Заметил? Маловероятно. Неужто чутье такое?

На Зубовской площади Селенцов в очередной раз сменил вид транспорта – пересел из автобуса на 34-й трамвай, шедший в сторону Новодевичьего.

В это время объект снова вела машина Октябрьского, только водитель поменял цифру маршрута на стекле да номер на бампере.

– Я остаюсь, товарищ старший майор? – сказал шофер. – У нас маршрутное такси «семерка», она тут тоже заворачивает.

– Нет, Лялин. Давай-ка ты лучше поотстань. Береженого, сам знаешь… Корнеев! – (Это уже в микрофон.) – Обгоняй!

Минуты не прошло – Корнеев, ехавший на «эмке», доложил:

– Сошел. Идет через Девичье Поле. Медленно. Оглядывается.

– Кажется, приехали, – удовлетворенно заметил Октябрьский. – Встреча у него тут с кем-то, не иначе. Всем начальникам групп! Оцепить сквер по периметру, скрытно. Я выхожу.

Вылез на тротуар, сладко потянулся.

– Давай, ребята. Только не кучей.

Оперативники один за другим перескакивали через чугунную оградку и исчезали в еще голых, но все равно густых кустах.

– А мы с тобой, Егор, культурно пойдем, по дорожке. Приличным прогулочным шагом.

Не успели они пройти «приличным шагом» и двадцати метров, как из кустов вынырнул Лялин.

– Товарищ старший майор!

– Ну, где он?

– В избушке на курьих ножках, – отрапортовал сотрудник.

Октябрьский нахмурился:

– Что за дурацкие шутки?

– Там детская площадка, товарищ начальник. Песочница, горка деревянная. Ну и избушка, вроде как Бабы-Яги, что ли. Залез он туда и не выходит.

– Ладно, пошли посмотрим, что за чудеса такие…

Игровая площадка на Девичьем Поле была замечательная, свежепокрашенная к Первомаю. Кроме обычного набора детских забав – горки, качелей, песочницы, – были там фанерный аэроплан с красными звездами, кораблик с надписью «Аврора» и бревенчатый домик с маленькими окошками. По всей этой красоте ползало десятка полтора ребятишек мелкого возраста, в основном вокруг аэроплана. Жилище Бабы-Яги у подрастающего поколения Страны Советов, похоже, популярностью не пользовалось.

На скамейках сидели бабушки с няньками. Кто вязал, кто болтал между собой – одним словом, картина для парка самая что ни на есть обыкновенная.

Октябрьский, Егор и Лялин укрылись среди деревьев, со всех сторон окружавших площадку. За сквером серело массивное здание Академии Фрунзе. Оттуда тоже, перебегая от ствола к стволу, подтягивались оперативники.

Старший майор не сводил глаз с избушки.

– Не пойму… Сидит – не высунется… Тайник у него там, что ли? Не нравится мне это. Уйдет подальше от детей – будем брать.

Вдруг одна девочка лет шести, пытавшаяся вскарабкаться на крыло аэроплана, оглянулась на домик.

– Тсс! – шикнул на подчиненных Октябрьский, прислушиваясь.

Девочка что-то спросила звонким голоском. Спрыгнула на землю, подбежала к избушке. Заглянула. Скрылась внутри.

– Чего это он? – спросил Егор, посмотрел на шефа и поразился – лицо у того страдальчески исказилось.

– Паскуда, – прошептал старший майор. – Вот он что удумал…

– Шеф, я не понял…

– Помолчите! – цыкнул Октябрьский – яростно, да еще и на «вы». Внезапно стиснул Егору плечо. – Нет, гляди, выпустил!

Девчушка вышла из домика, крикнула:

– Хорошо, дяденька! – и вприпрыжку понеслась к краю площадки, где (Егору отсюда это было хорошо видно) на земле лежали двое сотрудников.

Один из них, коренастый парень в кожаной куртке, вдруг поднялся в полный рост и не маскируясь направился к старшему майору. Девочка шла за ним.

Октябрьский встретил оперативника бешеным шепотом:

– Ты что делаешь, скотина?!

Тот вместо ответа сконфуженно протянул клочок бумаги.

Через плечо шефа Егор прочитал строчку, написанную химическим карандашом: «Господа чекисты, предлагаю вступить в переговоры».

Кулак в черной перчатке с силой стукнул по стволу дуба.

– Мать его… – Октябрьский подавился ругательством – вспомнил о ребенке.

Девочка выжидательно смотрела на него снизу вверх, шмыгала носом.

– Тебя как зовут? – спросил старший майор, опускаясь на корточки.

– Люська.

– Ну какая же ты Люська, это плохих девочек так зовут, а ты Люсенька. Правильно я говорю?

Немножко подумав, девчушка кивнула.