Плечами продрогшими, белыми, белыми Плечами продрогшими, белыми, белыми, Погоду чувствую, стало быть осень, Распахнутой форточкой, тянет прелыми, Листьями красными, да хвойный дух сосен. Листы на столе, цветом желтого, желтого, Солнца закатного, стало быть испишу, В строке многоточия, с примесью олова, На стекло, что покрыл иней, снова дышу. И лучиком теплым, светлым, светлым, На колени запрыгнет, молодой кот, Урчи же, мурлыка, с окрасом трехцветным, Двадцать пятая осень, прошел еще год… Из чашки капал чай на потолок, за окном наступало утро Из чашки капал чай на потолок, за окном наступало утро, Трамваи звеня бежали потоком, ехали все кому было не лень, В них ехали бок о бок, счастливые и несчастные люди, Вот так начинался, звоном, и каплями на потолке, новый день, Вчитываюсь в газету, постаревшую на целое утро, Солнце уставшее, только вставшее, слепит мои глаза, А кому-то необходимо, ведь кому-нибудь просто нужно, Что бы солнце с утра восходило, и вечером уходило назад. Нагнетают транспаранты и лозунги, в руках огрубевших – флаги, На них белым по красному сказано: «Вернем стране светлое прошлое», Хотят стать как раньше серьезными, не жалея при этом бумаги, Не жалеют и масляных красок, и улыбок для обычных прохожих. Отвлекся на эту картину, а между тем в руках стынет газета, С каждой минутой становясь все непригоднее и глупее, читаю: Замерзли провода трамвайные, встало движение транспорта (прилагается смета), Работники разводят руками, но это провода не согреет, стоят обсуждают. У нас в подъезде каждый день замерзают окна, ничего не поделаешь, Только с утра до вечера разговоры ведутся, мол: «окна заледенели», Для себя уяснил – все к обсуждению склонны, если даже не веруешь, А уж коль веруешь, так подавно чешут, а какие преследуют цели? Вот починили, тронулись, и кажется будто всем миром на станциях, Стали приветствовать трамваи, кто флагами, кто корзинами, кто матюгами, Повалили в трамвай все подряд, кто не поместился устроили танцы, Так согревается наш народ, топчась на месте, да размахивая руками. До чего ж интересная эта картина, день необычайно серьезный – митинг! Пригласили б, кого из артистов, или мастера слова, допустим поэта, Что б растопил окаменевшие души, тогда бы и стихли похабные крики, Так о чем это я? Уже день, а у меня в руках старая, утренняя газета… И шаг за шагом – на дуэль, иду по выпавшему снегу И шаг за шагом – на дуэль, иду по выпавшему снегу, Морозы можно будет пережить, свинцовые осадки, все же, тяжелей, Мне стиснуть зубы и терпеть, нырять в нее с разбегу, В прекрасную и радостную жизнь, что лето помнит золотом полей. А между тем, все ближе Рождество, в сочельник раздаются песни, Мне в этот день бродячих жаль собак, кто бросит кость, а кто и взгляд смиренный, Смеркаться рано стало, все одно, зажгут фонарщики столбы, огни печальной вести, На улицах спустили флаг, как будто выстрел прозвучал… смертельный. Меня наверное убьют, пусть прожил я не мало, Я не дрожу от этих мыслей, кутаюсь в шинель, Над проезжающими праздными смеюсь, и взглядом провожая их устало, Мечтаю о несбыточной весне, кому нужна она теперь?! Там, в пьяном зале, где толпа, меня задел наверно случай, Раскрашенные дамы замолчат, их замолчат мужья, – Дуэль! – вдруг произнес, а думаю – «Судьба», Пой песню соловей, и душу мучай, От песен у людей сердца стучат, так пой же, истинный судья… Потеряно прошлое, обыщу весь чердак Потеряно прошлое, обыщу весь чердак, Перевёрнут подвал, папиросы и фото, Здесь на стуле рассматривать, словно было вчера, А на снимках курили и пили твердую водку. Адресов больше нет, путь трамвайный разобран, Как доехать теперь? Есть ли повод еще? В голове голоса, кто убит, а кто сослан, В курс истории это войдет, не войдет мягкость щек.. Идейные братья, их жены, подруги, Переживут, всего лишь, на несколько лет, Новый год с Рождеством, но другие салюты, Разрывались над городом, сколотив еще крест. Белой стаей на выцветшем, и постаревшем, Где-то признаки сепии, лица не видать, Юнкера молодые, восемнадцатый вешний, И как спелые вишни, их уже не сорвать. Едкий дым от пожаров, коптил вдалеке, Ну а мне папирос дым достался, и только, Этих воспоминаний нет ни на чердаке, Нет в подвале, они в сердце, укрытые болью. Вот бы, после осени снова лето, или хотя бы весна Вот бы, после осени снова лето, или хотя бы весна, Чтоб растворилась грусть, что ворвалась листопадом, И голые ветки деревьев покрыла молодая листва, Встречать дожди теплые, и поздние, молодые закаты. Я буду читать на могильных камнях эпитафии скорби, Средь серых, вымокших под дождем, каменных плит, До предела натянуты нервы и прерванный крик, О тех кто ушел, чуть раньше чем мы, ветер скорбит. Здесь листья шуршат под ногами, и словно призраками, Кажутся люди, пришедшие как свидетели своих похорон, Кивают, здороваются, приветствуют, сверля глазами, И слышны их плачь и вздохи, и шепот со всех сторон. |
