В последующие дни, по мере того как Винема и Франк Риддл приносили новые сообщения, подозрения модоков Лодки Джима подтвердились. Давление из Орегона заставило генерала Кэнби и членов комиссии отказаться от своего предложения об амнистии для группы Лодки Джима. Однако Капитан Джек и остальные модоки Могли свободно прийти и сдаться — им гарантировалась защита.

Теперь перед Капитаном Джеком встала классическая дилемма. Если он оставит людей Лодки Джима, он сможет спасти своих людей. Но Лодка Джим пришел под его защиту, под защиту вождя модоков.

6 марта с помощью своей сестры Мэри Джек написал письмо членам комиссии, и сестра доставила это письмо на ферму Фейрчайлда. «Сотрем и смоем кровь, и пусть не будет больше крови, — писал Капитан Джек. — Мне совсем не по душе были эти убийства У меня очень мало людей, и я не представляю, как я смогу выдать воинов Лодки Джима. Выдадут ли белые солдат, убивавших моих людей, пока те спали? Я никогда не требовал выдачи убийц моего народа… Положим, я дам убить своего коня, но как я дам повесить своих людей? Я дам убить своего коня и не буду оплакивать его но, если я выдам своих людей, мне придется оплакивать их».

Однако Кэнби и члены комиссии все еще настаивали на встрече с Капитаном Джеком, желая убедить его в том, что война для его народа будет иметь худшие последствия, чем выдача убийц. Хотя Великий Воин Шерман советовал Кэнби использовать солдат против модоков, с тем чтобы «для них не нужно было никакой резервации, кроме могил на избранной ими земле Лава-Бедс», генерал терпеливо воздерживался от такого шага9.

21 марта Капитан Джек и Чарли Со Шрамом увидели, как Кэнби с небольшим эскортом кавалеристов въехал на кряж напротив их цитадели. Джек не знал, как расценить их решимость. Он расположил своих воинов среди скал и наблюдал за отделившимся от эскорта всадником, скакавшим к цитадели. Это был армейский хирург; он предложил неофициальную встречу между Капитаном Джеком и генералом Кэнби. Через несколько минут они беседовали. Кэнби заверил Джека в том, что, если тот выведет своих людей из Лава-Бедс, к ним отнесутся хорошо, им дадут пищу, одежду и много подарков. В ответ Джек спросил Кэнби, почему тот не захватил с собой что-нибудь из перечисленных вещей, раз он может так много дать модокам. Кроме того, Джек спросил у Кэнби, почему тот не уводит своих солдат. Все, чего хотят модоки, — это чтобы их оставили в покое.

Во время этой короткой встречи ни Джек, ни Кэнби ни разу не упомянули отряд Лодки Джима и убийство поселенцев. Джек ничего не обещал; он хотел выждать и посмотреть, каков будет следующий шаг Кэнби.

Кэнби сделал следующий шаг: он пополнил свои войска и расположил их с двух сторон цитадели модоков. Части первого кавалерийского полка и двадцать первого пехотного полка, поддержанные частями четвертой артиллерийской бригады, расположились в Лава-Бедс на расстоянии, с которого можно было нанести удар по индейцам.

2 апреля Капитан Джек отправил послание членам комиссии. Он хотел встретиться с ними на полпути между ближайшим солдатским лагерем и его цитаделью. В тот же день Кэнби, Мичэм, Томас и Дайер вместе с Винемой и Франком Риддлом выехали в скалистую впадину, находившуюся под солдатским лагерем, разбитым на кряже. Джек, Лодка Джим и еще несколько модоков ожидали их там; они привезли с собой своих женщин в доказательство мирных намерений. Джек приветствовал Мичэма как старого друга, но довольно раздраженно обратился к Кэнби, спросив, зачем тот подвел своих солдат так близко к цитадели модоков.

Кэнби пытался отмахнуться от этого вопроса, сказав, что перевел свою штаб-квартиру ближе к штаб-квартире Джека для того, чтобы им было легче встречаться на советах, что солдаты необходимы для обеспечения безопасности самого Джека. Джек не принял объяснений Кэнби. Он потребовал, чтобы солдаты были выведены из Лава-Бедс и отправлены домой. Затем он коснулся щекотливого вопроса о группе Лодки Джима. Джек сказал, что впредь не может быть и речи о сдаче в том случае, если с людьми Лодки Джима не будут обращаться так же, как с остальными модоками. Кэнби отвечал. что армейское командование должно решить, куда им идти и как с ними поступить; он не мог обещать никакой амнистии убийцам поселенцев.

Пока они говорили, темные тучи заволокли небо над Лава-Бедс и пошел холодный дождь. Кэнби сказал, что под таким дождем невозможно разговаривать. «Вы одеты лучше, чем я, — насмешливо ответил Джек, — но я не снег и не растаю». Кэнби не обратил внимания на слова Джека, но пообещал поставить палатку для следующей встречи.

На следующее утро Кэнби послал нескольких солдат поставить палатку для совета. Они установили ее не в скалистой впадине, а на поросшей полынью равнине, которая целиком была в поле зрения солдат и их грозных батарей.

Через два дня Джек отправил послание Альфреду Мичэму, в котором заявил, что желает встретиться с ним и со своим старым другом Джоном Фейрчайлдом, владельцем соседней фермы. Джек оговорил в качестве особого условия, что они не приведут с собой генерала Кэнби и священника Томаса. Мичэм и Фейрчайлд были смущены этой просьбой, однако отправились к палатке для советов вместе с Винемой и Франком Риддлом. Модоки ждали их, и Джек тепло приветствовал белых людей. Он объяснил, что он не верит Кэнби, потому что тот носит синюю форму и слишком много говорит о своей дружбе с индейцами; правда не звучит в его речах, ибо он все ближе подводит своих солдат к Лава-Бедс. Что до священника Томаса, то он — святоша, и его магия противоречит верованиям модоков. «Теперь мы можем говорить, — сказал Джек. — Я знаю тебя и Фейрчайлда. Я знаю ваши сердца». Далее он объяснил, как солдаты вынудили его бежать с Лост-Ривер и укрыться в Лава-Бедс. «Дайте мне дом на Лост-Ривер, — умолял Джек. — Я позабочусь о своем народе. Я никого не прошу помогать мне. Мы сами проживем. Дайте нам такую же возможность, какой обладают все люди».

Мичэм указал на то, что Лост-Ривер находится в Орегоне, там, где модоки пролили кровь белых поселенцев. «Эта кровь всегда будет между вами и белыми людьми», — сказал член комиссии.

Несколько минут Джек молчал. «Я расслышал твои слова, — сказал он. Дайте мне дом в Лава-Бедс. Я смогу жить здесь; уведите ваших солдат, и мы все уладим. Никому не понадобятся здешние скалы; дайте мне дом здесь».

Мичэм ответил, что индейцы не обретут мира в Лава-Бедс, если они не выдадут людей, совершивших убийство на Лост-Ривер. Он обещал, что на суде с ними поступят честно.

«Кто будет судить их? — спросил Джек. — Белые люди или индейцы?»

«Конечно же, белые люди», — признал Мичэм.

«В таком случае выдадите ли вы людей, убивавших индейских женщин и детей на Лост-Ривер, на суд модоков?»

Мичэм отрицательно покачал головой: «Закон модоков мертв;

закон белого человека правит ныне в этой стране; не может быть двух законов одновременно».

«Будете ли вы судить людей, стрелявших в мой народ? — продолжал спрашивать Джек. — Будете ли вы их судить по своему собственному закону?»

Мичэм понимал, что Капитан Джек сам знает, что это невозможно. «Закон белого человека правит этой страной, — повторил он. — Индейский закон мертв».

«Законы белого человека хороши для белых людей, — сказал Джек, — но им безразличны индейцы. Нет, друзья мои, я не могу дать повесить этих юношей. Я знаю, они поступили дурно — их кровь была дурной… Но не они начали первыми… Белые люди начали первыми… Нет, я не выдам моих юношей. Уводите солдат, и все неприятности прекратятся».

«Нельзя увести солдат, — возразил Мичэм, — пока вы остаетесь в Лава-Бедс».

Схватив руку Мичэма, Джек спросил умоляюще: «Скажите мне, мой друг, что мне делать? Я не хочу сражаться».

«Единственный способ заключить мир — это выйти из скал, — прямо ответил Мичэм. — Никакого мира не будет, пока вы остаетесь в Лава-Бедс».

«Вы предлагаете мне выйти и отдаться вам в руки, — воскликнул Джек. Я не могу этого сделать. Я боюсь — нет, не я боюсь, но мой народ боится. Я — глас моего народа… Я — модок. Я не боюсь смерти. Я покажу ему, [Кэнби], как могут умирать модоки».