Я мало знал А. И., но его и не нужно было долго знать для того, чтобы увидать эту исключительную преданность русской культуре. Он не любил вспышек, но горел ярким и постоянным огнем.
--
Прошло больше 10 лет со дня смерти А. И. Сколько было пережито тяжелых минут там, на родине, и здесь, на чужбине!
Русская культура вместе с ее представителями расплескалась по всему миру. Но те культурные ценности, который сохранились в России, сохранены трудами лиц, который как А. И., стойко стояли на страже накопленного, несмотря на все величайшие трудности. Придет новый расцвет русской культуры, и тогда с благодарностью вспомнят и Александра Исаевича Браудо.
А. Изюмов. Прага Чешская.
(дополнение, ldn-knigi: http://www.vgd.ru/I/izrael.htm
ИЗЮМОВ АЛЕКСАНДР ФИЛАРЕТОВИЧ 1885-1951.
В 1918-1922 инспектор архивов при Московском областном управлении архивным делом, страший инспектор Главного архивного управления; в 1922 выслан за границу, жил в Берлине, сотрудничал с Русским научным институтом в Берлине; в 1925 по приглашению А.А. Кизеветтера переехал в Прагу, член Русского исторического общества, заведующий отделом (с 1925), заместитель управляющего (с 1934) Русского заграничного исторического архива; в 1941 интернирован и заключен в концлагерь, в 1945 освобождён американскими войсками; принимал активное участие в подготовке отправки документов РЗИА в СССР.
http://catalog.booksite.ru/localtxt/zol/ota/ya/zolotaya_kniga/14.htm
ИЗЮМОВ Александр Филаретович (25.7.1885, с. Озерки, Чухломского у., Костромской губ. - 1950) - историк, архивист. Окончил Костромскую духовную семинарию, затем в 1914 - историко-филологический факультет Московского университета; был оставлен для подготовки к магистерскому экзамену у профессора М. Любавского. В 1914-18 находился на фронте. С июля 1918 по май 1922 работал инспектором архивов при Московском областном управлении архивным делом, старшим инспектором Главного архивного управления. Организовал вывоз в Москву ряда архивов: документов Ставки Верховного главнокомандующего в Могилеве (март 1919), из Петрограда - библиотеки и документов Государственного совета (апр. 1919), из Кирилло-Белозерского монастыря - документов, эвакуированных туда Временным правительством (май 1920). Читал курс русской истории на Пречистенских курсах в Москве. В сентябре 1922 в числе большой группы ученых выслан за границу как "элемент общественно вредный".
С 1922 по 1925 находился в Берлине, читал лекции по русской истории в Русском научном институте. В октябре 1925 переехал в Прагу, работал в должности заведующего отделом документов Русского зарубежного исторического архива, член его ученой комиссии, с 1934 - заместитель директора архива, принимал активное участие в формировании его коллекций. В январе 1930 вместе с Н. Астровым, М. Новиковым, А. Кизеветтером входил в состав комиссии по организации праздника Татьянина дня в связи с 175-летием Московского университета. В 1940-х активный член Русского исторического общества в Праге.
Автор статьи "Московский центральный исторический архив" в сборнике исторических трудов в честь 70-летия П. Милюкова (Прага, 1929). Статьи И. "Декабристы", "Шпионство за декабристами" и др., включенные в историко-литературный сборник "На чуждой стороне" (1923-25), а также обзор "Литература о декабристах за последние годы" (Славянская книга, 1926) способствовали изучению декабристского движения. Интересны также работа "В поисках бумаг последнего царя" (На чужой стороне, 1923, № 3) и статья "Толстой и Герцен" в журнале "Современные записки" (1937, № 63).
Соч.: Краткое curriculum vitae / Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992.
Лит.: Павлова Т.Ф. Заграничный исторический архив в Праге // Вопр. истории, 1990, № 11. ) {139}
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
АЛЕКСАНДРА ИСАЕВИЧА БРАУДО
(Ида Мовшович)
Десять лет прошло с тех пор, и так еще свежо воспоминание о том вечере и его трагическом конце, унесшем в могилу Александра Исаевича. Судьбе угодно было, чтобы я одна приняла его последний вздох; вдали от всех тех, кто был ему близок и дорог.
С самого начала войны и до конца 1917 года я находилась с Александром Исаевичем в постоянном, почти ежедневном контакте. Мои обязанности секретаря Совещательной Коллегии при фракции еврейских депутатов 4-ой Государственной Думы поставили меня в общение со значительной группой еврейской интеллигенции в Петербурге, которая обнимала преимущественно несоциалистические элементы ее. Александр Исаевич был членом этой коллегии.
Менялись председатели ее, прибывало и убывало количество ее членов, но душой этой коллегии, человеком, который вынес всю ее наиболее ответственную и в то же время черную работу, был Александр Исаевич. Он всегда куда-то ездил, что-то приносил, к кому-то звонил по телефону, зачем-то забегал в Бюро Депутатов на Захарьевскую улицу. Он не знал покоя до поздней ночи, и часто после вечерних заседаний, затягивавшихся за полночь, ездил еще в редакции газет, чтобы потом попасть домой и затем рано утром поспеть в обычный час к исполнению своих обязанностей в Публичной Библиотеке.
Но вот настал желанный час. Закон о еврейской эмансипации стал совершившимся фактом. В Пасху 1917 года все находившиеся в Петрограде члены Совещательной Коллегии собрались вместе с членами Думы, чтобы отпраздновать банкетом достижение еврейского равноправия. Было {140} произнесено много речей, но одна речь - слово М. С. Алейникова о роли Александра Исаевича в этом завоевании и о душевной кpacoте его - вызвала самое большое сочувствие присутствовавших, которые поистине чувствовали, что истинным героем этого праздника был Александр Исаевич.
Шум революционной борьбы в годы революции совершенно заглушил всякое внимание к еврейской общественности. Александр Исаевич, несмотря на свою личную близость ко многим членам передовой русской интеллигенции, отдавшейся борьбе за революционную власть, в ней непосредственного участия, насколько я знаю, не принял.
Борьба была связана с применением насилия, с риском причинить вред стране в тяжелое время. Душевные качества Александра Исаевича не мирились с тем, что революция требовала от политика. Он с головой ушел в свое любимое библиотечное дело. Он работал без передышки и был счастлив, что его любимое детище нашло более благоприятную обстановку, чтобы расправить свои крылья. Но этот покой длился недолго.
В Публ. Б-кe началась борьба элементов, выдвинутых революцией, с теми, которые не видели нужды в проведении политики в библиотечных делах. К тому же в эту пору уже всей русской и русско-еврейской интеллигенцией, которую революция выбросила с прежних постов, велась тяжкая борьба за существование.
В ней, конечно, Александр Исаевич оказывался незаменимым человеком. Его никто не боялся беспокоить. Его всегда можно было найти, и он всегда с готовностью вызывался делать все необходимое. Мне припоминаются десятки поводов, по которым я лично обращалась к нему за помощью для друзей и знакомых.
Александр Исаевич ездил к Горькому хлопотать об освобождении племянника проф. Л., который по недоразумению был арестован и без теплых вещей выслан в Архангельскую губ.
Он устраивал людей на работу в самой Публичной Библиотеке и в разных других учреждениях, где у него были многочисленные связи. Он доставал переводы для людей, которых по болезни нельзя было устроить на службе.
Он находил для больных места в клиниках (по тому времени это было дело почти безнадежное для простого смертного). Он доставал средства для нуждавшихся и был в восторге, приписывая мне заслугу, когда на деньги, им же добытые, мне удалось подкормить и поставить {141} на ноги нашего общего друга члена Государственной Думы, который заболел от истощения.
Я встретила его перед своим отъездом в Лондон в последний раз в Москве, в июле 1919 г., когда он сам делал попытку проехать на время к своей семье на Украину. Он выглядел усталым, осунувшимся, но помню, как он все-таки как то сказал в разговоре мне:
