В 1912 году устроена была поездка английских парламентариев в Poccию. Entente Cordiale к тому времени считалась уже фактом твердо установленным, и английские парламентарии, которым предстояло поддерживать свое правительство во время войны, имели в виду войти в контакт с руководящими сферами Думы и убедиться, насколько в предстоящих совместных испытаниях можно полагаться на то, что русское правительство сможет опираться на русское общественное мнение. Как впоследствии и оказалось в действительности, еврейский вопрос в Poccии был большим тормозом в укреплении влияния союзников в {107} нейтральных странах, особенно в Америке.
В интересах самой России и для того, чтобы она могла играть соответствующую роль среди западноевропейских держав, надо было ослабить остроту еврейского вопроса, т. е. провести какую-нибудь реформу, которая показала бы общественному мнению мира, что Poccия сама готова устранить причины розни внутри страны. Предполагалось, и оптимисты, в том числе и А. И., надеялись, что английская парламентская делегация во время пребывания в России, могла бы побудить и думцев, а через них и правительство к такому изменению тона. При помощи своих друзей специалистов А. И. подготовил записку, которая подробно излагала юридическое и социальное положение евреев в России и предлагала минимум необходимых реформ. Записка была обработана на английском языке Л. Вульфом и издана в виде отдельной брошюры (The legal sufferings of the jews in Russia) с предисловием известного государствоведа Дайси.
Все члены парламентской делегации были снабжены экземпляром ее. С целым рядом членов этой делегации велись в Лондоне предварительные разговоры, и когда они очутились в Петербурге, А. И. взял на себя устройство всех тех разговоров с представителями русской бюрократии, на которых англичане должны были влиять.
Контакт А. И. с Лондоном оказался в высшей степени важным во время разбирательства дела Бейлиса, когда суд потребовал приложения к делу заверенного текста известной папской буллы по поводу обвинения евреев в ритуальных убийствах. А. И. принимал самое активное участие в организации защиты и подготовки исторического материала, нужного защитникам. Когда эта булла понадобилась, телеграмма А. И. в Лондон побудила лорда Ротшильда обратиться в английский форейн-офис, который послал телеграфную инструкцию английскому послу в Риме получить эту буллу. В течение трех дней после отсылки телеграммы в Лондон булла была с нарочным доставлена из Рима в Киев.
С началом войны методы влияния на русское правительство должны были радикально измениться. В условиях военных действий нельзя было вести пропаганды в иностранной прессе за внутреннюю реформу, как бы ни важна была эта реформа для самого успеха войны. Пришлось ограничиться {108} переговорами исключительно в политических кругах, которые имели сношения с правительством. Опять на долю А. И. выпала задача установления регулярных сношений с еврейскими Комитетами в странах союзников.
Благодаря материалам, которые А. И. доставлял в Англию, английское и французское правительства, очень осторожно и с большими колебаниями, подготовили целый ряд шагов, которые должны были сдвинуть русское правительство с точки сопротивления улучшению правовых условий жизни русского еврейства. В 1916 году английское правительство просило Англо-еврейский Комитет получить от его друзей в Петрограде тот минимальный план реформ, который бы временно, пока длилась война, удовлетворил русских евреев. Летом 1916 года этот план был прислан в Лондон Александром Исаевичем.
Правительства союзников вели между собой по этому поводу переговоры, когда вспыхнула революция. Реформа была осуществлена новым русским правительством.
Д. Мовшович. {109}
А. И. БРАУДО И ВОПРОСЫ ЕВРЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ
(С. Гинзбург)
Принято говорить о решающем влиянии среды и воспитания на личность, на выработку основных черт ее характера. Если бы еще требовались новые подтверждения, что правило это не во всех случаях может претендовать на безусловную достоверность, то разительным примером тому мог бы служить А. И. Браудо.
Он родился в ассимилированной еврейской семье, которой чужды были еврейские интересы; юность провел в городе Владимире, вдали от злополучной "черты", где не имел еврейских товарищей и редко встречался с единоверцами вообще. Еврейский элемент играл весьма незначительную роль в его воспитании; древнееврейского языка и его литературы он не знал и даже с разговорным "идиш" он совершенно не был знаком. Казалось бы, все складывалось так, чтобы выработать из него человека ассимилированного, оторванного от своего народа. Между тем, в действительности произошло совершенно иное. Интересы еврейства оказались ему чрезвычайно близкими и дорогими.
Я разумею не только его неустанные труды и усилия, направленные к борьбе за еврейское равноправие, к борьбе против клеветы и поклепов, сыпавшихся непрерывно на русских евреев со стороны известной части печати и реакционных общественных кругов. Гуманист, в лучшем смысле этого слова, политический деятель, глубоко преданный заветам свободы, права и равенства, - А. И. несомненно откликался бы на еврейские страдания и в том случае, если бы он лично не был евреем.
Достаточно вспомнить, напр., с каким активным сочувствием он относился к борьбе финляндцев или поляков за освобождение от гнета, {110} тяготевшего над ними во времена царизма. Я в данном случае имею в виду также его живой интерес к вопросам еврейской литературы, науки и культуры вообще - явление совершенно изумительное, если вспомнить условия его воспитания. Очевидно в нем крепко было заложено то нечто, что преодолело всё неблагоприятные нивелирующие обстоятельства и сотворило прекрасный образ человека, глубоко проникнутого всеми лучшими достояниями европейской культуры и в то же время беззаветно преданного еврейским идеалам, - гордо несущего свое еврейство.
Вероятно не всем известен один чрезвычайно характерный эпизод из жизни А. И. Когда он еще учился в дерптском университете, один немецкий бурш-корпорант его однажды оскорбил, как еврея. Типичный русский интеллигент, молодой А. И. был, конечно, противником дуэлей вообще. Но в данном случае, отстаивая свою честь, как еврея, он не счел возможным уклониться от принятого у дерптских буршей обычая, и вызвал обидчика на поединок. Дуэль состоялась, и А. И. получил опасную рану в грудь, от которой чуть было не умер.
Познакомился я с А. И. Браудо в 1890 г., когда работал над своей кандидатской диссертацией, на тему по истории "бумаг на предъявителя". А. И. тогда уже служил в Публичной Библиотеке, где заведывал в ту пору отделом юридической литературы на иностранных языках. Мне, конечно, приходилось непрерывно обращаться к нему за разными книгами и библиографическими справками. Излишне распространяться о том, какую предупредительность я тут всегда встречал с его стороны. Все те, кто сталкивались с ним в продолжении его десятилетней работы в Публичной Библиотеке, знают хорошо эту его черту его всегдашнюю готовность служить каждому своими обширными познаниями и большим библиографическим опытом. Я хочу здесь только отметить следующий любопытный штрих. Когда часть моей диссертации вскоре была напечатана в журнале "Вестник Права", А. И. выразил мне свое удовлетворение по поводу того, что я одну главу посвятил изложению талмудического законодательства о бумагах на предъявителя.
Признаюсь, это меня несколько удивило. Будучи с ним еще мало знаком, я предполагал в нем совершенный индифферентизм к вопросам еврейской литературы или науки. {111} Но недолго спустя я имел полную возможность убедиться в своей ошибке. Совместная работа с ним в Обществе распространения просвещения между евреями показала мне, с каким вниманием и интересом он относился к вопросам еврейской культуры. Он был одним из инициаторов Историко-этнографической комиссии при названном Обществе, и много содействовал развитию ее деятельности.
Нельзя не отметить той чуткости, которую А. И. проявил в конце 1905 года к интересам периодической печати на древнееврейском языке и на идиш: когда Комиссия под председательством Кобеко работала над составлением проекта нового закона о повременной печати, явилось опасение, что в виду совершенного незнакомства членов Комиссии с характером еврейской прессы, она оставлена будет в прежнем, подцензурном положении. Браудо немедленно использовал свою близость к Кобеко, занимавшему пост директора Публичной Библиотеки, и в заседание Комиссии были приглашены два представителя еврейской печати - редактор "Гацефиры" Н. Соколов и я, в качестве редактора газеты "Фрайнд". В результате, в отношении еврейских периодических изданий в новом законе, не было сделано никаких изъятий.
