Надо сказать, что расследование о причинах, вызвавших еврейские погромы, и об участии в подготовке этих погромов полиции и жандармских властей производилось многими адвокатами, и все собранные последними весьма ценные материалы сдавались Александру Исаевичу, который предполагал их издать в виде целой серии томов. К сожалению, этот план не был полностью осуществлен, по целому ряду обстоятельств, от Александра Исаевича не зависевших. Но часть материалов увидела свет - это сборник секретных документов и донесений целого ряда высокопоставленных {74} чиновников, по поручению правительства выяснявших на местах причины возникших погромов и преступного бездействия властей. Этот сборник "материалов по истории контрреволюции" был напечатан нелегально, конечно, по инициативе Александра Исаевича и на деньги, опять таки добытые им.
В конце 1908 года я переехал на постоянное жительство в Иркутск, и работа моя в петербургских общественных и политических организациях оборвалась. Прекратилось также мое сотрудничество с Александром Исаевичем. Но, наезжая в Петербург, я имел возможность убедиться, что Александр Исаевич продолжал свою работу с неослабевающей энергией.
Февральская революция 1917 года дала Александру Исаевичу передышку. Царский режим рухнул. Евреи стали полноправными гражданами. Для всех слоев и классов населения великой страны открылась возможность вести свободно культурную, общественную и политическую работу.
Радовался Александр Исаевич этой перемене от души, и в его голове уже роились планы о новых формах общественной деятельности в создавшейся новой обстановке. Но приход большевиков к власти рассеял в прах все его планы. Как он писал с горечью своим друзьям, он оказался при большевиках совершенно ненужным человеком. Его только терпели, как "спеца" по библиотечному делу. И он ушел с головой в это дело, которое ему всегда было дорого и стало еще дороже, когда надо было спасать любимое учреждение от развала, а его сокровища от расхищения.
Нужда, лишения, чрезмерный труд и глубокие страдания за распинаемую Poccию окончательно надорвали здоровье Александра Исаевича. Но он не сдавался. В 1924 году он получил командировку в Западную Европу для ознакомления с постановкой библиотечного дела в самых передовых странах - в Германии, Франции, Англии. Не щадя своих сил и своего слабого здоровья, Александр Исаевич целые дни проводил за работой, сначала в Берлинской библиотеке, затем в Парижской Национальной Библиотеке и наконец в Британском музее. Но ему не суждено было довести до конца намеченный им план работ. 24 ноября 1924 года он, вернувшись к себе после тяжелого трудового дня в {75} Британском музее, внезапно скончался...
Он умер, как праведник, уснув спокойным вечным сном.
Смерть была к нему милостива, - она избавила его от тяжких предсмертных страданий... И он ушел из мира так же тихо, как и жил... Но светлая память о нем будет жить в наших сердцах...
М. Кроль.
{77}
СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО
(Из воспоминаний об А. И. Браудо).
(С. Познер)
I.
А. И. Браудо был одним из первых, с кем я познакомился в Петербурге, когда, в конце прошлого века, приехал туда с братом для поступления я - в университет, а брат - в Технологический институт. На второй или третий день после нашего приезда наш старший брат, живший там уже давно, вернулся домой к обеду с товарищем и, войдя в комнату, представил нас Александру Исаевичу. Перед нами стоял молодой человек среднего роста, широкоплечий. На его открытом лице блуждала мягкая улыбка, он с первого вида располагал к себе. В завязавшейся беседе не чувствовалось и тени превосходства старшего над младшими, покровительственного отношения к нам, юношам, он разговаривал с нами, как с равными, расспрашивая о предстоящих занятиях, о наших устремлениях. Беседа длилась долго; уходя, он звал нас приходить к нему запросто.
Так началось мое знакомство с этим редким человеком, знакомство, перешедшее с годами в тесную, неразрывную дружбу. Посещение дома Александра Исаевича, его журфиксов по пятницам, на которых собирались представители молодой столичной интеллигенции, для нас с братом стали обычным и крайне приятным делом. Мы внимали оживленным спорам, которые велись за чайным столом, с юношеской горячностью вмешивались в них и часто находили поддержку в лице добродушного хозяина. Вскоре я зачастил к нему в Публичную Библиотеку, - он тогда {78} работал еще в общественно - юридическом отделении, - за книгами и указаниями. Я делал это тем более охотно, что, как скоро убедился, я был не один из числа студентов, которые посещали его на службе с тою же целью. А. И. был очень популярен среди студенческой молодежи Петербурга того времени. Эта популярность сильно возросла впоследствии, когда возник первый еврейский студенческий кружок взаимопомощи: А. И., исполнявший обязанности секретаря Общества распространения просвещения среди евреев, всячески нас поддерживал.
Но в те годы, годы моего пребывания в университете, политическая сторона деятельности А. И. ускользала от моего внимания. Ведь сам он никогда о себе ничего не рассказывал; я же, по молодости лет, не входил в те круги, где она непосредственно протекала. Я знал про существование заграницею органа П. Б. Струве "Освобождение", часто читал этот журнал, который потом стал получать по почте в запечатанных конвертах, но не подозревал, что А. И., которого я в это время видал чуть ли не ежедневно, стоит близко к этому изданию, и что ему я обязан тем, что получаю "Освобождение".
Но вскоре я начал догадываться об этом, хотя полной уверенности гак и не обрел, потому что А. И. продолжал хранить тайну своего сотрудничества. А стал я догадываться вот почему.
В последние годы моего пребывания в университете, я стал регулярно ездить заграницу, на каникулы; ездил я преимущественно в Париж, где свел знакомство с французскими литературными кругами левого направления.
Конечно, по возвращении я рассказывал об этом А. И., и он стал давать мне информационный материал для моих французских друзей. Для него это была лишь разновидность той его деятельности, которой он себя посвящал, сотрудничая в "Освобождении", следуя приемам русской интеллигенции в ее борьбе с самодержавием еще со времен Герцена, для меня же - приобщение к политической активности. Мои французские друзья были в восторге от сведений А. И-ча. Такого материала о внутреннем положении России, трактовавшего с большим знанием предмета самые основные вопросы русской жизни, французская пресса еще не получала, хотя некоторые из ее органов и имели в Poccии {79} своих корреспондентов. Сообщения А. И-ча печатались в Париже, в то время, преимущественно в еженедельнике "L'Europeen", во главе которого стоял покойный ныне редактор журнала "Mercure de France" Люи Дюмюр.
То был орган передовой еврейской демократии. В составе его официального редакционного комитета входили известные пацифисты Фредерик Пасси и сенатор д'Эстурнелль де Констан, профессор Сорбонны Габриэль Сэайль, писатели Георг Брандес, Бьернстерне-Бьернсон и др. Журнал имел много подписчиков не только во Франции, но и за пределами ее. В Poccию доступ ему был закрыт, но в Императорской публичной библиотеке он получался, так что А. И. мог читать свои сообщения в нем. Получали его в России, в виде исключения, и такие лица, как Л. Н. Толстой.
Это отмечает в своих "Яснополянских записках" Д. Маковицкий, прибавляя, что Л. Н. с интересом просматривал это французское издание. Появление в "L'Europeen" сведений, доставлявшихся А. И., обратило на журнал внимание всей французской печати, его русскую информацию стали перепечатывать, ею заинтересовались даже деловые круги, имевшие дела с Россией.
После Кишиневского погрома эта сторона деятельности А. И. приняла новую форму и расширилась. Кружок еврейских общественных деятелей Петербурга, в котором А. И. принимал самое близкое участие с его возникновения, решил апеллировать к европейскому общественному мнению. Проведение соответствующей компании было возложено на А. И. Он привлек к делу своих заграничных друзей, в Париж же командировал пишущего эти строки, снабдив его рекомендательными письмами как к представителям русской политической эмиграции, так и к видным французским друзьям.
