Я как-то валерьянки много выпил
Так оттянулся – больше уж нельзя
Неделю я ходил и только охал
А пузо беспокоило меня
А тут нам объявили про ученья
Сказали, расстреляют если что
А тёща привезла на взвод варенья
И получилось вновь нехорошо
Послали рыть нас ямы на ученьях
И приказали прыгать через них
Нам было всем не до веселья
И даже наш сержант совсем затих
И ночью мы умчались в самоволку
Забор под девять метров, одолев
Теперь вот уже ползаем по стенкам
И даже говорят, что есть резерв
Падаем вот только с ентой стенки
Но, тут заботится о нас сержант
С гвоздями сволочь, он кладёт дощечки
И не упасть на них – нужон большой талант
Тут командир ловушки расставлял
Впредь график самоволок составляйте
Он выпороть гулящих обещал
Сержант ругался самоволке невозможно
А мы с конспектами, ловили те слова
Зато – все навыки общения с противником
Теперь узнали раз и навсегда…
Много погибло отцов наших, дедов
Долго те шрамы нам спать не дадут
Много погибло в те жаркие лета
Много и ныне оттуда зовут
Спят в тишине молодые ребята
К нам не пришедшие в мир и покой
Жизни прожив молодого солдата
Выйдя на смерть своей юной судьбой
Вышла на бой с ними злобная сила
Тёмной и страшной своей стороной
Та, что про жалость совсем позабыла
Будто с планеты явилась другой
Брат мой сражался на танке отважно
Бил он фашистов наводкой прямой
Многим тогда от той пушки попало
Многим пришлось не вернуться домой
Танк подожгли, и был ранен Серёжа
Выполз, вернулся, но в строй уж не встал
Так и ушёл, не прожив и полгода
И.. той жизнью.. солдат зашагал
Год не пожив, он скончался от раны
Стало одним, меньше всем молодцом
Кто до войны, строил дерзкие планы
Но… улетел – не построив свой дом
Мне жить за вас, тогдашних досталось
Которых, поверь, бесконечно люблю
Вырос без Вас я, и время умчалось
Но память тех дней я навек сохраню
Орденов сегодня – хоть объешься
Продают и в штуках и на вес
Специально делают невежды
Пылью, наполняя весь процесс
Их воруют, всё презрев на свете
А героев, лохами зовут
Забывая, что мы все в ответе
За коричневую тяжесть тех минут
Тогда танки под Москвой стояли
Тогда хлеб делили на ломти
Как же вы всю совесть потеряли
И бессовестной дорожкою пошли
Я – испытатель, «Миг» – моя стихия, я в небе ас,
летая без труда
Когда с друзьями пьём мы за Россию, ползёт слеза, горючая сама
Летит по небу строем эскадрилья и нервы наши все напряжены
Но не бывает тут и капельки бессилья, в пятёрке нашей – все давно орлы
Внизу нас ждут и все переживают, все приземленья чистого хотят
Пока же смотрят – смотрят и ругают, когда идём мы снова на каскад
Два брата жили на земле
Давно уйдя из жизни
Они мечтали при луне
И сбылись эти мысли
Один в горах остался жить
Спасателем на базе
Он группам помогал ходить
И был высок, как ясень
Второй же лепкой занялся
И жизнь на то потратил
В ней соразмерности ища
И умер, так некстати
Пропали слепки, маски – всё
А он лежал и плакал
Подняться он уже не мог
А как вставал, так падал
Остался орден у него
За прошлое – военное
И брат, но тот был далеко
Как далека – вселенная
Он скульптором отменным был
Он жизнь давал скульптуре
Он горы, как и брат любил
Но предан был натуре
Мы жили вместе на Филях
Он штангеном всё мерил
Уже в болезнях – второпях
И как ребёнок верил
Он тихо умер белым днём
Никто и не заметил
Вот так и мы порой умрём
С тобой – на этом свете
Посвящается Голубеву Константину Моисеевичу – скульптору, который мог вдохнуть жизнь в готовое изделие (скульптуру) даже великих мастеров и которого часто приглашали за этим, с чем он успешно и справлялся. Он отлично справился с заданием верховного главнокомандования по маскировке многих аэродромов во время войны – за что и был награждён орденом. К.М. лепил, несмотря на болезнь до своего последнего дня, его кисти были мощны, как прежде и отличались какой-то притягательной красотой. Его последняя работа была посвящена своему лечащему врачу – Травниковой – это была изящно выполненная головка той почти в натуральную величину и до последнего дня он искал формулу соответствия пропорций отдельных частей головы, чтобы вылепленная голова была наиболее восприимчива глазу со стороны.