– Скорее наоборот… Боязливой и хрупкой.

– Значит, это не питбуль, не прилив и не Мари.

– А что тогда?

– Вы хотите сказать кто?

– Кто?

– Шевалье, кто-то убил Мари, и именно этим вам стоит заняться.

– Как вы себе это представляете? – помолчав, тихо спросил мэр.

– Я осмотрел место происшествия. К пяти-шести часам вечера начинает смеркаться, но еще совсем не темно. Если нужно было убить Мари, то даже пустынный, как сейчас, скалистый берег – не самое подходящее место, слишком хорошо просматривается. Представьте, что ее убивают камнем по голове в сосновом лесу неподалеку от берега или в хижине наверху, а потом переносят вниз по крутой тропинке, ведущей к скалам. Убийца взваливает Мари на плечо, она была легкой.

– Как перышко… Продолжайте.

– И относит на берег, где и кладет у подножия скал. Разве один сапог не мог коварно соскользнуть с ноги во время спуска?

– Мог.

– Укладывая тело, убийца замечает пропажу. Ему нужно срочно найти сапог, чтобы никто не усомнился в несчастном случае. Ему не пришло в голову, что море снова разует Мари. Он поднимается по тропинке в хижину или в лес и ищет в сгущающихся сумерках. Там все заросло утесником и дроком, а чуть дальше полно сосновых иголок. Предположим, что он или она тратит по меньшей мере четыре минуты, чтобы подняться, четыре минуты, чтобы найти сапог, который, заметим, черного цвета, и три минуты, чтобы спуститься. За эти одиннадцать минут пес Севрана, бродивший по берегу, спокойно успевает отгрызть палец. Вы ведь видели его чертовы клыки, это страшное оружие. Почти стемнело, и убийца второпях надевает на покойницу сапог, не замечая увечья. Подлейте еще коньяку.

Шевалье молча повиновался.

– Если бы Мари нашли сразу и обутой, при осмотре отсутствие пальца немедленно обнаружилось бы и убийство не вызывало бы сомнений. Не могла же мертвая женщина сама надеть сапог, после того как ей отгрызли палец…

– Продолжайте.

– К счастью для убийцы, прилив разувает Мари, один сапог оставляет на берегу, а другой уносит в Атлантику. Поэтому ее находят босой, без пальца, но кругом полно чаек, на которых с некоторой натяжкой можно все свалить. Если бы не…

– Если бы пес Севрана не оказался там и не… оставил кость в Париже до начала прилива.

– Лучше не скажешь.

– Значит, ее убили… Убили Мари… Однако Севран в шесть, как обычно, увез пса в Париж…

– Пес успел обнаружить Мари до шести часов. Надо спросить Севрана, не убегала ли собака перед отъездом.

– Да… конечно.

– Выбора не остается, Шевалье. Завтра надо будет известить полицию Кемпера. Это предумышленное убийство – кто-то выследил Мари на берегу или специально завлек ее туда, чтобы разыграть несчастный случай.

– Значит, Севран? Инженер? Это невозможно. Он очаровательный человек, талантливый, душевный. Мари служила у них много лет.

– Я не сказал, что это Севран. Его собака гуляет где хочет. Севран и его питбуль не одно и то же. Все знали, где Мари собирает моллюсков, вы сами это сказали.

Шевалье кивнул и потер свои большие глаза.

– Пойдемте спать, – сказал Луи, – сегодня уже ничего не сделаешь. Надо будет предупредить ваших подчиненных. И если кто-то из них что-то знает, пусть будет начеку. Убийца может нанести новый удар.

– Убийца… этого еще не хватало. У меня уже и так один взлом на руках…

– Что вы говорите? – заинтересовался Луи.

– Да, в подвале у инженера, где он хранит свои машинки. Этой ночью взломали дверь. Вам, наверно, известно, что он эксперт, к нему приезжают за консультацией издалека и его машинки дорого стоят.

– Что-нибудь пропало?

– Нет, как ни странно. Похоже, кто-то просто решил посмотреть. Но все-таки это недопустимо.

– Конечно.

Луи не пожелал развивать эту тему и удалился. Шагая по темным улицам, он почувствовал, что коньяк дает о себе знать. Он не мог твердо опираться на левую ногу, чтобы держать в повиновении правую. Луи остановился под деревом, которое раскачивал неожиданно налетевший западный ветер. Порой проклятое колено приводило его в отчаяние. Он всегда думал, что Полина бросила его из-за больной ноги. Она решила уйти через полгода после несчастного случая. На несколько секунд Луи вновь представил тот страшный пожар в Антибе, когда он раздробил себе колено. Он устроил западню типам, за которыми охотился почти два года, но его нога тоже угодила в капкан. Чтобы его подбодрить, Марта говорила, что хромота придает ему элегантность, как монокль в прежние времена, и пусть радуется, что похож на Талейрана, раз он его родственник. Единственное, что Марта знала о Талейране, – это то, что он хромал. Но Луи не видел в хромоте ничего привлекательного. Ему вдруг непонятно почему захотелось пожалеть свое колено. Именно так и понимаешь, что коньяк был хорош и ты его перебрал. Мир был предан огню и мечу, он отыскал женщину, которой принадлежала косточка, найденная им под тем деревом, он оказался прав, ее убили, убили старую женщину, неприметную, безобидную старушку на диком скалистом берегу, в Пор-Николя обитал убийца, собака выдала его возле скамейки 102, на этот раз псу можно простить, хватит про это колено, он пойдет спать и не станет всю ночь жаловаться на хромоту, Талейран бы не стал. Хотя, может, и стал бы на свой лад.

Если бы ему сказали, что с коньяком он переборщил, он бы не спорил, это была правда. Завтра, когда приедут полицейские из Кемпера и начнется расследование, он с похмелья будет плохо соображать. Надо бы разузнать, ознакомился ли Шевалье со вторым рапортом, но взламывать двери мэрии, чтобы взглянуть, запечатан ли конверт, нельзя. Вряд ли мэрию так же легко вскрыть, как банку сардин или подвал Севрана. Луи, прихрамывая, зашагал дальше и пересек темную площадь, где западный ветер бушевал во всю мощь. Здание мэрии было невелико и крепко заперто. И все-таки… Луи поднял голову. На втором этаже одно маленькое окно оказалось открытым, его белая рама четко выделялась на фоне ночного неба. Вероятно, это окошко туалета, вряд ли такое может быть в кабинете. Какая небрежность. И какой соблазн для человека вроде него. Туалетный соблазн. Есть водосточная труба, чтобы подняться, и довольно широкие и глубокие щели между камнями, но с его коленкой об этом нечего и думать. И потом окошко слишком узкое для него, даже не будь он хромым дьяволом. Тем хуже для мэрии, тем хуже для Шевалье, он по-другому выведет его на чистую воду. Луи вошел в гостиницу, думая о фотографии Мари. Он видел ее в рапорте, маленькая старушка, такая и жабы не обидит. Как перышко, сказал мэр. Тому или той, кто прикончил ее ударом камня, не поздоровится, он ответит за все. Клянусь. Луи вспомнил отца, живущего в Лёррахе, там, далеко, по ту сторону Рейна. Клянусь, старик, убийца за все ответит.

Луи никак не мог попасть ключом в замочную скважину своей двери. После коньяка всегда так. Раскиснешь, размышляя о своем колене, о Мари, о Рейне, и вот уже не можешь с ключом справиться. А ведь он зажег в коридоре лампочку.

– Помочь? – раздался за спиной голос.

Луи медленно обернулся. Прислонившись к стене коридора, скрестив руки и ноги, на него с улыбкой смотрел Марк. Луи некоторое время разглядывал его, подумал, что племянник Вандузлера просто зануда, потом протянул ему ключ.

– Ты как раз вовремя, – только и сказал он. – И не из-за одного ключа.

Марк молча открыл дверь, зажег свет и увидел, как Луи во весь рост растянулся на кровати.

– Пять рюмок коньяка подряд, – поморщившись, сказал он. – Хорошего коньяка, очень хорошего, мэр умеет угощать, все как в лучших домах. Садись. Ты знаешь, что Марта зовет меня хромым дьяволом?

– Это комплимент?

– По ее разумению, да. Для меня это сплошной геморрой. Ты не хромаешь, и ты маленький и худой, как раз то, что надо.

– Смотря для чего.

– Для туалетного окна в самый раз.

– Заманчиво. А о чем речь?

– Так что ты, говоришь, еще умеешь делать? Кроме как копаться в своих нудных Средних веках, ясное дело.

– Что я еще умею? Кроме этого?