Пашка! Орёт он. Иван! Идите сюда. Я его вернул. Я стою и вижу, что до вершины горы – всего ничего. Предчувствие рассвета. Предчувствие победы. Гора. Гора. Как же ты все же называешься. А то в газете напишут. Вот наши герои. Они покорили какую-то безымянную гору, по слухам самый настоящий семитысячник. Несолидно. Как зовут героев? Мы не помним. Смущенно глядя в пол, отвечают журналисты, но в следующем номере нашего журнала, мы расскажем, мы обязательно расскажем. Паша. Петя. Даже Иван, совершенно мне не знакомый, и почти наверняка являющийся каким-нибудь астральным демоном, подойдите ко мне, давайте я вас обниму. Подошли. Дали. Иван беспокойно сказал: поторопимся. Не уверен, просто, что первые лучи солнца на всех положительно подействуют. Намекает, нечисть. Мы поползли наверх и каждый связан друг с другом веревочкой, а на ней разноцветные флажки с надписями. Прочитать что ли одну. «Сынок, срочно вернись в реальность, я кое-что забыл сказать тебе. Джойс». Поздняк. Джеймс. Не хочу портить всем праздник. Ведь впереди бьет копытами Иван. Я привязан к нему разноцветными веревочками, которые, похоже, являются шифровками какими-то. А ко мне привязан тем же самым за то же самое Паша. А за Пашу – Петя. И если внезапно выпаду из контекста, то… Петя и Паша потеряли свои очки. А я пою песню оперным голосом. И настолько прекрасна эта моя итальянская ария. Настолько прекрасна, что даже горы затихли, снег прекратил идти. У Ивана крылья выросли. Белые-белые. Он ими машет – помогает нам всем быстрее до вершины горы добраться. Проводник-инструктор-гид понимаешь. Тихо, тихо. Иван на вершине горы. Меня тянет, я тяну Пашу, Паша тянет Петю. Вытянули репку? Мы на вершине? И тут прожекторы, которые нам всю дорогу мешали, выключили как по команде. Я даже подозреваю, кто эту команду дал – рукой махнул. Иван. Выколите мне глаза! Будет тогда чем заняться. Ничего не вижу. Так не бывает. Я один? Ребята. Шепотом. Кричать нельзя. Можно спровоцировать сход лавины. Вон там. Узенькая полоска зари. Осмотрелись. Темновато, но терпимо. Мы на вершине. Под нами облака. И из-за облаков сейчас должно появиться солнце. Самый яркий момент в нашей жизни. Да? Рядом не Петя. И не Павлик. Иван. И еще два мужика каких-то. Испортить мне хотят праздник. Не выйдет. Солнце выйди, и спали их своим всеочищающим огнем. Ты можешь. Я знаю. Солнце. Джойс. Таго Маго. Моя квартирка в Москве. Сон этот. Солнце не из сна. Солнце непобедимое встает из небытия для того лишь, чтобы проявить новый мир. Предчувствие Любви. И смерти? Нет, только любви. Всепобеждающей. Жду. Первый лучик. Какого же ты будешь цвета? Ну. Не подведи. Зеленый. А-а-а! Не подвело солнышко. Цвет любви, цвет жизни, цвет надежды. Время замерло. Нет времени. Нет пространства. Здесь и сейчас. Сейчас и здесь. Сейчас. Сейчас. Остановись. Да. Медленно и величественно выползаешь из своего логова. Освобождаешься от пут сна. Путь сна. Путь жизни. Не остановить. Света все больше. Свет все ярче. Рядом никого. Горы показались из темноты. Нечем дышать. Хочется пить. Площадка, на которой стою, осветилась. Камень позади меня, но сесть не могу, потому что заворожил меня восход солнца. Наполовину диск солнца показался. Хочется улететь, хочется начать смотреть мультики, которые до этого показывали. Но нельзя – смотри – учитель стоящий надо мной и стегающий меня по плечу плеткой – я сам. Смотри – вот она реальность. И ничего больше нет, только ты и солнце, ты и горы, ты и вселенная. Ты и бог? Ты и ты? Ты – это я. Я – это ты. Солнце полностью показалось. Полностью показало свой яркий бок, мне и только мне показало. Не смей спать. Но хочется, но, я же во сне. Дорогой, ты всю жизнь как во сне. Мамин голос. Мамин голос? Повернуть голову, осмотреться. Но не могу. Что это? Солнце взорвалось, и всё заполнилось ярким белым светом.

Снова проснулся от снов. Но где? Не в своей кроватке в Москве, это точно. Помещение грязное серое какое-то. В помещении ничего, кроме рядов красных пластмассовых кресел, нет. В противоположном конце зала сидит женщина в ярко-красно-желтом горнолыжном костюме. И всё. Я тоже в горнолыжном костюме сине-зеленом только. На голове шапка, не знаю, какого цвета. Ботинки с мехом снаружи и изнутри. Перчатки синие лежат рядом, сумка модная. Здесь туалет хотя бы есть? Ущипнуть себя надо. Ущипнул. Просыпайся, давай. Ты не можешь в реальности здесь находиться. Потому что не можешь. Потому что жизнь – это не джазовая импровизация. Я все очень хорошо помню. И сон мой дурацкий, и пробуждения каждый час, и, даже, Таго Маго и Джойса. Текила. Не могла так подействовать, я выпил грамм пятьдесят. И до этого… Что за чушь. Этого не может быть. Я хочу проснуться. Надо крикнуть во весь голос во сне. Так, по-моему, было у Кастанеды. Сейчас встану и крикну. Женщина обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Глаза голубые. Светло-оливковые. Ярко-светло зеленые. В том смысле, что излучают свет. И еще что-то. В помещение вбежала девчонка молодая с характерной еврейской внешностью. Господин Лавочник. От входа кричать начала. Я встал. Она подбежала. Отдышалась. Говорит. Господин Лавочник. Всё. Самолет подали. Можно лететь. Я, во-первых, не Лавочник. Я – Печник. С ударением на первый слог. Самуил Печник. А во-вторых, какой самолет? Вы о чем? Ой, простите, господин Печник, просто у меня предыдущий клиент был господин Лавочник. А этот джетлэг. Я засыпаю практически на ходу. Сейчас пойду, предупрежу мисс Шарон. Вы так, кажется, и не помирились? И побежала. Я кричу. Стой! Иди сюда! Она вернулась. Подожди милая. Тебя как зовут? Таня. Таня, расскажи, что происходит. Причем все подробно. Где мы? Кто та женщина? Зачем и куда мы летим? И самое главное срочно назови точную дату: год, месяц и число. Второе января две тысячи седьмого года. Автоматически сказала она и попятилась. Видели бы вы её глаза. Глаза, как у той собаки из сказки, как чайные блюдца. Не бойся милая. Чего это я заладил милая, милая. Раньше за мной этого не замечалось. Не бойся. У меня так бывает. При переутомлении. Когда много перелетов. Я все забываю. Забываю, понимаешь? Это не опасно. Самое главное мы выяснили. Дату. И еще я помню, как меня зовут. Мне кажется, Таня сейчас потеряет сознание. Тихо. Тихо. Я взял ее за руку очень плавно и очень осторожно. Таня сейчас самое главное сохранять холоднокровие. Понимаешь? Присядь, я усадил ее достал из сумки закрытую бутылку минеральной воды «Перье» и протянул ей. Она отрицательно покачала головой. Мы с Вами полчаса назад очень подробно всё обсуждали, поездку, доплату. Вы другой были. Сейчас Вас как будто подменили. Страшно. Можно я всё-таки позову мисс Шарон? Не надо. Она ещё больше расстроится, если узнает, что у меня это опять началось. Давай так. Ты мне все сейчас подробно опять все рассказываешь. С самого начала. Я задаю уточняющие вопросы. И мы забываем об этом инциденте. Идёт? Это не инцидент, говорит она, вы глаза просто свои сейчас не видите. Не вижу, это точно. Но мне папа всегда говорил. Досчитай до тридцати. Потом говори и делай что хочешь. Двадцать —тридцать. Слушай Тань, а у тебя курить есть? Есть. Давай покурим. Тонкие? Давай. Я сел. Затянулся ментоловой кислятиной. Тань, просто повтори, что мы с тобой полчаса назад обсуждали. Всё подробно, а хочешь, бумаги принеси, договора там, маршрутные листы или что еще у тебя имеется. Это в конторе. Отвечает она. И опять уходит в себя. Я курю. А сам понимаю. Но не может такого быть. Еще раз себе сказал. Не может. Сон. Гора. Три или четыре пробуждения в Москве. И через час я не мог оказаться здесь. Интересно. Где здесь? Тань, а мы сейчас, ну, где находимся? И улыбаюсь самой обворожительной улыбкой. Таня щелчком запустила сигарету куда-то далеко. Посмотрела на меня. Улыбнулась. Начала потихонечку принимать правила игры. В Аргентине. Где? В Аргентине. Кто? Кто? Кто? Кто? Кто? Кошка. Кошка. Кошка. Кошка. Кошка. А, я так и думал. А куда летим? В Антарктиду. Да! Всегда мечтал. Улыбаемся мы с ней самыми идиотскими улыбками. Я, правда, всегда мечтал попасть в Антарктиду. А? А эта женщина – Ваша жена. Мисс Летиция Шарон. Почему мисс? Не знаю, вы ее так всегда называете. Мне кажется, Вам стоит с ней сейчас поговорить. Но поторопитесь, вылет через десять минут. Встала и вышла из этого… Аэропорта, наверное.