Ему было необходимо, чтобы весь свет, армия, ученые, англичане, Франция, Европа и Жозефина узнали, что у него есть любовница, красивейшая француженка Египта. Ему хотелось стереть память о том времени, когда он играл шутовскую роль обманутого мужа. И Беллилот, пылкая и усердная в усладе его ночей, днем должна была служить орудием его мести Жозефине.

Он демонстрировал ее всюду: на улицах Каира, перед войсками, среди арабов, которые прозвали ее «Сетт эль султан кабир» — «Дама великого султана».

На прогулках Полину сопровождали два великолепных воинских кортежа: один в общеармейской форме, светло-синей с золотой вышивкой, с белыми облегающими штанами до колен, головной убор с трехцветной кокардой; другой — в форме офицеров 7-го гусарского полка — венгерка и короткие штаны синие, воротник, куртка и пояс — ярко-красные, и все изукрашено золотым шитьем.

Солдаты, завидев Полину, с улыбкой восклицали:

— Вот и наша генеральша!

Иногда любовники предпринимали прогулку по берегам Нила в сопровождении конного эскорта, скачущего под командой адъютанта.

Однажды вечером адъютантом был Евгений Богарнэ.

В течение всей прогулки Бонапарт держал Полину на коленях, обнимал ее и ласкал на глазах у своего пасынка, который скакал у окна кареты.

Евгений в полной мере оценил ситуацию. На следующее утро он отправился к генералу Бертье и потребовал, чтобы его освободили от исполнения обязанностей адъютанта при главнокомандующем.

— Назначьте меня простым лейтенантом в передовой отряд армии, — я не хочу больше присутствовать на подобных спектаклях!

Узнав об этом демарше, Бонапарт одумался. Он вызвал к себе молодого человека, пожурил его, доведя до слез, по своему обычаю ласково ущипнул за ухо. Евгений остался адъютантом главнокомандующего и его более не заставляли быть свидетелем нежных порывов его отчима и заместительницы его матери.

На целый месяц Бонапарт со своей Беллилот полностью погрузился в атмосферу «утех сладострастия и мщения», но эти приятнейшие часы его жизни были — увы! — прерваны заботами войны.

В феврале 1799 года Турция — союзница Англии и России — собрала войска в Родезии и в Сирии и двинула их в долину Иордании, между Вифлеемом и Иерусалимом. Бонапарт решил выступить навстречу туркам и разбить их.

10 февраля, когда 12-тысячная армия ожидала своего главнокомандующего у ворот Каира, Бонапарт находился у Полины и разъяснял ей, чего он от нее желает.

— Роди мне ребенка, — повторял он, — и, слово Бонапарта, я разведусь с Жозефиной и женюсь на тебе!

После чего он отправился к своим войскам и отбыл в Сирию.

Пока Полина бегала ко всем египетским колдуньям, чтобы обеспечить себе ребенка, французы прибыли в Мессудья.

В этом месте, название которого переводится как «удачливый», Бонапарт был совершенно выбит из колен удручающим известием, и как раз в тот момент, когда ему необходимы были душевное спокойствие и собранность. В самой глубине души он продолжал сомневаться в неверности Жозефины, и вот сейчас, накануне битвы Жюно, со своим талантом делать все невпопад, окончательно подтвердил его подозрения. Реакция была ужасной.

Послушаем Бурьена:

"Когда мы находились у источников Мессудья, под Эль Аричи, я увидел однажды, как Бонапарт прогуливается с Жюно. Это случалось нередко, но на этот раз я почему-то стал пристально вглядываться в Бонапарта. Его лицо всегда было очень бледным, но сейчас оно мертвенно побледнело и судорожно исказилось, и вдруг он несколько раз ударил себя по голове.

Через четверть часа он покинул Жюно и пошел в мою сторону. Никогда я не видел его таким недовольным, таким озабоченным. Я пошел ему навстречу, и едва мы оказались рядом, он закричал резко и отрывисто:

— Я думал, что Вы привязаны ко мне! О женщины! Жозефина! Если бы Ваша привязанность была искренней, я давно узнал бы от Вас то, что рассказал мне сейчас Жюно! Он истинный друг… Жозефина! Так обмануть меня! Она! Я истреблю их, всех этих белобрысых шалопаев, ее любовников, всю эту породу! А с ней — развод! Только развод! Немедленный, скандальный — я ее разоблачу! Сейчас я напишу ей, что узнал все, все!

Эти восклицания и его расстроенное лицо объяснили мне, о чем он разговаривал с Жюно" [21].

Бурьен начал терпеливо успокаивать его; он говорил, что обвинения Жюно могут оказаться безосновательными и, чтобы отвлечь его, начал превозносить его воинскую славу.

Но Бонапарт только насупился:

— Я отдал бы эту славу, — вскричал он, — только бы не узнать того, что я услышал от Жюно, так я любил эту женщину!.. Если Жозефина виновна, я развожусь немедленно! Я не желаю быть посмешищем этих парижских ничтожеств! Я тотчас напишу Жозефу, чтобы он объявил о разводе!

Через две недели французская армия стояла под Сен-Жан-д'Акр, но нервный и подавленный Бонапарт не смог взять этот город, несмотря на необычайную отвагу шести тысяч французов, изнывавших под палящим солнцем.

Жюно заплатил за свою бестактность. Вспоминая о Мессудья, Бонапарт раз за разом отказывал ему в звании маршала [Во время битвы под Сен-Жан-д'Акр Бонапарт испытывал недостаток в пушечных ядрах. Чтобы обеспечить ими артиллерию, он придумал способ, который дает представление об «ином измерении» войн той эпохи. Он посылал на берег несколько храбрецов; вражеские пушки открывали по ним огонь из всех батарей, а потому солдаты подбирали ядра, получая по пять су за каждое, и французские пушки немедленно возвращали их отправителю,

Сотня такого рода уловок обеспечила бы победу, но генерал истощил свою изобретательность в любовных играх. Кроме этого обстоятельства, еще одна досадная случайность удвоила силы вражеской армии; во главе турок оказался французский эмигрант, учившийся вместе с Бонапартом в военной школе в Бриенне — Антуан ле Пикар де Фелиппо, на всех экзаменах всегда опережавший будущего императора. Хорошо знакомый с тактическими приемами, пристрастиями и слабостями Бонапарта, он легко мог его победить, особенно если учесть удрученное состояние незадачливого супруга Жозефины. И это ведь Баррас вынудил Фелиппо покинуть Храм Родины, чтобы самому встать у кормила власти и позволить себе истратить пятьдесят тысяч франков на содержание своей метрессы мадемуазель Ланж.].

Бонапарт вернулся в Каир 14 июня; за ним следовали оставшиеся в живых солдаты сирийской армии; они несли несколько захваченных у турок знамен, чтобы создать видимость победы французской армии.

Постукивая себя по груди, с вымученной улыбкой император проехал меж двумя рядами молчаливых египтян, которые, конечно, уже знали о его военной неудаче. Расстроенный Бонапарт побежал к Полине, которую он не видел уже четыре месяца. Их объятие было долгим и страстным. «Он водил руками по телу молодой женщины, — пишет Леон Дюшан, — скользя по его возвышениям и впадинам, как будто хотел удостовериться в сохранности своего достояния».

Потом, очевидно, желая продолжить свое обследование, Бонапарт отнес Полину на кровать, раздел ее догола и доказал, что четыре месяца военных действий нисколько не ослабили его мужественность. Участники дуэта получили полное взаимное удовлетворение.

Потом, погрузившись в глубину смятых простынь, Бонапарт снова обрел хорошее настроение, но вдруг, повернувшись к Полине, он вскричал:

— А ребенок? Наш ребенок?

Расстроенная молодая женщина пролепетала, что пока еще у нее нет никаких надежд.