В. Бондаренко. Я во всем согласен с твоим отношением к советским литературным генералам, кстати, и писал об этом жестко не один раз, наживая себе многочисленных врагов. Не согласен только в случае с Юрием Бондаревым. Признайте, Владимир Сергеевич, куда всем нам уйти от его блестящей метафоры с самолетом, взлетевшим и не знающим, куда летит, где аэропорт, где место приземления, высказанной на партконференции?
В. Бушин. И все-таки надо было ему быть энергичнее... Большая же у него власть тогда была. Хотя, ты прав, это выступление на партконференции, спор с Баклановым - незабываемы... Потом он написал важные принципиальные вещи, но все-таки время для борьбы было упущено. Я тогда предлагал собрать съезд писателей, Юрий Бондарев не согласился с моей идеей. Может быть, мы смогли бы на самой ранней стадии разрушения поднять писателей, которые тогда очень много значили в обществе...
В. Бондаренко. Если говорить о последних съездах писателей России, то вспомним и съезд в 1991 году, когда пробовали поставить Александра Проханова первым секретарем, чтобы он возглавил борьбу. Большинство писателей проголосовало против него, выбрали провинциального, ничего не понимающего в политической жизни страны Бориса Романова. Тем лишь загубив и его самого. Борис был хорош на своем месте, в новгородской и мурманской провинции, а для влияния на жизнь страны у него не было ни сил, ни имени, ни таланта... После этого прошло уже более 10 лет, и вот уже нет ни той боевой литературы, ни того боевого духа, и по-прежнему Прохановым недовольны смиренные наши христарадничающие литераторы, типа Дорошенко и Кокшеневой и иже с ними, упрекающие нынешнего несомненного лидера литературы в его дерзком художественном походе по коридорам уже не дантовского, а ельцинско-путинского ада. Я бы и рад в чем-то согласиться с ними, но кого они предлагают взамен? Кого видят они, наши смиренники, в лидерах современной живой русской литературы? Есть ли хоть один крупный литературный талант в их коридорах?
В. Бушин. Александра Проханова я очень ценю, а современной литературы, скажу честно, не знаю. Володя. Я всегда восхищаюсь тобой, как у тебя еще находится и время и терпение все отслеживать... Ты за всем в литературе следишь, все знаешь. А у меня уже на этот новый поток сил не хватает... Последним лидером, как и ты, вижу лишь Проханова. То, что он сделал в газете и в книгах своих, - это деяние. Я восхищаюсь им. Меня озадачивают у него некоторые вещи, его излишняя широта, его иногда неразборчивое отношение к авторам "Завтра", кого только он не печатал. Но я никогда своего отношения не скрывал, говорил ему в лицо о несогласии. Как можно поддерживать людей, тянущих Россию в НАТО? Или позитивно писать о Колчаке?
В. Бондаренко. Может быть, это и есть необходимый сбор всех русских патриотических сил? Пусть каждый выскажется, отберем лучшее, найдем сообща истину?
В. Бушин. Ну нет. Не нужны мне такие союзники. Вот ты, например, сколько раз вычеркивал из моих статей всякое отрицательное упоминание о Солженицыне? Мне удалось прорваться с Солженицыным только лишь в связи с его премией... Почему вы не можете одернуть Раша, которому так нравятся Геббельс и его дети? Плевать мне на это. Почему нельзя сказать автору, так всегда водилось. И автор сам уберет лишнее....
В. Бондаренко. Тебе же не нравится, когда у тебя убирают лишнее... Так и другим. Мы всем патриотам России даем определенное право на полемику, мы ищем силы для общей борьбы. Нельзя обособляться в своей правоте, так никогда ничего серьезного мы и не сможем противопоставить тому же Путину. Мы и скинов готовы сегодня выслушать, футбольных фанатов, антиглобалистов. Собирая все протестные силы воедино, мы, может быть, делаем сегодня самое важное дело. Кому опасны маргиналы поодиночке?
В. Бушин. Все равно их надо редактировать и убирать лишние вольности. У меня была история с Митрополитом Иоанном. Я не понимаю "Советскую Россию", зачем эта советская газета допускала антисоветские высказывания Митрополита? Я ценю Митрополита как борца против нынешнего режима, было сделано им много прекрасного. Но зачем его высказывания уснащать антисоветчиной? Сократили бы, и все хорошо. Всегда так было. Льва Толстого редактировали - и ничего, терпел.
В. Бондаренко. Ты прав лишь со своей четкой идейной стороны. У одних, по твоему совету, мы уберем антисоветчину, у других, как у тебя, например, всякую критику белых патриотов, того же Солженицына, у третьих мы вырежем христианство, у четвертых мусульманский уклон, и не будет тогда газеты "Завтра", а будет еще одна конкретная узкопартийная маргинальная газета, типа "Дуэли" или "Русского вестника", известная лишь в узком кругу своих сторонников, не более. Не важнее ли пойти вперед? Найти новые силы сопротивления? Может быть, поэтому у нас за десятилетия так и не возникло крупного, влиятельного, как "Рух" на Украине, или "Саюдис" в Литве, широкого русского патриотического движения? Только все вместе мы смогли бы свергнуть антирусский режим, не защищающий наши национальные интересы. Или же реально влиять на действия правительства, как влияет Ле Пен на политику Франции. Проиграть-то он проиграл, но его главные позитивные лозунги тут же взял себе на вооружение Ширак. Надо работать над созданием русской национальной элиты. Это и есть наша главная задача, которая должна в главные моменты объединять и тебя и меня... Ты согласен?
В. Бушин. Согласен, целиком. Я готов на любые ограничения пойти, в смысле эмоций, в смысле имен, лишь бы быть заодно, и с Игорем Шафаревичем, и с другими государственно и национально мыслящими деятелями. Когда я прочитал "Русофобию", я позвонил и поздравил автора. Очевидно, нам всем необходимо быть вместе, сообща искать выход. В ближайшее время, наверно, ничего позитивного у нас не произойдет, но не верить - значит, не жить.
В. Бондаренко. Интересно. И во что ты веришь? В новую советскую Россию? Или понимаешь, что той России, того Советского Союза уже не будет, и ты веришь, скорее, в страну, уважающую интересы народа, проводящую четкую социальную политику?
В. Бушин. Да. Вовсе не обязательно, чтобы все было по-советски. В прошлое вернуться нельзя. Но в прошлом было много хорошего и его надо взять в будущее. Не обязательно и невозможно повторять то, что уже было. Я - за новую Россию.
Михаил Лобанов
Лобанов Михаил Петрович родился 17 ноября 1925 года, русский критик, публицист, общественный деятель. Вырос в многодетной крестьянской семье на Рязанщине, в деревне Иншаково, близ родины Есенина. В 17 лет был призван в армию, на Курской дуге получил тяжелое ранение, был демобилизован. Окончил филологический факультет МГУ в 1949 году. Первая книга - "Роман Л.Леонова "Русский лес" (1958) Приобрел широкую известность публикациями в "Молодой гвардии", его статьи стали классическими для возрождающегося русского движения. Автор биографий драматурга А.Н.Островского и славянофила-философа С.Т.Аксакова и ряда других книг, составитель документального сборника "Сталин" (1995). Лобанов всегда был верен русскому патриотизму. С 1960-х годов преподает в Литературном институте. Кандидат филологических наук. Прославился своей статьей "Освобождение", опубликованной в журнале "Волга" и посвященной роману Михаила Алексеева "Драчуны". Впрочем, статья выходила далеко за рамки анализа самого романа и касалась общественной жизни всей страны. Главный редактор "Волги", известный поэт Н.Палькин, был за публикацию статьи изгнан с работы. Сам автор отделался обсуждениями в Литературном институте и в Союзе писателей России, а также клеветническими статьями Ю.Суровцева, В.Оскоцкого и других. Живет в Москве.
"В моей жизни были переживания, духовные перевороты, которые, собственно, и определили мой путь как "внутреннего человека". Но начну я с одного потрясшего меня события - лета 1967 года, когда Израиль за несколько дней разгромил Египет. Я жил в то время под Москвой, в Левобережье, в хибарке (среди других садовых участков) моего земляка-рязанца, читая В.Розанова под возню мышей или крыс под полом. И всю книжную дребедень смахнуло, как пыль смерчем, когда я услышал о блицкриге израильтян. Ужасом повеяло от мысли, что такое же самое может случиться у нас. Я не испытывал, пожалуй, такого потрясения со времен, когда, учась в Московском Университете, после войны прочитал в журнале "Америка" об опасении ученых, что со взрывом атомной бомбы в результате цепной реакции может расколоться земной шар. Опасения ученых так на меня подействовали, что я с пронизывающим чувством жалости прощался с чудом во Вселенной - Землей, со всем дорогим для меня на ней, с близкими мне людьми, с восходами солнца, закатами. И вот в ином роде, но нечто подобное по остроте воздействия этот израильский блицкриг. Тогда, при военной мощи нашей страны, мое восприятие происшедшего могло выглядеть в глазах "трезвомыслящих" болезненной фантазией, бредом, достойным стать мишенью для хохмачей. Но это было предощущение, как я теперь вижу, страшного будущего, рождавшегося в подсознательной глубине откровения реальности, чему свидетелями мы стали ныне, с наступлением еврейского ига..."
