В. Б. Этим мессианством могут быть охвачены люди, далекие и от живописи, и от искусства. Это могли быть чиновники высочайшего ранга и начинающие поэты и критики. Все, кто был ценен России, был в свое время поддержан Глазуновым. Не каждому так везло, как молодому критику Павлу Горелову, чей портрет мы видим в этом альбоме, да и не с жаждой быть запечатленными мы туда приходили. Мне много рассказывал о Глазунове Леонид Бородин, которому Илья, чуть ли не единственный из патриотических деятелей, не боялся оказывать помощь в любое время, прикрывал его как мог. Рассказывал и еще один белый сиделец, Владимир Осипов, никогда в жизни ни перед кем не заискивающий и никакие авторитеты не признающий, но чрезвычайно высоко ценящий Илью Глазунова. Значит, есть за что. Впрочем, Леонид Бородин сам написал о Глазунове в своих мемуарах, которые скоро выйдут в свет. Надеюсь, о своей дружбе успеет рассказать и Сергей Михалков, чья невидимая миру русскость тайно жила и весь советский период. Я ведь тоже совсем еще юным критиком попал в мастерскую Ильи Сергеевича. Лишь только вышли первые мои прорусские статьи, посыпались первые попреки комиссаров из мировой закулисы - и уже мастерская великого мастера открыла передо мной двери. Кого я потом к Илье только не водил из людей, причастных к русскому движению. Помню с женой и Эдуардом Лимоновым просидели у Глазунова всю ночь, выясняя возможность лимоновского участия в русском движении. Может, из этой встречи мало что вышло. Чересчур разные они, эти люди. Но встреча была важна для обоих... Мы уезжали от Ильи Глазунова где-то далеко под утро, и нас задержала милиция, решившая, что с этой кампании, возвращающейся на машине наверняка под хмельком, можно и поживиться. Жену, сидевшую за рулем, заставили дышать во все трубки - и все впустую... Трубки наполнялись глазуновскими видениями... Для меня было интересно другое: что репутация Эдуарда Лимонова Глазунова не пугала. Если парень готов участвовать в русском деле, надо и его увидеть наяву, узнать, чем дышит, зачем рвется из Франции в Россию. Неутомимость Глазунова меня поражала. Когда ему было надо, он находил меня где угодно. А с другой стороны: ему ли это было надо? Это было надо все той же вечной и мистической России. Его нынешний альбом - это даже не награда ему за все сделанное. Скажем великое спасибо Виктору Столповскому, взявшему на себя все финансовые расходы, но подарок Столповский сделал прежде всего всей России, имеющей теперь возможность хотя бы в библиотеках увидеть наяву все творчество последнего русского классика ХХ века. Чудный Пьеро смотрит на нас с обложки альбома, грустный, ибо картина написана в память о погибшей жене, и в то же время такой щемяще-петербургский, такой "мирискусный" в своей изысканности и ассоциативности, что даже спорить о некой глазуновской "китчевости" не хочется. Илья не чурается никаких тем. Вот тебе плакатный "Русский крестьянин - воин и строитель", а рядом трагические блокадные "Годы войны", вся древняя языческая еще Русь, и тут же светлый лик русского голубоглазого Христа. Может, и не годится он на икону по каким-то строгим канонам, но несет в себе русскую святость и призывает тебя стремиться к ней. И какой же разный художник: в жанрах, в темах, в ликах. Может быть, это и есть наш настоящий русский авангард? Кто еще способен стать рядом с ним в глобальных замыслах своих, и в воплощении их?
Думаю, счастливый человек - Илья Сергеевич Глазунов. Он счастлив детьми, счастлив своим трудом. Счастлив любовью к России. Разве этого мало? Но Илье на самом деле все мало. И застольных полночных бесед мало, картин, книг - мало, ибо это все становится прошлым, а ему нужно будущее, завтрашний день. Ему, как и тебе, Александр, надо видеть свое ежедневное "Завтра" - в своих учениках, в своей школе... Скажу абсолютно честно: даже если бы я его совсем не знал и что бы о нем мне ни говорили, но если человек становится подвижником русского дела, восстанавливает Академию для молодых художников, я - на его стороне. Ибо, как говорится, ученье - свет, а неученье - тьма. Или как говаривал нелюбимый Глазуновым Ленин: учиться, учиться и еще раз учиться...
А. П. Те, кто видел Илью Глазунова все эти десятилетия: в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы,- только теперь понимают, что он, как беременная мать, знал, что несет в своем чреве. Еще младенец, прекрасный и грозный, не был рожден, а Глазунов знал, что он носит в себе. Как птица, которая сидит на гнезде, где отложены драгоценные для нее яйца, он защищал свое гнездо. Его политический путь - это непрерывный сложнейший путь защиты своего детища. Он создавал свою глазуновскую политику. Ради своего детища он мог превратиться в змею, во льва, взлететь соколом, мог ворковать голубицей. Мог обниматься со своими очевидными врагами, усыпляя их бдительность. Мог дистанцироваться от друзей, которых любил, но которые в этот момент могли бросить на него тень. Илья Глазунов - виртуозный политик, он мне напоминает величайшего Горчакова: такая горчаковская стомерность во имя главного, мобильность, способность видоизменяться, тончайшим образом реагировать на все опасности, которые его окружают. Он прошел все эти грозные страшные бури, и сколько было людей, которые раньше его отвергали, порицали, осуждали - они сейчас немы, их нет в искусстве, нет в живой жизни. Они сидят в своих заплесневелых мастерских и смотрят с печалью на незаконченный натюрморт восьмидесятых годов. Они давно обескровлены, им нечего сказать, у них нет сил к сопротивлению. Да они и сами отказались от сопротивления. А Илья Глазунов весь наполнен силой, он прожигает коридоры власти насквозь. Пройдя по всем салонам, по европейским клубам, по папертям мировых храмов, познакомившись со всеми знаменитостями сегодняшнего мира, он везде делал свое единое дело, сохранял русское гнездо. И это вызывает преклонение и восхищение перед Глазуновым-дипломатом, перед Глазуновым - утонченным политиком. Он уникален в этом.
В. Б. Может быть, нелишне вспомнить о всечеловечности Федора Достоевского. Вот уж кто доказал свою всечеловечность, так это Илья Сергеевич. Думаю, только русский художник мог так свободно проникать в душу индуса или француза, итальянца или даже немца. Я искренне жалею, что, уделяя столько времени королям и президентам нашего земного мира, он не получил возможности поработать с нашей советской политической элитой. Очень мало русских политических портретов. Но даже один Громыко чего стоит. Это была бы история СССР застойного периода в лицах. Увы, не допустили Глазунова ни до Брежнева, ни до других. Пришлось отстаивать честь лучшего портретиста, рисуя или рабочих, или друзей-патриотов, или испанских королей,- в таком вот широком политическом диапазоне. Я рад, что среди портретов в альбоме нахожу и Валентина Распутина, и Игоря Шафаревича, и Владимира Солоухина, и Олега Красовского - живая история нашей русской патриотической культуры. И все-таки созданный им миф о вечной великой России я ценю превыше всего. Его "Былины", его цикл о Поле Куликовом меня поражают даже сильнее его нынешних картин из русского Ада. Разве что "Черный белый дом. 1993" входит сюда как продолжение его исторических работ. Я бы просто воспитывал детей в обязательном порядке на его историческом цикле. Пусть пройдут школу Глазунова, а потом уже думают, как строить свое будущее. Оно будет защищено памятью о прошлом России, знанием героев России. И согласен с тобой в восторженной оценке образа автоматчика. "Россия, проснись!" - называй эту картину плакатом, агиткой, как хочешь, семантика меня не интересует, но вот прямое воздействие этой картины на зрителя я замечал, и не раз. Ее бы тиражировать миллионами экземпляров - и на стену каждого дома, пока не проснулись. А еще мои любимые работы: "Царевич Димитрий" и особенно "Гимн героям". Вот это мой Глазунов. Ибо именно героизма не хватает всей сегодняшней русской истории. Даже героя Чечни Евгения Родионова мы никак всероссийским героем не можем сделать. А ведь это прямой брат наших древних героев, брат Гастелло и Матросова. Вот где надо восстанавливать общую героику русской истории. Прекрасный альбом прекрасного творца...
