Однажды, видя, как Катя, собирающаяся на какую-то очередную студенческую вечеринку, щедрой рукой кладет в кармашек презервативы, Дмитрий Степанович не выдержал. Он поднялся, шагнул вперед и преградил Кате выход.
- Ты никуда не пойдешь, - сказал он уверенно. - Я тебя не пускаю.
Катя сделала шаг назад.
- А кто ты такой, вообще? - Спросила она спокойно.
Дмитрий Степанович побагровел.
- Кто я такой?! - Выдохнул он. - Кто я такой?!..
Рука его поднялась в воздух, готовая опуститься и с размаху пройтись по физиономии дерзкой девчонки.
- Я тебе сейчас покажу, потаскуха, кто я такой...
Катя на мгновение сжала губы. Она не двигалась с места.
- Ударь. - Сказала она негромко. - Ударь. Я сразу же наберу 9-1-1, и ты уедешь. Ударь.
Дмитрий Степанович остолбенел. Рука его опустилась. Он сел на диван, не видя и не слыша вокруг себя ничего.
Прошло несколько минут. Он сидел один. Кати уже не было в квартире. Никого не было (супруга ушла в магазин за хлебом).
Дмитрий Степанович подошел к окну. Там, кружась, опускался снег. Тихая и торжественная картина. Все засыпано снегом. Прохожие передвигались медленно, боясь упасть. Дмитрий Степанович вспомнил Москву. Там, наверное, тоже холодно, но только снега больше. Дмитрий Степанович смотрел на снег, на людей, на дома, на машины.
- Зачем я сюда приехал? - Спросил он себя вслух. - Зачем?..
И не получил ответа.
Перед католическим Рождеством у Дмитрия Степановича появилась новая возможность подзаработать. По всем городам Онтарио проходили парады Санта Клауса.
По улице торжественным и веселым шагом следует праздничная процессия. Здесь все - и разряженный оркестр, и акробаты, и циркачи-гимнасты, и клоуны, обязательно мэр города, представители городского полицейского департамента, городской пожарной охраны. Замыкает шествие сам Санта Клаус в огромных санях. Он машет рукой зрителям и громко повторяет одни и те же фразы:
- Merry Christmas! Йо-хо-хо! Merry Christmas everybody! Йо-хо-хо!
Эту роль играет обычно нанятый на один день алкоголик, которому и притворяться не нужно, что лицо у него красное.
Дмитрия Степановича пригласили сюда продавать сахарную вату. Пригласил дружелюбный алжирец, который имел свой небольшой хот-договый бизнес, а в Рождество подрабатывал тем, что продавал сладости.
Работа Дмитрия Степановича сводилась к следующему: он шел по тротуару, вдоль рассевшихся зрителей и, словно знамя, нес перед собой тяжелую палку, обвешанную яркими разноцветными кульками со сладкой ватой. Время от времени то один, то другой зритель останавливал Дмитрия Степановича знаком и спрашивал "How much?" Потом на пальцах показывал, сколько пакетов он хочет (покупатель искренне хотел этим облегчить жизнь Дмитрию Степановичу, ибо предполагал у него интеллект макаки - а иначе как объяснить, что тот занят подобной работой?)
Даже сам алжирец-работодатель не выдержал и, увидев Дмитрия Степановича в этом потешном облике - с красным от мороза, замученным лицом и со здоровенной клоунской палкой в руках (можно было подумать, будто добрый Дмитрий Степанович намеренно решил своим видом повеселить скучных канадских ребятишек), сказал задумчиво:
- А когда-то вы были могучей и великой страной... Вас боялись...
Дмитрий Степанович ничего ему не ответил.
Вместе с алжирцем они посмотрели Маркхам. Собственно, кроме самого парада, они ничего здесь не увидели. Хотя центр Маркхама, где проходил парад, смотрелся очень даже симпатично. Небольшие двух-, трехэтажные дома, явно построенные в девятнадцатом веке, в том же самом стиле уличные фонари все это переносило Дмитрия Степановича туда, в девятнадцатый век, и он чувствовал себя каким-то странным, нелепым персонажем ни то Диккенса, ни то Конан Дойля.
Он заработал за день пятьдесят долларов, но чувствовал себя под конец, как побитая палкой собака. Расставшись с алжирцем, который привез его в Торонто и выгрузил в центре - возле Янг стрит, Дмитрий Степанович выпил стакан кофе в "Tim Hortons" и вышел на улицу. Потеплело, и снег начал таять. Прохожие оставляли своими ногами на засыпанных белых дорожках мутно-грязные следы.
- Я ненавижу эту страну, - подумал про себя Дмитрий Степанович, и ему как-то неожиданно тепло стало от этой, такой простой, такой несложной, фразы. - Я ненавижу эту страну. - подумал он еще раз.
Он вспомнил, как тяжело и безденежно ему жилось в Москве, когда они, вдвоем с супругой, еле-еле вытягивали от аванса к зарплате. Потом, когда Дмитрия Степановича взяли на работу в богатую частную фирму, их жизнь изменилась, и Дмитрий Степанович даже купил "Жигули". Надо ли было тогда уезжать? Ведь, все шло так безоблачно...
А, может, вернуться? Дмитрий Степанович на мгновение представил себе засыпанную снегом Москву... И тут же понял, что - нет, не вернется он никогда. Его жизнь, в сущности, уже кончена. И она кончена здесь, в этой холодной, сытой, раскормленной, словно здоровенный тупой кабан, стране.
Примерно неделю Коля отсиживался. Он хорошо знал, что полиция после суток коротких и активных поисков свежего преступника сбавляет свою прыть. И чем дальше, тем больше. Коля снимал комнату в подвале частного дома в Воне, недалеко от перекрестка Steels и Bathurst, где хозяйка не знала даже его настоящего имени.
Чувствовал он себя сейчас неважно. Коля каждый раз вздрагивал, услышав шаги. Он понимал, что это просто очередной жилец пришел домой с работы, но ему казалось, что отряд констеблей уже заявился по его душу. Хотелось пропустить рюмку-другую, но алкогольных запасов в холодильнике не было, а ближайший LCBO располагался достаточно далеко.
Коля заварил себе крепкий чай, всыпал туда несколько ложек сахара - и так сидел, потягивая чай и дожидаясь констеблей.
...Прошла неделя. Констебли не заявились. Коля вздохнул спокойно. "Гуляем!" - Решил он. И отправился в ближайший русский ресторан, где принял на грудь несколько рюмок водки, после чего ему стало необыкновенно хорошо, и на глаза попалась очень красивая светловолосая девушка, которая сидела, залумчиво склонив голову и слушая музыку, или, может, думая просто о чем-то о своем, о девичьем.
Очарованный Коля отодвинул от себя тарелку с вкусными пельменями и направился к девушке. Как будто бы специально оркестр заиграл красивую, плавную мелодию. "Привокзальная" Гарика Кричевского приглашала публику на медленный парный танец.
- Девушка, можно вас пригласить?..
Красавица вздрогнула, словно бы проснулась.
- Конечно, можно.
Коля взял ее за руку, и они пошли туда, где плавно, в такт мелодии, перемещались пары.
- Как тебя зовут? - Спросил Коля красивую девушку.
Та ответила не сразу. Катя повернула голову и внимательным, кошачьим взглядом, смотрела на молодого человека. Она смотрела прямо в глаза, смотрела, не мигая. Коля улыбнулся.
- Катя. - Сказала девушка, улыбнувшись в ответ. - А тебя как?
Дмитрий Степанович проснулся, услышав шум в прихожей. Он медленно встал с постели. Шум делался все яснее и конкретнее. Из прихожей доносились два голоса - один Кати, а другой мужской. Оба голоса были очень пьяными.
Дмитрий Степанович подошел к двери и осторожно выглянул. Катя, сняв куртку и бросив ее на пол, обнималась с неизвестным Дмитрию Степановичу молодым человеком уркаганской наружности. Дмитрий Степанович закрыл дверь.
Поздним утром Дмитрий Степанович вышел в ванную. Он умылся и почистил зубы, без удовольствия глядя на себя в зеркало. "Каждый прожитый день, подумал он, - это приближение смерти. Каждый прожитый день - и мне остается жить на один день меньше." Подобные мысли лезли ему в голову обычно с утра, и Дмитрий Степанович даже не старался их гнать.
Умывшись, он осторожно подошел к Катиной комнате. Остановился, взявшись за дверную ручку. Любопытно было взглянуть на нового хахаля. Дмитрий Степанович в задумчивости пожевал губы. Потом медленно, стараясь не производить шума, открыл дверь.
