– Да нет, это добыча каменного угля открытым способом. Мой папа там работает, ездит на огромном тракторе.

– А мне казалось, что уголь только в шахтах добывают? Я в кино видел, как Стаханов отбойным молотком план перевыполнял.

– Это в кино, но здесь всё проще, залежи пластов угля находятся на глубине до ста метров, тем более это дешёвый и безопасный способ добывать уголь.

Поезд прибыл на станцию города Черемхово. Сергей и Наташа вышли на перрон. Сергей обнял Наташу.

У девушки из глаз потекли слёзы, она прижалась к Сергею вплотную, смотря ему в глаза, произнесла:

– Серёжа, пиши мне, пожалуйста, я буду очень ждать твоих писем, и спасибо тебе большое за всё.

– Глупенькая, я обязательно буду тебе писать, а компотик был чудесный. У тебя губы красивые, не надо их больше красить ярко-красной помадой, – вытирая девушки слезы, в ответ сказал молодой человек.

– Поезд трогается, прощайтесь скорей, – крикнула проводница.

Наташа из сумки достала листок отдала его Сергею. Нежно поцеловав его в губы, произнесла:

– В вагоне прочитаешь, это что-то вроде любовной записки.

Сергей поднялся по ступенькам, послав девушке воздушный поцелуй, крикнул:

– Наташа, ты чудо!!!

Поезд тронулся, медленно набирая ход, всё дальше и дальше удаляясь от перрона станции Черемхово. Сергей стоял у открытой двери.

– Всё, Ромео, дай дверь закрыть, – положив ему руку на плечо, пробормотала проводница.

Сергей вошёл в соседнее купе забрать свою гитару, Снежана и Арина пили чай с ребятами.

– Всё твоя тёлка вышла, а мы с ребятами в Усолье едем! Шанцев увидеться у нас больше, – издевательски произнесла Арина.

Сергей, молча взял гитару, ушёл в своё купе, сел на боковую полку, где спал прапорщик, положил гитару на свою полку, с безразличием посмотрел в окно, развернул листок, который ему дала девушка и начал читать.

«Я сейчас не способна думать о своей душе. Она валяется, где-то на дне… Я ее не трогаю, пусть отдохнет. Ей пришлось нелегко, я перед ней виновата. А потом я её очищу, но потом… Конечно, она уже никогда не будет такой, как раньше. Но я постараюсь придать ей достойный вид, настолько насколько это будет возможно… Выходит, что ты просто временно мной пользовался… Знаешь, тела мне совсем не жалко, оно быстро забудет… Жалко душу, она очень страдала, терзалась, рвалась за тобой… Она хотела к твоей душе, она почувствовала родство… Жалко, что ты никогда не прислушиваешься к своей душе… Ты не разговариваешь с ней… А она у тебя так хочет любви… Настолько сильно, насколько твой разум этому препятствует… Когда ты спишь, твой разум отключается и душа шепчет, душа кричит… душа плачет… Но ты не слышишь – не хочешь слышать… Ты был в моей жизни и ушел… И я ушла… в никуда… Не знаю, стоило ли вообще это все писать, просто надо кому-то высказаться. Да и я хочу все-таки быть с тобой откровенной, чтоб ты знал мои истинные чувства. Это не игра. А может, ты это никогда и не прочитаешь. Не могу понять ни тебя, ни себя. С самого начала не так все было. Ты боялся, я чувствовала это, я и тоже не могла полностью открыться. Боялись друг друга. Теперь понимаю, что во многом была не права, что не так нужно было поступить в том или другом случае. Не поняла вовремя, что у тебя тогда что-то происходило в душе. А ведь на самом деле, я хотела в этой жизни сейчас. Наверное, большего счастья мне и не нужно. Ты стал для меня настолько большой частью жизни, я пыталась полностью измениться, быть другой, как-то подстроиться под тебя. Мне сейчас очень тяжело, я чувствую, что теряю что-то невосполнимое, главное в своей жизни. Знаю, что уже никогда так не буду ни к кому относиться, как к тебе. Никого не буду любить. Хотя до встречи с тобой я хотела быть только свободной, была какой-то мужененавистницей. И в первый раз в жизни я прогибаюсь, я не хочу отпускать это. Но, наверное, для меня это гораздо серьезнее, чем какие-то амбиции. Я тебя никогда не забуду. Ты будешь вечно в моей душе и сердце.

Нежно целую. Наташа. На веки твоя».

Сергей аккуратно свернул листок, положил его в свой китель. Внезапно им овладела тоска, было желание бросить всё и бегом по шпалам обратно в Москву. Через некоторое время из купе проводницы вышел прапор, глядя на унылый вид Сергея он спросил:

– Серёга, всё пучком?

– Всё в порядке. Я настоящий подонок. Поддался на минутные слабости и совсем забыл про свою Лизу. Я даже не подонок, а просто тварь, – произнёс он в ответ.

– Не бери в голову, это естественно, за два года ты ещё раз будешь чувствовать себя подонкам. Плюнь и забудь – это жизнь, – усмехнувшись, в ответ сказал прапор.

– Когда я уходил в армию, моя девушка клялась, божилась, что будет ждать, – начал прапорщик свой рассказ.

– Мы с ней дружили с пелёнок, а вот итог. Я – в армию, она – замуж, сука! Извини эмоции.

Их беседу прервала проводница, посмотрев на прапорщика, сказала ему:

– Серёжа, я отойду минут на тридцать в другой вагон, посмотри.

– Хорошо, Галчонок, иди не волнуйся, всё будет на высшем уровне.

Сергей смотрел в окно, восхищался природой и огромными бесконечными полями, которые были все зелёные, словно изумруды.

– Красивые здесь места, – произнёс прапор.

– Здесь моя родина, я родился в этих местах, мой папа начинал свою военную карьеру здесь, потом его перевели служить в Москву, а затем он попал в Афганистан, – тяжело вздохнув, пробормотал Сергей.

– Я тебя понимаю прекрасно, жизнь наша как бумеранг, как ни кидай, всегда возвращается обратно. Видишь, вдалеке виднеются огромные бочки. Напротив – железнодорожный переезд, от него нам останется ехать ровно пятнадцать минут.

– Я это уже припоминаю, огромные бочки это нефтебаза, хоть мне было шесть лет, когда папу перевели в Москву служить.

– Извини, что я тебя заставил вспомнить твоё прошлое.

– Всё нормально, товарищ прапорщик, это судьба, от неё никуда не убежишь.

Поезд сравнялся с огромными бочками и железнодорожным переездом, на котором стояли машины в ожидании открытия проезда. Прапорщик увидел, как в районе нефтебазы полыхнуло зарево, огромный огненный гриб поднялся высоко вверх. Выражение лица у него резко переменилась, он закричал:

– Все на пол!!! Быстро на пол!!!

Столкнув Сергея на пол, сам упал на него сверху. Через секунду донеслась мощная взрывная волна.

Оглушительный звон стёкол, скрежет железа, деревянные полы, перегородки и оконные рамы трещали, словно где-то ломались от ветра сухие деревья. Вагон подняло и отбросило в сторону, создавалось впечатление, что вагон разорвет на несколько частей. Слышались крики пассажиров, падающих вниз с верхних полок. Казалось, что весь этот ужас никогда не закончится. Сергей лежал на полу, ему было тяжело дышать, большое тело прапорщика лежало на нём сверху. Когда всё это закончилось, вагон стоял на месте, наклонившись на правый бок, из вагона доносились постоянные крики и стоны.

– Помогите…

– Мне больно…

– Мама…

Прапорщик и Сергей поднялись с полу, то ужаснулись. В соседнем купе лежала Арина с большим осколком в области груди от оконной рамы. Она была прижата к стене, не подавая признаков жизни. Её светло-голубая блузка была вся в крови. Окровавленная Снежана лежала рядом, издавая глухие стоны, судорожно дёргая правой рукой. Тело Беса билось в конвульсии, головы не было. Его голову, словно лезвием бритвы, срезало большим осколком стекла. В вагоне повсюду лежали окровавленные тела, и были слышны стоны раненых пассажиров.

– Живые есть?! – спросил прапор.

– Да, да, есть! Только помогите встать.

Прапорщик с Сергеем начали спешно освобождать людей, которые были завалены вещами и матрасами с верхних полок. Следом к ним присоединились уцелевшие пассажиры.

– Двери закрыты, проводницы в вагоне нет! Выбираемся в разбитые окна! Раненых и погибших также подаём в окна! Вопросы есть?! – скомандовал прапорщик.

– Нет! – услышал он в ответ.