- Это он так пистолета твоего испугался...
- Да, пистолет отличный, - согласился тот, кого звали Машей, и бросил в огонь большой черный "пистолет", дубовый ствол которого
был похож на детскую пушку.
Катя сняла маску. Это была красивая молодая девушка. Золотистые длинные волосы ее упали на воротник черной рубашки. Она поправила их рукой.
- Что будем делать дальше? - спросила она, засовывая
револьвер за пояс черных брюк. - Маша, твои предложения.
- Мы будем драться, - ответил второй грабитель - Маша, и тоже сорвал с лица черную маску. - Око за око. Кровь за кровь.
Последним снял маску третий грабитель, также оказавшийся молодой девушкой. При колеблющемся, дрожащем свете костра теперь уже можно было разглядеть лица трех юных особ, ничуть не похожих на обычных лесных разбойниц. Одеты были все одинаково: черные рубашки, военного типа черные брюки, заправленные в мужские сапоги. Одна из них, названная Машей, была брюнеткой - пышные темные волосы ее висели свободно, и Машу, наверное, даже можно было было бы назвать красавицей, если бы не большой, глубокий шрам след от ожога в детстве, изуродовавший ее правую щеку. Настоящей красавицей была третья девушка-грабитель, которая сидела как бы в сторонке и не принимала участие в разговоре. Она сидела, опустив голову, перебирала рукой прядь длинных каштановых волос и большим пальцем поглаживая рукоятку нагана. Она словно задумалась о чем-то. Ее мягкое девичье лицо, на котором отражались прыгающие тени костра, по временам озарялось светлой, почти детской улыбкой. Она бесшумно водила дулом нагана, вырисовывая на земле какие-то неясные знаки, потом опять загадочно улыбалась чему-то. Наконец, одна из девушек окликнула ее.
- Таня!
Та, словно проснувшись, вопросительно огляделась по сторонам.
- Таня, а ты что думаешь?
- Думаю о чем? - Таня взяла наган двумя руками.
- Что нам делать дальше?
Таня тихонько постучала дулом нагана по земле. Детский взгляд ее уверенно и спокойно блеснул:
- Я думаю, мы должны драться.
- Я тоже считаю так, - это сказала Маша. Она встала с места, обвела всех глазами. - Большевики залили кровью наш край. Вы сами видели, что творит этот шакал - бандит Буденный. Вы видели, как горел наш хутор, и как умирал наш отец. Красные псы не щадят никого: ни баб, ни детей, ни стариков. Кто-то должен остановить этих собак! И у нас нет выбора: или мы победим или умрем здесь, на этой земле.
Она помолчала немного. Потом прищурилась. Пламя смерти танцевало отчаянно, играя и отражаясь на лице у молодой девушки. Она подняла руку, в которой крепко сжимала наган.
- Смерть красным псам! - проговорила она отчетливо. - Умрем, но не отдадим им русскую землю! Каждого уничтожим без жалости и без пощады!
- Смерть им! - это сказала Таня, вставая с места и протягивая кверху руку с наганом.
Последней поднялась Катя. И она подняла свой наган кверху, спокойные глаза ее жестко сверкнули:
- Смерть!
- Буденный убил нашего отца и замучил нашего брата Федю
сказала Маша. - Мы разыщем этого злобного пса хотя бы и на дне преисподней, свяжем и отдадим на суд генералу Деникину!
- Нет, - возразила Таня. - Я не согласна. Сначала мы стащим с него штаны и сделаем ему по голой пятьдесят горячих, а потом уже - и генералу Деникину. Я поклялась батьке - когда он умер уже...
- Это можно, - согласилась Маша. - Значит, завтра начинаем борьбу?
- Завтра! - твердо ответила Таня и, совсем как мальчишка,
с силою, ударила каблуком сапога по костру.
- Завтра! - ответила Катя.
Сноп золотых искр взвился к огромному небу, осветив на мгновение и дуб, и полянку, и юных девушек, потеснив в стороны испуганно расступившуюся чёрную тьму.
Глава 4. Сёстры.
Отец Маши и Кати с Таней - Иван Григорьев жил на хуторе Яблонном недалеко от Ростова. Дом у него был не самый богатый на хуторе, но и не самый бедный. Весь хутор знал его, как богобоязненного и трудолюбивого человека. Хороший, большой дом Григорьевых, и роскошный, богатый сад - все это появилось не просто так, а в результате тяжелого и упорного труда. Никто не ленился - ни сам Иван, ни супруга Мария, ни их сын Федор, ни девочки Маша, Катя и Таня.
В 1914 году Иван вместе со старшим сыном Федором ушел на войну драться с турками.
Домой он вернулся уже в самом конце семнадцатого. Он появился в порваной шинели, заметно прихрамывая на левую ногу, но с винтовкой в руках. На его широченной груди гордо сияли два георгиевских креста. Иван не говорил много. Он рассказал только, как за отчаянную храбрость в бою его произвели в офицеры, и как сам Государь Император вручал ему георгиевский крест. Как подлец и предатель Семка Буденный, с которым ему довелось вместе служить, оклеветал его перед начальством, и как Иван при всех разоблачил негодяя. Рассказал, как пьяная солдатня на вокзале - когда он уже возвращался домой, набросилась на него; солдаты пытались стащить шинель и сорвали погоны; хотели было оторвать и награды, но здоровенный Иван разогнал их винтовкой.
С самого своего появления на хуторе Иван Григорьев стал самым горячим и убежденным агитатором против большевизма.
На хуторских сходках, где собирались казаки, он всегда давал смелый, решительный отпор большевистским пропагандистам. А председателю хуторского комбеда, когда тот, глотнув водки, полез драться, высадил половину зубов. Местные, хуторские большевики боялись Ивана.
Федор отправился добровольцем на фронт - к атаману Каледину. А остальная семья Ивана - жена и три дочки - все они продолжали трудиться, терепеливо пережидая невзгоды лихого времени.
Ну а гражданская война полыхала вокруг: через хутор проходили отряды то красных, то белых. Иван только хмуро смотрел в окно и, когда его спрашивали, отвечал, что сам он "отвоевался" и еще говорил, провожая глазами идущий по пыльной сельской дороге бандитский отряд очередного "батьки":
- Да, натерпится наша Русь без Царя.
Дочери его, никогда не интересовавшиеся политикой, жили своей, тихой девичьей жизнью. Они как могли утешали старенькую уже мать, убеждая, что сын Федор обязательно вернется и помогали родителям по хозяйству: ходили в лес за дровами и хворостом, таскали воду с реки, обрабатывали огород, чистили картошку...
Девушки любили читать. Дома у них хранилось несколько книг, которые им когда-то оставил местный священник. Любимой книгой Маши было житие Ильи Муромца. С замиранием своего смелого сердца она перечитывала, как этот немощный, парализованный человек обрел чудесную силу и победил врагов. Вот если бы сейчас восстал точно такой Илья Муромец! - мечтала девчонка. Он бы одолел тогда всех врагов Русской Земли: и Буденного и Троцкого и самого Ленина!
...Однажды в селе появился брат Федор. На нем был изорванный офицерский мундир, один погон - разбит пулей, другой - надрублен большевистской шашкой. Федор рассказывал, как ожесточенно сопротивлялся и как все таки был разгромлен наголову их отряд. Он пришел в село, чтобы передохнуть день-другой, после чего отправиться добровольцем в армию генерала Деникина.
Но он не успел: в ту же ночь на село напали буденновцы...
Глава 5. Видение Старика.
Оставив дома сестер с матерью, Маша одна оправилась в лес - на поиски брата Федора. Долго бродила она извилистыми лесными тропинками. Вначале казалось ей, что она слышит далекий конский храп, и как где-то стучат копыта. Спотыкаясь, словно пьяная, она брела и брела на эти удалящиеся от нее и пропадающие в темноте звуки. Потом уже незнакомый лес сомкнулся, обступил ее со всех сторон, но Маша продолжала идти: ей почему-то казалось, что она знает, где искать Федора.
И вот, она оказалась на маленькой, узкой поляне, в окружении больших, крепких сосен. Маша остановилась и тихо вскрикнула: к дереву был привязан Федор. Медленными шагами она подошла ближе. Лицо у Федора было залито кровью, кровь лужей растеклась по зеленой траве. Федор не дышал. Он был мертв.