Взять хотя бы Синди. Сначала он принял ее за ребенка. Вспыльчивого ребенка, этакого сорвиголову. Беспечное, неуравновешенное, забавное, веселое существо… которое не имеет понятия о том, что она такая, черт возьми, сексапильная с ее россыпью веснушек и нелепыми фантазиями.

Двумя днями позже Синди, со всеми своими веснушками и нелепыми фантазиями, появилась в больнице. На ней был, судя по всему, один из ее новых нарядов. Желтая длинная цветастая юбка и нежный трикотажный топ. Она была неотразима, решительная и неуверенная одновременно.

Хитч находился в солярии — помещении, которое называлось так благодаря своим шести огромным окнам, мама была в комнате у отца. Использовав свой авторитет, она уговорила доктора отпустить мужа сразу же после того, как будет проведена следующая серия анализов. Она мотивировала это тем, что сможет обеспечить все, что нужно, включая оборудование и персонал, а также тем, что в родных стенах Джордж будет поправляться значительно быстрее.

У Хитча возникла серьезная уверенность, что это его матери необходимо было возвратиться на ее собственную территорию, где она полностью контролировала обстановку. По крайней мере, она снова обрела хладнокровие, как сказала одна из медсестер. Сущий дьявол, как сказал о ней кто-то еще…

— Может, мне не стоило приезжать, но Сара и Бак заявили, что сами за всем присмотрят, а вот за тебя они волнуются.

— Бак? — Его партнера звали Миллер Гроув.

— Он просил меня так его называть. Он очень ., милый. Хитч, ты выглядишь просто ужасно.

— Ну, спасибо, — сказал он, борясь с желанием схватить ее в охапку и не отпускать следующие лет десять.

— Всему виной это место, — мрачно сказала Синди. — В этих стенах сосредоточена такая боль, что никто не может по-настоящему расслабиться. Через какое-то время это начнет тебя угнетать. То, что тебе нужно, это…

— Джон, а это еще кто?

Джанет Хитчкок незамеченной вошла в солярий. Хотя она явно испытывала сильное нервное напряжение, вид у нее был более чем надменный.

— Мама, это Синтия Дэнбери, мой старинный друг, еще со студенческих лет.

Синди улыбнулась и протянула ей руку.

Судья еще больше выпрямилась и оставила этот факт без внимания.

— Моя мама устала, — мрачно сказал Хитч. Она не хотела быть грубой, но она недосыпает все последнее время.

Обе не обращали на него внимания.

— Вы — та женщина, с которой он живет?

— Да, но не в том смысле, в котором вы думаете.

— Откуда ты знаешь о… что Синди… — Хитч замолчал и покачал головой.

— Хитч выручил меня в одной неприятной ситуации, а сейчас помогает мне начать мой собственный бизнес. У меня есть квартира, в которую я перееду, как только маляры закончат там работать.

Хитч уставился на нее.

Она мило ему улыбнулась, потом снова повернулась к его матери.

— Я из очень маленького городка и никогда прежде не уезжала из дома. Я и не представляла, как многого не знала, пока не взялась за поиски работы и жилья, но вам это неинтересно. — Она повернулась к Хитчу, который чувствовал себя в этот момент лишним. — Как твой отец? Медсестра мне не станет ничего рассказывать.

Хитч начал отвечать, но мать оборвала его:

— Так, как это может быть в его состоянии.

Спасибо за вопрос. Я думаю, что вы торопитесь уйти, пока движение еще не стало ужасным.

— Оно уже ужасное. Мне пришлось объехать вокруг пять раз, прежде чем я нашла место для парковки.

Взяв обеих женщин за руки, Хитч отвел их в укромный уголок и настоял на том, чтобы они сели.

— Мама, сядь, пока ты не свалилась. Если папу скоро отпустят домой, тебе понадобятся все твои силы. — Он повернулся к Синди. — Можно спросить тебя, как ты сюда добралась? Только не говори мне, что на такси.

— Я купила машину.

— Ты купила что?

— Джон, не повышай голос, — сделала ему замечание мать, никогда не забывающая о том, что она судья.

Хитч ответил:

— Мама, не вмешивайся. — И снова обратился к Синди:

— Что значит, ты купила машину?

Ей пришлось объяснять.

Судье она сказала:

— У меня уже есть машина, которую дядя подарил мне на мое восемнадцатилетие, но она совсем старая и, кроме того, осталась в Моксвилле — это в Северной Каролине, — и ремонт ее обойдется больше чем в триста долларов. Я не думаю, что это разумно, а вы?

Джанет Хитчкок уставилась на нее так, словно разглядывала что-то под микроскопом.

— Ну вот, я тоже так подумала, а поэтому купила подержанную машину у одной старушки, которая больше в ней не нуждается. Проблема в том, что я не представляла, сколько стоит все остальное.

— Надеюсь, у вас есть водительские права?

— О да, мэм. Я прекрасно вожу. Это то, чем я занималась на своей последней работе. Вообще говоря, это был мой собственный бизнес.

— Вы были шофером?

Воодушевленная тем, что бедная мама Хитча вступила в разговор, Синди принялась описывать свою работу по понедельникам. Рассказала ей о некоторых забавных случаях, которые произошли за эти годы, и как ей приходилось держать свою работу в секрете, что было нелегко в городке такого масштаба, как Моксвилл, потому что тетя Си обладала чувством собственного достоинства.

— Иногда я думаю, что чувство собственного достоинства слегка переоценивают, а вы? Я хочу сказать: если оно мешает вам разглядеть, что важно, а что нет, какая от него польза?

Его мать выглядела слегка обескураженной.

Хитч предпринял отчаянную попытку:

— Послушайте, не принести ли мне всем нам чего-нибудь из кафетерия?

— О, сядь, Джон. Я не ем в общественных местах, а мисс… мисс…

— Синди, — подсказала с готовностью Синди.

— Синди может подождать, пока мы не привезем твоего отца домой. Я уверена, что миссис Кюбер приготовит что-нибудь мясное… она знает, что мы вернемся к обеду.

И они вернулись. Все четверо, плюс медсестра и шофер Хитчкоков, человек с ужасной фамилией Бладсток.

Бладсток и медсестра пообедали на кухне.

Судье принесли поднос с едой в комнату ее мужа. Хитч и Синди сидели на противоположных концах стола, который был не меньше трех метров в длину, в комнате настолько официальной, что Синди почти ждала, что ее в любой момент могут поторопить.

Словно изголодавшиеся, оба они энергично принялись за прозрачный бульон, налитый в неглубокие тарелки. На поверхности плавал кружочек лимона. Синди собиралась проглотить и его, но, поскольку Хитч этого не сделал, тоже не стала.

Это слегка утолило их аппетит, и Хитч сказал:

— А теперь не будешь ли ты добра объяснить мне, какого черта ты тут делаешь?

Экономка и по совместительству повариха бесшумно вошла в комнату и поставила перед ними по две тарелки. Синди уставилась на крошечную порцию мяса, из которого сочился красный соус. Веточка какой-то зелени лежала на краю прозрачной фарфоровой тарелки и ложка риса с каплями чего-то серого на нем. На тарелке, что поменьше, были булочка, такая твердая, что могла бы служить пушечным ядром, и крохотная розочка сливочного масла.

— Я все время помнила о том, что это временная работа, но при приеме они дали понять, что я могу рассчитывать на неполную неделю. Однако та женщина, которую я замещала, вернулась, и работы не хватает даже для одного человека.

Они предложили мне доработать до конца недели, но я отказалась. Зачем? Это ничего не решало.

— Синди, я жду.

— Я подумала, что… ну, в общем, я видела во сне, что ты позвал меня, и после того, что ты сделал для меня, когда мне был нужен друг, это было самое маленькое, чем я могла тебе отплатить.

Он покачал головой в невольном восхищении. Либо она была отличной актрисой, либо астигматизм, который он только что скорректировал с помощью новых очков, влиял не только на его зрение.

— Ладно, кончай притворяться. Можешь сколько угодно изображать из себя провинциальную актрису, но мы оба прекрасно знаем, что ты гораздо умнее, чем тебя воспринимает большинство людей. — Он ждал протеста, любой реакции, но, когда она кивнула, продолжил: