Был ещё кандидат, который начал все больше беспокоить Большую Елку. Представлял он собой фигуру весьма колоритную. Здоровый детина, всю жизнь прослуживший в армии и доросший до генерала. Причем служил, судя по всему, не за страх, а за совесть. По этой причине вдрызг разругался с Грачом, осмелясь возражать ему, несмотря ни на какие погоны. Министр вздумал приструнить подчиненного, но только подлил масла в огонь. Боевой генерал обозвал Грача пустозвоном (что, строго говоря, было недалеко от истины), плюнул на все и ушел из армии. А став гражданским, ударился в политику.

У жителей кандидат пользовался симпатией. Говорил, что думал, рубил сплеча, разносил штафирок и бюрократов, не стеснялся поливать Елку, но и Толстолобику время от времени вставлял клизму. Выглядел он эдаким медведем, который ничего и никого не боится. Это тоже прибавляло ему популярности.

Елкин приятель рассказывал, что на том самом банкете жена Микки, увидев фотографию генерала, воскликнула: "Смотри, дорогой! Помнишь, я тебе индейских вождей показывала? Так вот этот - вылитый Белый Орел!" На что Микки, как уверял приятель, страшно осерчал и рявкнул на жену: "Хватит с меня одного индейского вождя!"

Программа генерала была ясной и четкой. Являла она собой набор фраз из армейского Устава. На митингах он вел себя, как в казарме. Елка вначале считал его солдафоном. Однако постепенно выяснилось, что Белый Орел не так прост. То ли пообтесавшись среди политиков, то ли просто будучи от природы мужиком неглупым, он умело играл роль лихого вояки, но с корреспондентами общался грамотно и порой весьма умно отвечал на вопросы. Те преследовали необычного кандидата стаями, отчего известность его росла день ото дня.

В Елкином штабе постоянно следили за всеми выступлениями всех участников схватки. Толстолобик, как и предполагалось, упирал на новое поделение. На первых порах это давало ему неплохую аудиторию. Но поскольку он твердил постоянно одно и то же, то многих жителей это начало утомлять. Никаких других слов, кроме цитат из Автора Великой Идеи, Толстолобик в речах не использовал. Может, он и решился бы изречь что-то новенькое, но вынужден был то и дело оглядываться на бдительных, задубелых соратников. Толстолобик хорошо знал историю своей партии. Случайно упасть в пруд ему не хотелось.

Кучерявый говорил проникновенно и искренне. Убеждал жителей, что добро лучше зла, что порядочность лучше подлости, а честность лучше вранья. Говорил, что знает, как облегчить их жизнь. (Будто кто-то из кандидатов обещал им другое.) Говорил, что Елкины чиновники много воруют. (Будто кто-то из жителей об этом не знал.) Говорил вообще много разумных и правильных слов. На чем и заканчивал выступление.

Микки ограничивался тем, что хвалил свою перековку. А генерал, как всегда, рубил из Устава.

Елкин штаб заседал днем и ночью, разрабатывая стратегию. Командовал в штабе Рыжий. Он таки настоял на своей отставке, но Большая Елка был не таким болваном, чтобы лишиться одного из самых способных помощников. И оказался прав.

Когда работа закончилась, они с начальником штаба заперлись в кабинете.

- Ну, и какую же линию изберем? - спросил Елка. - Какой курс, понимаешь, наметим?

Слова "линия", "курс", "программа" въелись в него со времен пребывания в Местных Начальниках.

- Езжайте в народ, - сказал Рыжий. - Выступайте. Говорите. Общайтесь.

- Это понятно. А слушать-то будут? И что говорить? Как генерал - не умею, как Толстолобик - не хочу.

- Говорите, что думаете.

- Так ведь каяться придется. Вон сколько наворотили.

- Кайтесь.

- А как заплюют?

- Не без этого.

- М-да!.. - Елка почесал в затылке. - Думаешь, поверят?

- Должны поверить, - сказал Рыжий. - Люди-то живые. И сердце - не камень... Пускай сердцем выбирают.

- Сердцем - это хорошо, - задумчиво произнес Елка. - Только, поди, желудок-то у них тоже есть.

- Желудок есть, - согласился Рыжий. - Но альтернативы нет. Или новая жизнь, или опять поделение.

- Про поделение понял, - сказал Елка. - А про эту бабу твою Альтернативу - не очень.

- Ну, это - выбор, значит. К примеру - из двух зол. Скажем, пускай мы для них пока зло, но...

- Да уж, добра покамест от нас не густо, - перебил Елка.

- Ладно. Пусть считают, что зло. Ну а что, поделение - лучше? Не все ж с ума посходили.

- Значит, сердцем, говоришь? - Елка задумался. - Ну, а ежели они ни сердцем, ни желудком? Ежели головой выбирать надумают?

- Нет, головой мы ещё не готовы, - ответил начальник штаба. - Ежели б головой, то скорее всего Колобка бы выбрали. Он умнее других.

- Да не любят они Колобка! - сказал президент.

- А у нас вообще умных не любят, - вздохнул Рыжий. - У нас - либо желудком, либо - сердцем. Сердцем, я думаю, шансов больше. Так и назовем кампанию - "Выбирай сердцем".

- Что ж, - сказал Елка. - Давай попробуем...

* * *

Кухтик лежал животом на подоконнике. Под ним шумела главная площадь города Лукичевска. Справа и слева от памятника Автору Великой Идеи стояли две толпы, разделенные узким проходом. По обе стороны прохода были натянуты веревки. Вдоль этой свободной полосы лениво прохаживались несколько милиционеров. В центре каждой толпы возвышался сколоченный из досок помост. Над одним полоскалось на ветру множество красных флагов, над другим тянулся огромный синий транспарант со словами: "Голосуй, не то облажаешься!"

Люди, составлявшие правую от Кухтика толпу, были возрастом помоложе. Они громко хлопали в ладоши, время от времени кричали что-то и свистели, заложив в рот пальцы. На помосте с синим транспарантом расположился оркестр. Стоявший перед оркестром парень объявил, что сейчас выступит столичный ансамбль "Еловый Бор". Это объявление публика встретила дружным ревом. Из толпы на помост поднялись несколько девиц. Парень выкрикнул: "Последний хит!.. "Приходи ко мне под елку!"" Молодежь снова зашумела. Девицы взмахнули руками и начали петь, покачиваясь в такт музыке.

Тем временем слева от Кухтика разворачивалось другое действо. На краю помоста, утыканного красными флагами, встал рослый мужчина, поднес к губам микрофон, и голос из мощных динамиков за его спиной перекрыл поющий ансамбль.

- Доколе?! - крикнул мужчина в толпу. Ответом ему был глухой ропот. Доколе терпение нашего народа будет терпеть антинародные действия?!

Люди, окружившие помост, зароптали громче. Можно было понять, что терпеть далее они не намерены.

- Так давайте же все как один отдадим свои голоса нерушимому блоку под руководством! - громко призвал мужчина.

Толпа зарукоплескала. Мужчина продолжил речь, время от времени заглядывая в бумажку, которую держал в руке.

- Группа "Елки-Моталки!" - донеслось с правой стороны.

Четверо парней в кожаных куртках выскочили на помост. Каждый взял по микрофону на длинном шнуре и почти засунул его себе в рот.

- Елы-палы!! - закричал один из певцов.

Крик его заглушил на миг оратора из левой толпы.

- Елы-ы-ы!! - подхватили трое других парней. Оркестр грянул во всю мощь. Обличителя на левом помосте совсем не стало слышно...

Понаблюдав за митингующими, Кухтик слез с подоконника, отошел в глубь комнаты и уселся перед телевизором. Показывали рекламу. Толстый в клетчатой рубашке по имени Анкл Бенц опять жрал свои макароны. Потом весь экран заняла картинка с видом столицы. Кухтик узнал тот большой дом, возле которого они с Беней когда-то грелись у ночных костров, спасая демократию. Вслед за этим перед ним возник Первый Демократ. Кухтик уже подзабыл, как тот выглядит. Он порадовался, что рядом нет Надькиного отца, который точно начал бы орать, поскольку до сих пор не мог спокойно вспоминать про борьбу за трезвость.

Первый Демократ стал говорить речь. Он вспоминал перековку и убеждал Кухтика, что хочет, чтобы всем жилось лучше. Кухтик тоже хотел бы, чтобы всем лучше жилось. В этом у них не было расхождений. Оратор говорил, что сейчас всем живется плохо. Кухтик и с этим был полностью согласен. Первый Демократ заявил, что знает, как все поправить. Правда, не сказал, кто мешал ему сделать это раньше. Больше ничего путного Кухтик от него не услышал.