Помойка светилась.
Кухтик оступился и, заслонясь ладонью от света, попятился. Черный картонный человек оглянулся, присел, издал глухой визг, отшвырнул палку с плакатом и бросился прямо на него. Чуть не сбив Кухтика с ног, он пронесся мимо, продолжая тихо визжать. Кухтик инстинктивно отпрянул назад.
- Стой! - крикнул сзади Беня. - Стой!
Кухтик и без того замер, глядя на испускавшую голубовато-зеленый свет свалку-помойку.
- Значит, есть-таки она... - завороженно произнес Беня у него за спиной. - Значит, все-таки есть...
V
И прошла осень. И наступила зима.
И прошла зима. И наступило лето.
И большой шар по-прежнему вращался вокруг желтой звезды, подставляя ей то один свой бок, то другой.
И жители одной шестой части суши по-прежнему ждали лучших времен.
- Ну что за жизнь! Что за жизнь, понимаешь, - приговаривал Большая Елка, меряя шагами свой кабинет. - Бьешься, бьешься, понимаешь, изо дня в день, а все - как об стенку горох!
Минуло уже больше трех лет с того осеннего дня, когда он, полный сил, карабкался на броню зеленого танка, чтобы произнести оттуда свою героическую речь. С каждым годом Елка вспоминал тот памятный день все с большей тоской. Куда-то разбрелись прежние друзья и соратники. Усач, стоявший тогда бок о бок с ним во дворце Центральной провинции, переметнулся на сторону Елкиных врагов и выступил против него вместе с Булатиком. Обоих пришлось отправить в тюрьму, откуда их, впрочем, скоро освободили по требованию Мыслища. Елка и сам был не против освобождения, поскольку иначе пришлось бы затевать суд, снова ворошить былое, вспоминать о танках в столице и обо всем, о чем вспоминать ему не хотелось. Но гораздо тяжелее было видеть, что за все прошедшие годы со времени его победы над Миккиными друзьями-заговорщиками да и со времени недавней победы над Булатиком мало что изменилось. Если не считать затеянной Колобком либерзации. Но плоды её были пока что не в меру горькими. Конечно, Большая Елка понимал, что иначе поступить не мог, что, не доверься он тогда Колобку, все могло бы быть ещё хуже. Он хорошо помнил, сколько денег, сколько товаров и сколько еды для прокормления жителей у него оставалось, когда занял он кабинет Первого Демократа. Но что с того? Плохое забывается быстро, и теперь многим жителям прежняя их жизнь казалась лучше, чем нынешняя. Во всяком случае, та, что была у них до времен перековки. Она и была для многих лучше. По крайней мере - привычнее. Хотя именно тогда разбазарили Предводители ценную нефть, тогда понастроили кучу кастрюльных заводов, тогда проспали все что можно и отстали от остального мира на долгие годы. Но Предводителей давно уже не было в живых и отвечал теперь за все он - Президент Большая Елка.
Глядя на то, что происходит вокруг, Елке порой хотелось за-браться куда-нибудь в темный угол, заснуть и ни о чем не думать. Часто он и впрямь по несколько месяцев пребывал в каком-то полусне, вяло реагируя на окружающий мир. Приходя в себя, Елка обнаруживал вокруг уйму невесть откуда взявшихся новых чиновников, которых, как выяснялось, назначили с его согласия. Все они перли к нему со своими докладами, изображали кипучую деятельность, но деятельность эта по большей части сводилась к бесконечной грызне друг с другом. Хорошо еще, что половину из них не пропускал к нему Старший Охранник, сам решая, кого допустить к Президенту, а кого - нет.
Елка устал от всего. От плохих новостей, которые каждый день сообщали газеты. (Хорошо, что Охранник и газеты подбирал не из самых ругательных, а то совсем бы жить расхотелось.) Устал он от вечных доносов друг на друга, которые строчили ему соратники. (Слава Богу, что и доносы Охранник отсеивал, а не все давал прочитать.) Устал он от раздумий о новых выборах в Мыслище. Выборы должны были состояться зимой, и на них собиралась вылезти уже без малого сотня партий.
О партиях ему особенно не хотелось думать. Число их не поддавалось никакому здравому рассудку. А утомленному Елкиному рассудку - тем более. Кроме партии Колобка, на которую он понадеялся на прошлых выборах, но которая не оправдала ожиданий (Колобка жители, понятное дело, не очень любили), была ещё одна, вроде бы приличная партия. Возглавлял её Кучерявый. Тот самый, что приходил к нему со своей программой насчет трехсот дней, необходимых для достижения полного счастья. Судя по всему, Кучерявый был парень с причудами и даже партию свою назвал по чудному - не то "Груша", не то "Абрикос". В общем - что-то из фруктов. Предлагал он, по сути дела, то же, что Колобок, но последнего нес по кочкам. В чем заключались их разногласия, Большая Елка не понимал. Однако, судя по тому, что обе партии - и Колобка, и Кучерявого - друг друга на дух не переносили, разногласия эти все же имелись. И немалые. Другие партии, поддерживавшие Елку, представляли собой небольшие группки и, хоть назывались всякими громкими именами, реальной силы не имели. К тому же партийные лидеры постоянно воевали друг с другом, выясняя, кто из них больший демократ и кто к кому по этой причине должен присоединиться.
Из партий, представлявших угрозу для Елки, выделялись, пожалуй, две. Первая - это партия Клоуна, имевшая уже много мест в Мыслище. Но Клоун все-таки был идиотом, а жители окончательно ещё с ума не сошли. Поэтому Елка надеялся, что хотя многие снова и проголосуют в знак протеста за клоунскую партию, но у большинства хватит ума не плевать себе в щи, лишь бы насолить повару. Второй партией была некогда единственная в стране партия Микки. Точнее - партия Автора Великой Идеи. Возродившись, она с каждым днем набирала вес. Каждый Елкин промах добавлял новых сторонников. Руководил ею бывший Партийный Начальник, которого Елка помнил ещё со времен своего пребывания в Высшем Органе. Коренастая фигура с лысеющей головой тогда часто мелькала в коридорах Большого Дворца. Соратники между собой звали его Толстолобик. Был он не то чтобы шибко умен, но и глупостями вроде борьбы с жидкостью подобно Лихачу не занимался. Служил Толстолобик в отделе, который отвечал за мысли, а потому связи имел немалые. Отдел этот всегда считался в партии главным.
Впрочем, сейчас Елке было не до Толстолобика. Расхаживая по кабинету, он пытался сосредоточиться и вспомнить, кого вызвал сегодня утром к себе для доклада. На память Елка не жаловался. Он мог легко запоминать множество цифр, фактов, фамилий, чтобы при случае огорошить своих нерадивых соратников, привыкших вешать начальству лапшу на уши. Но сейчас проклятая сонливость делала его совершенно неспособным мыслить. Наконец, собрав остатки воли, он вытащил из памяти необходимые сведения. Прийти должны были министр обороны и министр внутренних дел. Докладывать им надлежало о росте преступности и о положении в армии. Кто из них за что отвечал, он вспомнить не мог. "Черт с ним, пускай идут. Там разберемся", - решил Елка и велел секретарю вызвать первого докладчика.
В кабинет вошел министр внутренних дел. Был он тощ, растерян и глядел на Президента глазами школьника, не выучившего урок.
- Ну, - спросил Президент. - За что отвечаешь?
- За... за внутренние дела, - угодливо согнувшись, ответил министр.
- Ага... И что у нас там внутри?
Министр засуетился, выхватил из-под мышки папку и начал лихорадочно переворачивать страницы.
- Рост возрос на ноль целых шесть десятых, - бубнил он, - при общей раскрываемости ноль две... Снижение показателей на ноль семь... Превышение уменьшения - ноль девять... Возрастание сползания на двена...
- Заткни фонтан, - сказал Президент. - Помолчи.
Министр прервался на полуслове. Большая Елка потер виски и устало посмотрел на него.
- Говори по-человечески, - произнес он. - Чего с преступностью-то?
- С преступностью?
- С ней, с ней. - Елка начал сомневаться, того ли он вызвал.
- Преступность... она того... растет она... - виновато молвил министр.
- Растет, говоришь? - насупился Елка. - Хреново, значит, работаете.
Борец с преступностью пошел красными пятнами и вновь уткнулся в свою папку.
