Большая Елка тер лоб ладонью и слышал, как сзади надрывается в телевизоре чей-то голос. Обернувшись, он посмотрел на экран. Там, размахивая флагами и палками, бушевала толпа.

"Все!" - сказал он самому себе и потянулся к длинному ряду кнопок на переговорном устройстве...

Через пятнадцать минут перед Елкой стоял Главный Судья Центральной провинции.

- Кончать надо все это! - Елка кивнул в сторону телевизора. - Или я, или Совет!.. Кончать надо... Все!

Он с трудом удержался, чтобы не сорваться на крик.

- Послушайте... - Судья стоял, потупившись, разглядывая ковер под ногами. - Может, не надо так? Может, как-то по-другому решить?

- Как по-другому? - взъярился Елка.

- Ну, может, вот выборы эти... Может, пусть вас всех заново изберут?

- Кого - всех?

- Ну, и Совет, и вас... Может, вы сейчас вместе уйдете, а жители потом снова выберут, кого захотят?

- Что значит - снова? - Глаза Елки налились кровью. - А если они не того выберут?.. Если - кого из этих? Вон из тех...

Он снова ткнул в телевизор.

- ... из тех, кто им дубины раздал?

- Ну, значит... - Судья замолчал, не договорив.

- Да ты понимаешь, что начнется?! - Елка был вне себя от гнева. - Это ж новое поделение начнется! По-де-ле-ние!!

- А... если народ хочет... поделения? - тихо спросил Главный Судья.

- Да не выдержит он ещё одно поделение! Не выдержит!! - заорал Елка.

- А как же демократия? - спросил Судья ещё тише.

- Какая демократия?!

Елка обхватил голову руками. Мысли его окончательно перепутались.

- Демократия... - повторил Судья. - Ведь вы...

- Да хрен с ней, с демократией! - закричал Елка. - Хрен с ней! Пусть я не демократ, понимаешь. А эти вот что, демократы?!

Большая Елка подскочил к телевизору, с силой ударил по нему рукой.

- Да нельзя так, - произнес Судья. - Нельзя... Не простят вас потом...

- Не простят?.. Не простят, говоришь?.. Ну и хрен с ним!.. Бог простит!

Елка метнулся к столу, схватил телефонную трубку и прокричал в нее:

- Министра обороны ко мне! Немедленно!

* * *

В лукичевском небе светили тусклые звезды. В Кухтикиной комнате за столом сидели Колька и Надькин отец. Сам хозяин примостился рядом на табуретке. Бутылка с вредной жидкостью стояла посреди стола в окружении трех тарелок. На тарелках лежали вареные картофелины. Открытая банка тушенки украшала незатейливый натюрморт.

- ...и вот, понимаешь, на помойке-то нашей эта хреновина и прячется, вещал Надькин отец, размахивая руками. - А откуда взялась - неведомо.

- Да слышали уже... - вяло отозвался Колька, ковыряя картофелину.

- Ты слышал, а я видел, - возбужденно прошептал Надькин отец. - Там чо делается, знаешь? Там это, значит... Там кто мимо пройдет, тот вроде как в круге каком завертится. Точно! Сам раз попал... Идешь, значит, идешь. Вроде как вперед топаешь. А она, стерва, тебя по кругу водит. Ага... Час может водить, а то и больше. Ну, натурально!.. Главное, тебе-то чудится, что прямо держишь. И добро бы по пьяни. А то у меня же с утра росинки во рту не было. Чтоб я сдох!.. Ну, думал, кранты!.. Битый час водила, зараза. И со всеми так. Не веришь?

- Масоны все, - лениво сообщил Колька. - Их работа.

- Масоны, масоны... - проворчал Надькин отец. - Нет там, на хрен, никаких твоих масонов. Ни фига там нет. Кусты одни. Но только, говорят, исходит от неё что-то. От помойки этой. Погань какая-то.

- Один бес. Все равно - они, - сказал Колька и, тяжело подняв голову, оборотился к Кухтику: - Ты вот что, ушастый. Ты давай к нам записывайся. Бить их, гадов, будем... И чернозадых. И дерьмо-кратов этих... И краснозадых - тоже.

- Ты красных не трожь! - стукнул по столу Надькин отец.

- Ладно, ладно, - произнес Колька заплетающимся языком. - Не шуми. А дерьмократам все одно крышка. Вон - слышь...

Он указал пальцем на стену. Через стенку из соседней комнаты доносились неясные звуки.

- Не глухой. Слышу... А чо у тя там? Радио, что ли? - проворчал Надькин отец.

- Как чо? - Колька отвалился от стола. - Махаловка там. По телику весь день гоняют. Ирка моя все не ложится, смотрит. Наши в столице власть берут. Хошь глянуть?

Колька, шатаясь, поднялся со стула. Встал и Надькин отец. Они двинулись в коридор. Кухтик доел картофелину и поплелся следом.

Сквозь дверной проем Колькиной комнаты виднелся мерцающий экран телевизора. Показывали столицу. Над широкой, освещенной огнями улицей висел густой сизый дым. В дыму, медленно перемещаясь, двигались темные пятна.

Что-то знакомое почудилось Кухтику в этой картине. Он вытянул шею и вгляделся в экран.

Тяжелые, неуклюжие машины, урча, ползли по асфальтовой полосе.

В город входили танки.

IV

Большой голубой шар накренился, подставил лучам желтой звезды верхнюю свою половину, и на шестую часть суши пришла весна.

Весеннее солнце съело грязные сугробы, покрывавшие улицы городов Кухтиковой страны, растопило толстый лед на озерах и реках, теплые лучи заскользили с юга на север и добрались до столицы.

Вслед за теплом появились певчие птицы, расселись на ещё голых деревьях, на карнизах столичных домов, на высокой кирпичной стене, окружавшей Главный дворец столицы. Весна делала их веселыми и беспечными. Одна из пичужек осмелела настолько, что перелетела стену, вспорхнула на верхушку самого большого дерева, проскакала по ветке и заглянула в ближайшее окно дворца.

За окном, в просторном кабинете, под картиной с двумя медведями в массивном кресле сидел человек. Лицо его было печально.

Большая Елка встречал весну без радости и без обычного для него в это время года подъема. За последние месяцы он сильно сдал. Покончив прошлой осенью с бессмысленным Толковищем, разогнав с помощью танков взбунтовавшийся Верхний Совет, он взвалил на свои плечи вину за все, что произошло на столичных улицах, за сотню с лишним погибших защитников Булатика и его компании. Груз этот давил на него. Елка чувствовал себя безмерно усталым и опустошенным. Хотя, если разобраться, виноват был не он один, но и противная сторона - тоже.

Сразу вслед за разгоном бунтарей прошли выборы нового Верхнего Совета, а также референдум по новому Главному Закону Центральной провинции. Жители одобрили Закон и избрали своих представителей в Совет, который теперь именовался Мыслище. Впервые за семьдесят с лишним лет им пришлось выбирать депутатов не из членов одной партии, а из нескольких разных. Партий этих за год расплодилось видимо-невидимо. Правда, по большей части состояли они из десятка-другого членов, которым, видимо, надоело собираться и болтать о жизни между собой просто так, не объявляя себя при этом партией. Вреда от них никакого не было, как, впрочем, и пользы. Жители о партиях толком ничего не знали, кроме разве что названий. При этом Елка заметил, что чем мельче и неизвестнее была организация, тем более громкое название она норовила себе придумать. Поскольку все партии принято было именовать сокращенно - по первым буквам слов, входящих в название, то вскоре от обилия этих сокращений у него распухла голова. Была, например, партия, называвшая себя ННН, что означало "Неисчислимый Народный Натиск". Входили в неё от силы полтора десятка бывших Местных Начальников. Название другой ВВВ - расшифровывалось как "Великое Вселенское Воинство". Состояла она не то из девяти, не то из десяти отставных полковников. Была ещё ППП "Предельно Прогрессивная Партия", точного числа членов которой никто не знал, как неизвестно было, существуют ли они вообще. Имелась и РРР "Радикальный Революционный Размах". Ее члены, в количестве шести человек, собирались по выходным на одной из городских площадей и размахивали самодельными флагами, призывая жителей махать вместе с ними. Помахав часа полтора, все расходились.

Были, правда, организации посерьезнее и побольше. Одну из них составляли бывшие члены партии, которой когда-то руководил Первый Демократ и которая досталась ему в наследство ещё со времен Автора Великой Идеи. Три года назад Елка её распустил, но его сторонники усмотрели в этом нарушение демократии, и Миккина партия снова возродилась. Была она теперь, конечно, числом поменьше да и власти уже не имела, но, судя по всему, надеялась снова набрать силу. Недовольство жителей либерзацией постоянно увеличивало её ряды.