Вообще-то ничего, если привыкнуть. Решено: если живым выберусь из этой кутерьмы, куплю себе такую же машину. Уж очень надежная.
Глава 18.
Лимузин рассекает морозный ночной воздух своим лакированным кузовом, на спидометре - полторы сотни. Я упиваюсь дорогой.
Эмилия рядом со мной, на пассажирском сиденье, не шелохнется. Ничего, дорогая. Сейчас отобью моих товарищей от твоих архангелов и все будет как надо.
Вот и показались огни города. Нас встретил музыкальный щит, встречающий каждого приезжего неизменной песней вот уже на протяжении двух десятков лет.
И сейчас рожа полудебильного бобра распевала, разбрасывая лучики на окрестные замшелые деревья, старающиеся спрятаться со стыда в темноту леса:
- ...Родной Землепупск - середина земли!..
На бешенной скорости, с визгом шин я свернул на объездную дорогу, где можно было не замедлять ход. Еле освещенные улицы вдали казались безжизненными и наводили тоску. Миновав мост, отделяющий центр от предместий, я лихо скатился с пригорка на Большую улицу. Останавился перед нужным мне перекрестком и потушил фару. Дом номер шесть - это клуб любителей кегельбана. Он и сейчас работает - прекрасно видно за витринами слоняющихся людей могучего телосложения с крохотными головками на плечах. Игра эта - самая интеллектуальная, после перетягивания каната.
Я сдал немного назад - во дворик жилого дома: пожалуй так меньше привлечем внимания. На прощанье, я дотронулся ладонью до бархатной щеки Эмилии, и с шумом выдохнув, попятился назад, закрыл за собой двери на ключ и направился в клуб.
Опасаться того, что меня могут узнать не стоит - сейчас я все еще негр, правда ладони побелели от прикосновения руля и пота. Вот только вопрос - любят ли здесь негров? Может всех не любят, а Махмуда - должны. Все-таки это Пашино заведение.
Я приблизился к стеклянным дверям. Совсем рядом двое били друг друга кеглями. Я присмотрелся - нет, это не кегли - бутылки из под шампанского. Разобрал интерес - чья голова крепче? Остановился, не отрывая глаз от любопытного зрелища. Похоже не одному мне хотелось узнать исход битвы: четыре бритых затылка торчали из окна, истошными криками подзадоривая одного против другого.
Наконец - звон разбитого стекла и хлопок упавшего тела. Дикий вопль победителя оглашает вымершую улицу. Где-то вдалеке раздалось завывание сирены, и четверо, выпрыгнув на улицу, помогли Тарзану затащить покалеченного внутрь. Я пристроился в хвост этой процессии и мимо двух обкуренных охранников благополучно проник в зал.
Первое время на меня никто не обращал внимания и это дало мне возможность присмотреться к обстановке.
Пожалуй, народу многовато. Человек тридцать - не меньше. Половина - возле дорожек, остальные - у стойки бара. М-да, если все они на меня попрут - худо придется. Как бы мне незаметно пробраться в служебное пемещение, двери которого охраняют два атлета?
Ладно, для начала надо кинуть несколько шаров.
Компания, стоявшая на подиуме, встретила меня несколько суровыми взглядами. Но ничего пока не говорят. Я попросил смотрителя вывести на табло мое имя. Зелеными буквами вспыхнуло: "Махмуд". Никто не среагировал, странно. Ну, ничего. Мне бы только успеть кинуть пару разиков, пока эти рассисты не перешли грань между просто живым интересом и желанием проверить, какого цвета у меня кровь. Особенно мне не понравился один типик в светло-зеленой шапочке и с багровым то ли от алкоголя, то ли от реакции к моему появлению лицом.
Господи, никогда не задумывался, как живется черномазым в нашей стране.
Беру в руки шар и запускаю его на дорожку. Гром смеха раздался рядом и со стороны бара. Похоже, им очень понравился мой бросок: только одна кегля упала, а две покачались, покачались, словно насмехаясь над игроком-мазилой, и снова замерли, лениво смотря своими рыльцами во все стороны.
- Хо-хо-хо! - мой "конфуз" благостно подействовал на типика. Его хамелеонская морда переменила цвет на бледно-желтый, остались только румяными щечки.
Боюсь, придется продолжать в том же духе.
Второй удар - и шар зигзагами катится по дорожке и, к общему удовольствию, промахивается, так и не затронув ни одной.
Они что, думают мне так легко? Я же, как никак, - победитель зональных выступлений девяносто девятого года. Да они в то время у мамки сиську просили, щенки пузатые.
Ну ладно, начнем помалу.
Я сделал вид, что хочу размахнутся как следует. Шар уже свистит, рассекая воздух, но я еще не решаюсь на бросок. Толпа подняла одобряющий вой, который нарастал с каждым махом. Наконец, я выбросил вперед руку и, не думая отпускать, полетел вместе с шаром по скользкому полотну. Кегли прощаются с привязанными к ним тесемками, рассыпаются передо мной в бегстве, и я скатываюсь на конвейер.
Сзади - гул смеха, визга, стона. Дураки, они не понимают, что я их обул. Минут пять у меня в запасе.
Пока меня не засосало в узкую щель шароприемника, соскочил на пол и, рыская взглядом, ищу дверь бойлерной. Шар я не оставил: мало ли чего.
Вот и она, обшарпапанная, обитая мятым железом. Замок закрыт, но нет ничего невозможного - я как следует бью шаром и в образовавшееся аккуратное круглое отверстие просовываю руку и дергаю щеколду.
- Это я!
- Козьма пришел! - вся компания была в сборе, включая ненавистного Амбулатория.
- Собирайся, народ, - я поторапливаю своих, помогая освободить руки и ноги от веревок и проволоки.
- А меня? - Амбулаторий захныкал и пополз ко мне, чуть ли не лижа ботинки.
- Пущай полежит, - злорадно хмыкнул Веня и пнул бывшего босса под зад, отчего тот перевернулся на спину и, задрыгав ногами, забился в истерике: - Я не хочу ту-у-у-ут! Хочу домо-о-ой! Я больше не буду-уу-уу-уу!
Директор ипподрома и Мося тоже проявили изрядное беспокойство, почувствовав, что их могут оставить на растерзание бандитам. Особенно заволновался директор. Он забрызгал слюной и дико заржал, изображая из себя необузданного мустанга, норовя лягнуть ногами чью-нибудь морду. Но когда я сказал, что при таком поведении ему не видать свободы и своей любимой Мерилин как своих ушей, он приник и смирно занял позу бревна. Мося же с самого начала повел себя благоразумно - он извиняюще улыбался, дескать: прости брат, бес попутал.
- Ладно, освободи и этих.
- У, козел, скажи спасибо, - Веня навис над Амбулаторием с таким тяжелым, убийственным взглядом, что тот, испугавшись, испортил воздух. - А навонял-то, навонял!
Я выскочил в коридор. Из зала доносился гомон: видать меня собирались идти искать. Голоса охранников потонули в шуме ударов по неприступной двери и призывах покончить "с этим поганым негритосом" раз и навсегда. Судя по громким и отчаянным крикам, молодцам удалось завладеть ключами. Пора рвать когти.
- Кто-нибудь скажет, где тут может быть выход? - я заметался, и не мудрено: сколько можно сохранять хладнокровие? Ну час, ну два,- не двадцать четыре же.
Но, собрав последние капли утекающей воли, я дал корешам возможность смыться - они скрылись в направлении запасного выхода. Теперь во чтобы то ни стало - задержать противника. Я схватил дверь бойлерной и с хрустом выдрал ее вместе с петлями. Силы мне теперь могут понадобиться только на выживание. Чего их беречь.
Ну, держись, братва!
Первая тройка, куда непредусмотрительно затесался типик в шапочке рассыпалась нехуже кеглей. Шапочка у типика тут же поменялась цветом с мордой - стала красной, а вечно хамелеонистая рожа - зеленой, как недозрелый лимон. Следом за ними - группа из пяти.
Еще не вечер!
Дверь от удара согнулась пополам, но четверых все же уложила надолго. Пятый рванул назад - я швырнул за ним шар на долгую память. В темноте мне показалось, что голова его слетела с плеч, а вместо нее воцарилась круглая бита. Ума может не прибавит, зато покрепче будет.
Ну все, наигрались, хватит. Пора уносить ноги. Остальных я уже не сдержу, да и мне самому надо успеть выскочить на улицу.
