Конец пятьдесят восьмого и весь пятьдесят девятый год я сновал между Москвой, столицами восточноевропейских стран и Лондоном, стараясь найти в СССР рынок для сбыта британских товаров. Большинство фирм, интересы которых я представлял, находились в Центральной и Северной Англии, и хотя их руководство умело вести дела лучше, чем русские, око было почти таким же подозрительным. Я заверял англичан в том, что установил прочные контакты с русскими, а русских - что англичане полны желания торговать. Я был уверен в осуществлении своих планов - и они осуществились, но только после двух лет переговоров, потребовавших от меня немало терпения.

Я установил связи с несколькими русскими в Лондоне - в частности, с работниками советского посольства.

Надо было укрепить доверие с обеих сторон. В начале 1960 года я познакомился с неким Куликовым и пригласил его в свой офис, а потом домой, в Челси. Когда я рассказал ему о моей коммерческой деятельности и ответил на его многочисленные вопросы, он представил меня своему начальнику Павлову из советского посольства.

Павлов был очень любезен, но, как я видел, ему хотелось убедиться, что я действительно бизнесмен. Он спросил, смогу ли я договориться о посещении Куликовым и несколькими его коллегами двух-трех заводов на севере Англии, о которых я упоминал. "Это можно устроить сейчас же, - сказал я, - если вы разрешите воспользоваться вашим телефоном".

Мой визит к Павлову оказался успешным. Мне даже удалось убедить Куликоаа и его коллег, купивших себе билеты во второй класс, что все западные бизнесмены ездят только в первом. Они поменяли билеты, мы сели в пульмановский вагон, и "Бритиш Рэйлуэйз" [Железнодорожная компания] побаловала нас одним из лучших своих обедов. Тосты за англо-советскую торговлю были многочисленными.

Через несколько дней после нашего возвращения в Лондон Куликов позвонил мне по телефону и попросил о личной встрече: "Только лучше вечером, когда стемнеет, мистер Винн, - и не у вас дома!"

Мы встретились в маленьком парке на набережной Челси, у памятника Карлейлю. Великий провидец пристально вглядывался в другой берег реки. Накрапывал дождь. Мы уселись недалеко от памятника, и Куликов в самых деликатных выражениях осведомился, не соглашусь ли я продать ему некоторые промышленные секреты: "Мы знаем, что у вас есть много друзей, мистер Винн... нас интересуют все новые разработки, особенно технические... например, чертежи... вы понимаете, что, если мы получим эти вещи, вы не будете жалеть..." Вкрадчивый голос умолк. Некоторое время мы сидели в полной тишине. Воздух был теплый и влажный, очень характерный для Лондона. Капли дождя медленно стекали с листьев и падали на наши шляпы. Надеясь убедительно выразить то холодное удивление, которое веками было свойственно английским джентльменам, когда беспринципные и беспородные иностранцы делали им неэтичные предложения, я тихо произнес: "Господин Куликов, я не уверен, что правильно вас понял, но, надеюсь, ответом на ваш вопрос послужит то, что я только и единственно бизнесмен".

Куликов не настаиаал. Отпустив несколько шуток по поводу нашэй поездки на север, он распрощался и исчез за струями дождя. Я поискал место, откуда хорошо был виден памятник Карлейлю: "Неподкупный! Ведь так, а?"

Но освещенное фонарями задумчивое лицо по-прежнему было обращено к другому берегу реки.

В начале ноября 1960 года Джеймс впервые дал мне точное задание: "В Москве есть организация, которая называется "Комитет по науке и технике". Она находится на улице Горького. Мы заинтересованы в том, чтобы вы установили с ней контакт".

Я слышал об этом Комитете, но не знал, что помимо деятельности, отраженной в его названии, он также ведает приглашениями в Советский Союз иностранных ученых и инженеров. Советские бюрократы мне об этом не сказали - это было для них типично, - но теперь, выяснив, что к чему, я сразу же отправился в Москву и записался на прием, намекнув, что мои намерения не ограничиваются распространением проспектов и каталогов, а идут гораздо дальше: у меня есть серьезный план расширения англо-советской торговли. Такая постановка вопроса была необходима, поскольку простая жалоба о моих затруднениях попала бы в нижестоящие инстанции. Ответ из Комитета последовал незамедлительно. Меня готовы были принять.

Дом номер одиннадцать по улице Горького. Импозантное здание недалеко от Красной площади. В вестибюле стоят вооруженные охранники, всюду бегают курьеры и секретари, по меньшей мере половина из которых - девушки. Нельзя сказать, чтооы хорошенькие. Западный бизнесмен-волокита будет разочарован, оказавшись в Москве.

Я вхожу в приемную. За столом, покрытым зеленым сукном, сидит девушка-секретарь. Русские обожают зеленое сукно, они используют его повсюду как символ деловитости и эффективности, оно радует их так же, как ребенка радуют первые произнесенные им слова.

Потратив несколько минут на телефонные разговоры, секретарша вызывает другую девушку, которая ведет меня к лифту, чтобы отвезти на третий этаж. Это старый железный лифт, напоминающий грузовые лифты во второразрядных английских гостиницах и, как я убедился впоследствии, часто выходящий из строя.

Продолговатая, унылая комната - кабинет Боденикова [По написанию автора], одного из руководителей Комитета. Бодеников, который хорошо говорит по-английски, знакомит меня с шестью другими работниками Комитета.

В кабинете сидят две стенографистки и девушка-переводчик, поэтому Бодеников, исполняющий обязанности председателя нашего собрания, переходит на русский язык. Он говорит, что, как ему стало известно, я обратился с жалобой в Министерство внешней торговли. Похоже, у меня сложилось впечатление, что советская сторона настроена не очень серьезно относительно сотрудничества с фирмами, которые я представляю. Но все обстоит как раз наоборот: Советский Союз приветствует взаимовыгодную торговлю со всеми странами. Итак, каковы мои предложения о способах расширения англо-советской торговли?

Я говорю, что всем известна прогрессивная позиция Советского Союза, но, к сожалению, те лица, с которыми у меня состоялись встречи, не показали себя компетентными в оценке продукции представляемых мною фирм.

Поэтому мое предложение таково: вместо посылки в министерство проспектов и каталогов лучше пригласить в Москву делегацию специалистов из восьми моих основных компаний, а Москве, в свою очередь, откомандировать советских специалистов такого же уровня в Англию.

В этом случае можно будет провести прямые переговоры, не прибегая к обычным административным каналам.

- Есть ли у вас на это соответствующие полномочия? - спрашивает Бодеников.

- Конечно.

- И какие сроки вы предлагаете?

- До конца текущего года.

Я снова забегаю вперед: ни с одной из моих фирм никакой договоренности насчет обмена делегациями не было.

Бодеников кажется удовлетворенным. Всем наливают минеральной воды. Затем Бодеников выходит и возвращается с энергичного вида женщиной, которая несет кофе и водку. Пока вокруг покрытого зеленым сукном стола царит непринужденная обстановка, я изучаю присутствующих. Бодеников: низкорослый и толстый, в нейлоновой рубашке, галстуке западного производства и в костюме, который он, похоже, не снимает даже на ночь; нечесаные волосы, руки, как у шахтера, с коричневыми от никотина кончиками пальцев и грязными ногтями; красное, обветренное, плохо выбритое и покрытое угрями лицо. Двое сидящих рядом с ним коллег - примерно такого же типа, с некоторыми незначительными вариациями, но вот третий заметно от них отличается. Он не сутулится и не ерзает, а сидит прямо и спокойно, положив на стол белые, сильные руки с ухоженными ногтями. На нем шелковая рубашка, простой черный галстук и безукоризненно чистый костюм. Просачивающийся сквозь грязные окна солнечный свет поблескивает в его рыжеватых волосах и глубоко посаженных глазах и освещает широкую переносицу и хорошо очерченные губы с волевыми складками: лицо человека сильного и наделенного живым воображением.