Она себя-то стала ощущать большей патриоткой, чем тот сотрудник НКВД, который пришел в квартиру Смейтсов тогда в августе сорок пятого, накануне последнего дня - заканчивался срок ее пребывания в Бельгии.
Они не стали заходить в квартиру.
- Викторья, - крикнула Барбара, уходя на кухню, - тебя хотят видеть эти господа.
Вика за три месяца довольно много слов выучила по-фламандски, но пока не понимала связную речь. В дверях стояли трое: комиссар, переводчик и этот, в широких штанах.
- Виктория Сорина, - сказал полицейский, сверяясь с бумажкой, - вам надлежит в течение двадцати четырех часов покинуть Бельгию. Вы подлежите департации в Советский Союз. Этот господин из советского консульства любезно согласился вас сопроводить.
- Стойте, стойте, - из-за спины Вики воскликнул Жак, - Папа, не держи меня. Вы, насколько я помню, вызывали Викторию в муниципальный комиссариат полиции пятнадцатого июня? Вы дали три месяца? Так почему же вы приходите двенадцатого?
- Да потому что, молодой вы человек, что юридически - в месяце тридцать дней и получается - в июле и в августе по одному дню идут в зачет этих девяноста дней. Вот и считайте.
- Я считаю, господа, считаю, - Жак дергал плечо Вики, а другой пятерней взволнованно вонзался в свои волосы, - получается тринадцатое сентября. Три-над-ца-тое!
- Послушайте, молодой человек, - устало вымолвил переводчик, - вы сейчас начнете о чиновниках и о тех трудностях, которые вы преодолели, но поверте, таков закон и день или два ничего не решат.
- Передайте вашему начальнику, - ткнул пальцем Жак, - что закон в данном случае распространяется на всех. До свидания, господа. Вика, закрывай дверь.
- Постойте, послушайте...
- Приходите, когда истекут ваши девяносто дней - девяносто дней, которые отпущены в этой стране на счастье!
Пока Жак выкрикивал все это, несколько раз приоткрывались противоположная дверь на лестничной клетке, а человек в штатском настырно смотрел на Вику. В конце концов, он устало вздохнул и занес ногу над порогом, но переводчик придержал его.
- Нельзя, вы же видите, вас не впускают добровольно. Уже поздний вечер и уже нет наци.
Человек дернул челюстью и проговорил сквозь зубы:
- Колыма по тебе плачет, сучка. А ты не пялься на меня, - бросил он переводчику, - Эта шлюха у меня еще отработает на лесоповале долг перед родиной. Сгною тебя, гнида. Я всю войну прошел, пока ты за фашистский харчь...
Пощечина прозвучала на весь лестничный стояк. Вика хлопнула дверью перед носом этого разъяренного быка.
Как они прожили эти три месяца? Да так, что только сейчас и вспомнили о том, что завтра тринадцатое. Вика летала по городу, Барбара сделала ей подарок - небольшая сумма денег была потрачена на платья, а Элиз, добрая, запутавшаяся в любви, Элизабет подарила ей пеньюар, предупредив, что дарит его на время и только ради брата: должна же девушка выглядеть красивой в постели. Но спала-то она теперь бок о бок с Викой, в ее комнату внесли диван из гостиной. Да и не могла Вика подумать о близости с человеком, который стал для нее целым миром.
Они ездили на море. Море в сентябре было холодным, красивые валуны лежали по всему устью Шельды, в заводях и заливах. Правда, и ржавеющих кораблей и самолетов немало чернело по берегу.
- Ты меня любишь? - спрашивал Жак и говорил по-русски, - А я тебья люблю.
- Люблю, - кричала Вика, - ударение на втором слоге, "Люб-лю-лю-лю-лю!"
И она носилась по берегу, как первобытный человек, падала разбивала лодыжки и снова неслась вровень стихии, и казалось ей, что она только что была создана Богом и планету эту Бог создал тоже для нее.
Жак не мог устроиться в прежний салон, по причине его полного отсутствия: в тротуар рядом с витриной попала авиационная бомба англичан, и салона, как и всего угла, выходящего на площадь святого Павла не стало.
Вернувшееся из долгой опалы старое бельгийское правительство выработало ряд собственных мер по поддержанию жизненного уровня населения, наращиванию производственного потенциала и запуску рыночных механизмов, разрушенных войной.
Первоочередной задачей поствоенной экономики было заполнение рынка необходимыми населению товарами, одновременно возврат из Швейцарии того золотого запаса, который удалось спасти. Людям нужны были деньги, причем обеспеченные товарами первой необходимости. Поэтому премьер-министр и его кабинет разработали программу социального обеспечения, гарантирующую каждой семье, пострадавшей в годы войны - различные пособия и выплаты, отдельно предусматривалась политика, направленная на поощрение семей, имеющих детей.
Люди, которые не могли найти работу или остались без дома, без средств к существованию, могли расчитывать на компенсацию от государства. Спешно создавались новые рабочие места на восстановленных производствах, поощрялись объединения мелких производств в концорциумы и союзы.
Жаку пришлось выстаивать долгие утренние очереди на бирже, но в конце концов, старый отцовский врач порекомендовал Жака своему личному парикмахеру. Тот только начинал создавать собственный салон, и дал согласие на будущее. Жак решил подождать именно это место.
Вика чувствовала полную неустранимую неловкость перед Барбарой. Мать Жака смотрела на нее так, как будто Виктория была на седьмом месяце беременности и требовала от ее Жака жениться. Вика вставала на ее место и понимала, что она была с неба упавшей нахлебницей. Жак только подшучивал над нею, говоря, что его мама без боя не отдаст.
На самом же деле, Барбара не думала о затратах, она разучилась экономить во время войны. Да-да, после такой нелегкой жизни и голода, после длительного периода строжайшей экономии на всем, некоторые люди отпускают свои желания на волю, стараясь жить сегодняшним днем.
Но не только поэтому Барбара не думала о цене, которую нужно было заплатить за счастье сына: счастье сына было бесценно. Она не старалась полюбить Вику ради сына, просто она видела, что эта русская девочка, которая и прикоснуться к нему боится, и есть часть ее сына, потому что Барбара видела те мощные силы, связывающие этих детей.
На ее глазах происходило рождение связей, на которых может устоять молодая любовь.
