Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В поместье русские затянули свои печальные песни. Они пели каждый вечер. Ветер доносил их пение аж до Мариенталя. Против этого хора доильщик Август со своим аккордеоном был бессилен. Подумав, он двинулся в камыши.

- Опять упражняется, - заворчал Штепутат, когда Август начал палить у пруда из своего пистолета.

Тем временем стемнело, стало трудно находить мяч в высокой траве. Конец детского дня рождения. Петеру предстояло идти домой.

- Не ходи вокруг пруда, мальчик! Доильщик метко стреляет.

Герман пошел немножко проводить Петера.

- Почему русские поют так грустно? - неожиданно спросил Петер, хотя трудно было предположить, что его могут интересовать такие вещи.

- Понятно, что им грустно, ведь они проиграли войну.

- Интересно, пленные немцы в России тоже так поют? - продолжал Петер.

- Пленных немцев не бывает, - уверенно заявил Герман. - Немецкие солдаты побеждают или погибают.

Вот так.

- Поэтому моего папы больше нет.

Шубгилла пошел по мокрой траве домой. Штепутат поймал корову и погнал ее в хлев. Русские больше не пели. Доильщик Август больше не стрелял. Стало тихо в Йокенен. Опять было слышно, как прыгают лягушки и крякают утки. Над кладбищем стояла луна. Шубгилла выпорол своего восьмилетнего за то, что он выпил молоко маленькой сестренки. Марта ждала в кухне с тазом мыльной воды, чтобы помыть Герману ноги.

В первый школьный день после летних каникул йокенская детвора бесилась в классной комнате без всякого наблюдения до десяти часов утра. Потом к школе подъехала машина. Вышел хромающий человек в черном костюме, за ним женщина, нет, девушка. А выглядела-то она как! У нее была городская стрижка под мальчика, какую йокенцы могли увидеть только в кино. Платок Союза немецких девушек, завязанный в виде галстука, блузка, черная юбка. Это было похоже на униформу.

Приехавшие отправились в ту часть дома, где жила Клозе. После короткого разговора стали подниматься по лестнице в комнату под крышей (мужчина хромал впереди). Там еще досыхал липовый цвет и мята. Больших мальчиков вызвали из класса расставлять мебель и убирать, девочек подметать. В комнате стояла кровать. Изъеденный жучком шкаф. Снизу принесли пару стульев. Из окна вид на школьный двор и пруд.

- Уютная, спокойная комната, - распевала Клозе, как будто всю жизнь занималась сдачей квартир. Хотя, в сущности, эта девушка не годилась для Йокенен. Она была, правда, хорошенькая. Но очень молодая, наверное, в два раза моложе Клозе.

Девушка нашла комнату приемлемой - или только сделала вид? - и побежала следом за хромоногим вниз в школу.

- Тихо! - рявкнул человек с такой силой, какой никто от него не ожидал. Он велел собрать разбросанные губки, куски мела и набивной мяч, докатившийся под скамейками до учительского стола. Потом была вступительная речь. Не нужно думать, что при женщине-учительнице можно делать, что захочется. Если йокенские дети не будут слушаться, он лично приедет и будет наказывать беспощадно. Потом прощание с рукопожатием. Дверца машины. Мотор. Уехал.

И вот она стояла перед ними со своей стрижкой. Эрика Венк из Эльбинга. Только что сдала экзамены на аттестат зрелости. Была несколько месяцев в молодежном рабочем лагере в Бартенштайне. Слишком образованна для физической работы и в самый раз для йокенских детей.

- Мы с вами будем приятно проводить время, - было первое, что Венкша сказала в Йокенен. Потом предложила спеть песню: "Рано утром не теряй ни минуты, первым солнце встречай!"

Появление Венкши вызвало в Йокенен потрясение, которое можно было сравнить только с попаданием бомбы, а может быть, даже и с днем начала войны. Веками это было привилегией мужчин - лупить йокенских детей тростью по заду. А тут такой молокосос! Да есть ли у женщины вообще столько понятия, чтобы учить детей чему-то? Сколько ей лет-то, в конце концов?

У больших мальчиков новая учительница ускорила половое созревание. Они краснели, когда она обращалась к ним с вопросами. Или начинали дерзить. Некоторые стали тщательно причесывать волосы. Буби Хельмих даже мазал свои кудри помадой. Аккуратно стриг свои ногти. Уже тогда стал делать фасонную стрижку, в то время как все остальные стремились только к тому, чтобы оставить на голове как можно меньше волос.

Венкша создала атмосферу натянутой напряженности. После школы мальчики стали бегать на конюшню поместья смотреть, как конюх подводит к жеребцу кобыл. Так как йокенские табу распространялись и на половую жизнь животных, мальчикам обычно доставалось кнутом. Им приходилось забираться в сараи и на сеновалы и тайком подсматривать через щели и дыры в досках. Петера Ашмонайта охватила в эти дни мания бессмысленного уничтожения. Он убивал всех лягушек, которые спаривались в воде. Сбивал с крыши из рогатки воробьев, топтавших своих подруг. Разгонял дубинкой спаривавшихся собак, бегал с палкой за петухами, давил садившихся рядом мух. Всем живым созданиям приходилось страдать из-за того, что Эрика Венк явилась в Йокенен учить с детьми таблицу умножения. А она далеко продвинулась в науках. В то время, как Клозе дошел только до Старого Фрица, Венкша рассказывала о Версале, об утраченных Хульчинских землях, Эйпене и Мальмеди и о первых демонстрациях нацистской партии в Мюнхене.

В конце лета в кратковременный отпуск приехал старший лейтенант. Без маленькой бледной женщины. Только чтобы пострелять уток. Каждый вечер он ходил с Хассо и двумя двустволками вокруг пруда и своей пальбой не давал йокенским детям заснуть. На выходные дни приглашал помещиков из Скандлака, Альтхофа и Колькайма. Дюжина ружей громыхала вокруг пруда, стреляя вспугнутых диких уток. Майор в этом не участвовал. В то время как остальные отправлялись к пруду, жена выводила его на террасу замка, уютно устраивала в кресле. Оттуда он видел вылетавший из стволов огонь и слышал в листьях деревьев шелест разлетавшейся дроби.

Герман и Петер в каждый такой вечер или рано утром перед школой бегали к пруду. Герман собирал яркие патронные гильзы, Петер думал о более практичных вещах. В одно воскресное утро ему повезло, он нашел смертельно подбитого селезня, которого накануне вечером не учуял Хассо. Селезень лежал в камышах совсем близко от берега. Петер нашел палку, закатал брюки и пошел в пруд. Какое-то время Герман надеялся, что селезень сможет подняться в небо и просто улететь. Селезень и попробовал, но смог преодолеть всего метров пять. Из попытки нырнуть тоже ничего не получилось. Петер уже держал хлопающую крыльями птицу за горло и тащил к берегу.

38
{"b":"46285","o":1}