Черное проворно скатало кокон и затолкало его под кровать. Потом бережно подхватило тело ребенка на руки, прижало к себе. Ласково целуя, заскользило губами воздуха по щекам, лбу, носу и глазам. Черное отпустило девочку на ступеньку нового дня, незыблемо встав за спиной, как друг и страж, готовое в любую минуту прийти на помощь.
- С Днем рождения, Аглашка-букашка! - услышала девочка мужской голос.
Сильные руки выхватили ее из-под одеяла и высоко подбросили вверх.
Черное испуганно бросилось вослед ребенку, но ощутив энергию любви, отступило, успокаиваясь.
- Сережа, - прошептала девочка восторженно и, обвив руками шею мужчины, уткнулась ему в плечо.
Послышались легкие шаги.
Черное приоткрыло одно из чувств и удостоверившись, что это "свой", вновь плотно смежило восприятие и задремало, как старая, бдительная нянька.
- Где наши самые большие уши? - раздался радостный женский голос.
- Ира! - Девочка отстранилась от мужчины и очутилась в объятиях женщины.
- Огонек ты наш, светик, - Ира порывисто расцеловала ребенка, слегка потрепав его за уши. - Сережа в честь тебя сегодня намерен дать грандиозный, царский бал. У тебя, Огонек, будет уйма гостей.
- Вы не дежурите сегодня?
- Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, - ответил Сергей. - Тебе, милая, исполняется целых семь лет. Ты - безнадежная старуха. Но мы намерены отпраздновать это событие хорошим кутежом!
- Как во время вакхических мистерий во Фракии? - восторженным шепотом спросила девочка.
Наступила тишина. Супруги переглянулись. "Вот, опять!" - говорили глаза Ирины. Сергей пожал плечами и только развел руками. Иногда Аглая ставила их в тупик своими вопросами. Со временем они, прада, смирились, но привыкнуть так до конца и не смогли.
- Это будет настоящая мистерия? - продолжала допытываться девочка. - С вином и плясками?
- Лимонад будет литься рекой и хороводы будем водить до утра, - придя в себя, бодро заверил ее Сергей.
У Черного сладко замерло в груди сердце. Оно радостно закудахтало, заливаясь счастливым смехом.
После предпраздничного домашнего завтрака, Ирина и Сергей взяли ребенка за руки и повели в свою комнату.
Черное засеменило следом, вытянув рожки-антенны и горя темными, атласными чувствами, Черное распирало любопытство.
- Огонек, - услышала девочка голос Ирины, - положи сюда свои руки и нажми.
Девочка с опаской прикоснулась к поверхности.
Черное задрожало от нетерпения и возбуждения, все обратившись в слух. Оно было полно ожиданием...
Поверхность под пальцами оказалась в тоненьких, едва осязаемых, трещинках. Они шли через равные промежутки между гладкими, небольшой, одинаковой длины, палочками. Девочка нажала на одну из них. Раздался резкий высокий звук.
Черное охнуло и сжалось, замерев в испуге.
Но пальцы уже заскользили вдоль поверхности, высекая все новые и новые звуки, от высоких до низких.
Черное радостно подпрыгнуло, засуетилось и, увлекаемое вихрем беспорядочных звуков, заплясало по комнате. Через несколько мгновений какафония звуков смолкла и Черное обессиленно рухнуло, растекаясь по пространству безмолвной, рыхлой массой..
- Это пианино, Ира? - голос девочки дрожал от волнения.
- Да, Огонек. Это наш подарок тебе ко Дню рождения.
- Я смогу играть, как в телевизоре? - волнение сменилось сомнением.
- Мы с Сережей будем тебе помогать. Я сама когда-то закончила музыкальную школу. И даже пыталась писать музыку.
- Ира... - девочка оборвала себя на полуслове, не решаясь попросить.
- Ты хочешь, чтобы я сыграла?
Ребенок молча кивнул. Сергей сел в кресло, взяв девочку к себе на колени.
- Сейчас руки погрею немного. Сто лет не играла, не знаю, получится ли что-нибудь...
Черное вздрогнуло, насторожившись. Первые звуки разочаровали. Это были хаос, разлом, отсечение, беспорядочное скольжение, сталкивание и, наконец, тишина...
- Вот руки, кажется, готовы, - Ирина глубоко вздохнула, подавив нервный смешок. - Ну, с Богом!
Первые аккорды музыки робко прикоснулись к Черному. Они были мягкими и теплыми, как само Черное. Оно сжалось, невольно отодвигаясь, но мягкое и теплое доверчиво покатилось к нему, норовя прильнуть и спрятаться, войти в Черное и раствориться в нем.
Теплое и мягкое, порывшись в складках одежды, протянуло Черному шкатулку. Она была легкой, как воспоминание о давно минувшем и безвозвратно ушедших. Черное слегка приоткрыло ее и заглянуло вовнутрь. На дне, выстланном невесомой материей тонких чувств, безмятежно спало трогательное и волнующее. От него исходил завораживающий, трепетный аромат грусти.
Черному сделалось невыносимо больно и одиноко, То, что спало на дне шкатулки, было из другого мира. Черное увидело его сны...
Скитаясь по дорогам, трогательное и волнующее оказалось у обители Черного и теперь пыталось рассказать ему об увиденных и сотворенных невесть кем мирах. Все Черное стало одним слухом. Торопливо, задыхаясь, боясь отстать, Черное бежало по тонкой паутинке повествования рядом со звуками. Оно второпях заглатывало их, наполняясь ими до краев и опустошаясь до дна.
Черное бунтовало, волновалось, смирялось, искало выход в миры цвета и форм. Но выхода не было... Черное, устав бороться, жалобно всхлипнуло и заплакало. Оно умирало... Но прежде, чем успело это понять, музыка смолкла и наступила тишина...
Ирина повернулась к мужу и ребенку.
Сергей поднес палец к губам, призывая жену к молчанию. В его взгляде застыли мольба и смятение. Глаза девочки были закрыты. Она почти не дышала. По щекам ее катились прозрачные бусинки слез. Ира закусила губы. Пальцы рук судорожно впились в колени и побелели. Ребенок открыл глаза и в недоумении потрогал мокрые щеки, но будто что-то вспомнив, теснее прижался к Сергею и срывающимся от волнения хриплым шепотом проговорил:
- Мама, что ты играла?
Ирина вздрогнула, ахнула и, пытаясь загнать невольное восклицание обратно, зажала рот рукой.
Мама? - девочка протянула к ней руки.
Ирина схватила их и медленно опустилась на колени рядом с креслом. Она уткнулась лицом в детские ладошки и беззвучно заплакала.
- Так, милые дамы, с вами не соскучишься! - подчеркнуто грубовато пробасил Сергей, но голос его предательски дрогнул.
