- Народ... - фыркнул негодующе Борис Ильич. - Да ты погляди кругом, с какой радостью он нынче на эту бочку лезет! Не протолкнешься! Кто сейчас царь и Бог в Державе? Доллары! Ну нажремся мы их, набьем брюхо и карманы. Дальше что?!! - Он, побагровев, приподнялся и продолжал: - Все одно: всем два на полтора отмеряно, один костюмчик и пара штиблет. Детишкам и внучатам нажитое оставить? Дак это еще как посмотреть - что именно оставляешь. Если на чужих слезах и крови богатство распухло, так эти самые слезы и кровь вместе с богастством и перейдут "по наследству". А ты - "народ", "бочка пороховая"...

- Неужели все так безнадежно? - усмехнулся напарник Ерофея.

- Почему безнадежно? - искренне удивился Стукаленко. - Народ не человек, он в "безнадежном состоянии" никогда не будет. Память отшибет это бывает. Но временно. Временно! - повторил веско. - Вот Америка силу нынче набирает. Допустим, согнет она нас в баранний рог. Мы-то полежим, отойдем со временем, встанем, отряхнемся и по новой за свое примемся. Недаром "Ваньку-встаньку" наш народ придумал. А у нее врага-то не останется, нового искать придется. Найдет - нам же лучше. Пока они друг другу морды "чистить" будут, мы под эту драку за "мировое господство" и поднимемся. За нашу историю, дорогой товарищ Иоанн Васильевич, кого только под стенами Кремля не перебывало. И где они все?

Америка - молодая пока что, ей силу девать некуда. Вот она, как пьяный фраер на танцплощадке, всех и цепляет. И пусть. Начиталась, блаженная, Толстого, Достоевского, Чехова и думает, что все про нас узнала, поняла и сделала выводы. А вот шиш там! Эти трое классиков только душу нашего народа раскрыли. Но у него еще и характер есть. И вот его-то, что называется, не в бровь, а в глаз уже другой товарищ расписал. В самую точку попал!

Ерофей и Иван Васильевич улыбнулись, догадавшись из всего раннее сказанного Стукаленко, кто именно метко и правдиво раскрыл сущность русского народа.

- Вот то-то и оно, - подвел итог Борис Ильич. - Золото это нам еще пригодится, мужики. Сберечь его обязательно надо для России. Из меня теперь помощник вам никудышний, но всем, чем могу, помогу. Наливай, Ерофей! Под нее, родимую, глядишь и надумаем что путнее...

Глава двенадцатая

Лариса Комарова жила в нескольких минутах ходьбы от работы. После смерти бабушки она переехала в ее дом, построенный еще до войны, но до сих пор крепкий, с просторными верандой, кухней и тремя светлыми комнатами. Родители, оставшиеся в двухкомнатной квартире, изредка навещали дочь, не слишком обременяя ее своим присутствием, справедливо полагая, что так ей гораздо легче будет устроить личную жизнь. Лариса не просто любила этот уютный дом, с маленьким садиком и окнами, выходящими в тихий переулок, она его обожала.

Ей нравилась старая, довоенная мебель, кружевные, плетенные бабушкой, салфетки и ею же вышитые крестиком картины, всевозможные безделушки, стоящие на буфете и этажерках, домотканные, вязанные вручную, половики. Переехав, Лариса ничего не поменяла, забрав из квартиры родителей только книги, магнитофон и переносной телевизор.

В гостях у нее перебывали все сотрудники нейрохирургического отделения во главе с Артемьевым, которого они любили и боготворили, иронично называя между собой "мил человек". Нередко дни рождения, юбилеи и праздники справляли именно у нее. Затарившись продуктами, вваливались веселой, шумной компанией, раздвигали большой, круглый, необъятных размеров, стол и торжественно открывали очередной "капустник".

Собирались ни ради еды и выпивки, а потому что чувствовали потребность отдохнуть душой от скорбных и печальных будней больницы. Однако за последние год-два такие посиделки случались все реже. Страну неумолимо накрывали предзакатные сумерки, а жизнь все больше стала напоминать узловую станцию образца смутного времени, с его коронным девизом: "Хватай мешки, вокзал отходит!"

В жизни самой Ларисы, правда, никаких особых перемен не предвиделось. Два бурно начавшихся романа постепенно и безболезненно сошли на нет. Хотя нельзя сказать, что она была обделена вниманием мужчин. Небольшого роста, склонная к полноте, сероглазая шатенка, с ямочками на щеках, она слыла веселой, доброй хохотушкой. Внешность Ларисы вряд ли подпадала под определение "красавица", но внутренняя чистота и обаяние делали ее привлекательной именно в силу этого. На нее засматривались, за ней пытались ухаживать. Но дальше легкого флирта отношения она, как правило, не развивала. После неудачно закончившихся романов решила, что довольно размениваться на сиюминутные радости и пришло время всерьез подумать если не о семье, то хотя бы о ребенке. Ей было двадцать восемь лет, однако выглядела она, несмотря на полноту, несколько моложе.

В это утро, собираясь на работу, она, по устоявшейся годами привычке, встала пораньше. Зябко кутаясь в теплый халат, выглянула в окно. На улице шел дождь. Поставив на плиту чайник, Лариса прошла в ванную. После переезда родители помогли провести ей в дом воду и отопление. Она умылась и, вытираясь, мельком бросила взгляд в зеркало.

"Да, Лариса Ляксевна, стареете... - подумала, улыбнувшись. - Много спите, много едите, много мечтаете. Не пора ли встряхнуться? А с кем? - Она вздохнула: - Был претендент да сплыл. Хотя, какой он претендент? Все фантазии ваши, Лариса Ляксевна. Это я на нем зациклилась, а он и в глаза меня не видел. А если бы увидел? - Она повертела головой из стороны в сторону: - Не-а, не то пальто... Кто же его увез? Так, хватит!" - приказала себе и, выйдя из ванны, пошла в кухню готовить завтрак.

Открыв холодильник, придирчиво оглядела продукты.

- Надо худеть, - проговорила вполголоса, доставая пакет с кефиром. Взвесив в руке, поморщилась и вернула его на место, задвигая подальше вглубь холодильника: - Вот кому надо, пусть и худеют. А Баба-яга против! И Лариса решительно протянула руку к кастрюльке с любимыми макаронами и рыбными котлетами.

Спустя время, раскрыв зонт, она уже выходила за ворота. Недалеко от ее дома стояла машина. "К кому это?" - подумала отстраненно, проходя мимо и перескакивая через лужи. Она прошла чуть вперед, но потом остановилась и обернулась. Что-то в этой машине ее насторожило. "Там кто-то был внутри, пронеслась мимолетная мысль. - Нет, наверное показалось. А вдруг водителю плохо стало?". Она вернулась и, неловко держа зонт, наклонилась, вглядываясь сквозь залитое струями дождя, стекло. На двух передних сиденьях действительно кто-то лежал в неудобной, скрюченной позе. Лариса нерешительно постучала по стеклу.