- Ну, Боря, за тебя. Поперед меня решил? А вот шиш тебе с маком! Нам с тобой еще не один год на роду написано в "сторожах" ходить. Так что, и думать не смей! - посмотрел многозначительно и повторил: - За тебя, Борис!

Выпив, немного закусили. Наконец, Гурьянов решился начать разговор, из-за которого и приехал.

- Прости, Боря, напарника я свого не представил. Имя его, вроде, самое подходящее - Иван Васильевич, - улыбнулся Ерофей Данилович. - Человек он надежный. Его Амур вдоль и поперек давеча "обмерил". От, холера! - махнул рукой в сердцах. - Чуть было хороших мужиков не порешил мне. Я и сам их проверил, - заметил со значением, никак не отреагировав на удивленный взгляд, брошенный на него при этих словах вторым посетителем. - И к нашему делу касательство имеет - ближе некуда.

- У меня на днях Малышев был, - хмуро перебил Гурьянова Стукаленко. Думал, конец пришел мне, Ерофей. За тобой послал, а ты, как в воду канул. Это потом мне сказали: на Оленгуй, мол, подался.

- Рассказал? - спокойно спросил Ерофей.

Стукаленко кивнул:

- А куда деваться было? Тебя нет, девка эта, "с косой", в дверях стоит и подмигивает: давай, мол, мин херц, пора... А до меня дошли слухи, что к "Джуме" кое-кто руки протянул. Малышев так или иначе докопался бы, продолжал оправдываться Борис Ильич. - Слухи идут, вокруг Белоярска канитель закрутилась. Вот я и подумал, не поспеем мы с тобой и такое начнется... - Он виновато опутил глаза: - Я ему и про "Язона" сказал.

- И про...

- Нет! - тут же вскинул голову Стукаленко. - Это пострашнее "Джумы" будет. Узнай он все, не знаю, как и повел бы себя. Я ему только про "Язона" сказал, о "факторе Язон" вообще не упоминал, - он метнул быстрый, настороженный взгляд на второго посетителя.

- Значит, Малышев знает, - задумчиво проговорил Ерофей.

- Кто такой Малышев? - подал голос Иван Васильевич.

- Роман Иванович Малышев - начальник Управления госбезопасности Белоярска, - ответил Стукаленко.

- Ему можно доверять?

- Можно. Он в этой "карусели" двух людей своих потерял. Если кому и верить, так ему.

- Я, Борис Ильич, после всего, что произошло, никому не верю. А то, что рассказал Ерофей Данилович, так вообще в рамки здравого смысла не укладывается. Потому и приехал к вам, поймите меня правильно. Вся эта история, скорее, на жуткий вымысел похожа, чем на правду.

- Ерофей, - Стукаленко замялся, а потом решился: - есть в этом деле еще одно очень нехорошее обстоятельство...

- Говори, - понял его нерешительность Гурьянов, - сказал же: надежный человек. - И со значением добавил: - Видал? Живой и невредимый, а поболе двух суток прошло.

- Так он... - Борис Ильич замолчал и со страхом, смешанным с долей восхищения и уважения, уставился на посетителя.

- Вот эдак, Борис, - подтвердил его догадку Ерофей. - Он со своими хлопцами, в аккурат, к самым ящикам и приперся. Задание ему, вишь, такое дали. Так мало энтого, он, Иван Васильич значится, исхитрился ишо и чашку Петри расколошматить! Ну тут уж я не доглядел. Они как в штольню-то вперлись, у меня сразу звоночек сработал; я, значится, и поспешил. Да Амур меня упредил: чуть мужиков на опояски не порвал! Покуда разбирались - что да как, я тебе уж признаюсь, Боря, чуть сам не прихворнул: шутка ли чужаков полный дом, да мало энтого, все, как один, можно сказать, "Джумки" по самое горло наглотались... Ну, как видишь, сдюжили! Значится, стоящие хлопцы.

- Тогда скажу, - согласился Стукаленко, продолжая глядеть на посетителя. - В Черном яру не только за золотом охота началась. На нем спецслужбы "засветились".

- Чьи? - быстро спросил Васильевич.

- Не знаю, - честно признался Борис Ильич. И, спустя минуту, добавил:

- Вам бы, хлопцы, с Малышевым встретиться, информацией обменяться. Чует мое сердце, опоздать можем. Как бы беда не случилась. А, Ерофей Данилыч? - и он с надеждой заглянул в глаза Гурьянову.

Тот молча разлил настойку по привезенным стопкам. Поднял свою, задумчиво глянул на свет. Она отливала насыщенным бордовым светом. Внезапно перед взором мелькнул разрастающийся ввысь и в стороны громадный, мерцающий огненно-красными и черными всполохами, гриб. Он жадно всасывал в себя комья земли, обломки деревьев и зданий, людей и животных. Рос и тучнел буквально на глазах. И вдруг от него пошла, набирая скорость, сжатая до упора, тугая, раскаленная стена воздуха. На миг Гурьянову показалось, что он почувствовал на лице ее обжигающее, испепеляющее дыхание и дернулся, пролив несколько капель на руку.

- Прости меня, Господи... - прошептал онемевшими губами, безумным взглядом обводя притихших собеседников. Тряхнул головой, отгоняя кошмарное видение и несколько раз глубоко вдохнул. - Привидятся же, Господи прости, страсти...

- Что с тобой? - с тревогой спросил Стукаленко.

- Будя, - махнул рукой Ерофей. - Нынче выпьем, чтоб Господь Бог Россию-матушку не оставил, да разума нас не лишил.

Молча выпили.

- Теперича, мужики, пора итог подвести. - Глянул строго: - Кумекаю я, сколь же нас осталось-то? Хватит ли силенок золото уберечь? Малышев, оно понятно, сильная подмога. А с другого боку... Ну, как зачнет по инстанциям докладывать да совета просить? От таких сообщений у кого хошь мозги набекрень съедут. Понабегут разные "радетели", можем и не отбиться. - Он глянул на сидевшего рядом мужчину: - Как считаешь, Иоанн Васильевич?

- Смотря сколько набежит, - неопределенно пожал тот плечами, но в глазах заплясали хитрые искорки. - С воздушно-десантной дивизией, ясное дело, тяжеловато будет, но ее, скорее всего, на нас и не натравят. Я так понимаю: лишние рты нашим "кладоискателям" ни к чему. Значит, попытаются вызвать "спецов". Придумают задачку об "условном противнике" или "диверсантах", или еще лучше - "сбежавших из колонии рецедивистах", естественно: "особо опасных". И по одному нас "отщелкают".

Надо что-то придумать, чтобы их с толку сбить. - Он поморщился: Откровенно говоря, не хотелось бы мне с Малышевым встречаться. Честно признаюсь: не люблю "конторских". Вы уж меня, мужики, извините ради Бога, я, вроде, и сам всю жизнь не в белых перчатках проходил, но такое учудить с этим золотом, с чумой... Это ж как свой народ "любить" надо, чтобы на такую бочку пороховую посадить!