В тот роковой день он не хотел возвращаться, отчаянно сопротивляясь и ускользая, из последних сил цепляясь за дарованные ему там свет и любовь. Но его возвращали назад, в этот мир, во тьму и ненависть. И он вернулся... Вернулся, чтобы убивать, сделав своим кумиром смерть. Потому что был уверен: после нее - свет и любовь.

... Лукин выложил перед ним на стол фотографию и конверт с авансом:

- Лейтенант, ты должен "договориться" с ним в течение двух дней. Полнял? Два! - для убедительности он показал на пальцах.

Тот заулыбался и тоже показал два пальца, кивая головой.

- Но это должен быть нормальный случай. Понимаешь, нор-маль-ный!

Лейтенант нахмурился и отчаянно потряс головой. Глаза его при этом сделались печальными и строгими. Лукин бросил мимолетный взгляд на сидящего поодаль Озерова и продолжал настаивать:

- Ты должен договориться с ним нормально. Иначе заказов больше не будет. Ты понял?

Его собеседник угрюмо молчал, опустив голову. Потом поднял ее и согласно кивнул.

- Ну вот и молодец, - с облегчением заметил Лукин, поднимаясь. - Иди, ребята отвезут тебя на квартиру. А завтра я жду тебя. Как договорились.

Когда Лейтенант вышел, Лукин повернулся к Озерову. Тот нервно заерзал в кресле.

- Когда-нибудь мы на нем засыпемся, - проворчал недовольно.

Лукин натянуто улыбнулся:

- О таком киллере можно только мечтать. Профессионал высшего класса и... немой! К тому же без роду, без племени.

- Где ты его вообще откопал? - хмуро бросил Озеров.

- В Москве, на вокзале.

- Приступ человеколюбия?

- Я за ним час с лишним наблюдал, - продолжал Лукин, не отреагировав на колкость. - Он, вроде бы, безучастный ко всему был, но стоило кому-то его задеть или толкнуть... Реакция мгновенная. И еще глаза. Наверняка готовили его серьезные люди, натаскан на уровне подсознания.

- А тебе его не "подвели" часом? - осторожно проговорил Озеров.

- Исключено, - убежденно ответил Лукин. - За это время на нем достаточно "повисло". На такой беспредел никто бы не пошел.

- Ты хорошо его проверял? - не унимался Озеров. - Сам понимаешь, за такой куш ему и не то могли разрешить.

- Да он по жизни чокнутый! Оживляется, когда завалить кого-нибудь надо. На красивой смерти помешан. Я узнавал, он при вокзале месяца четыре жил. Откуда появился, никто не знал. Может, из госпиталя сбежал. В них после Афгана много шизиков лежит. А этого заклинило на лейтенантском звании. Отсюда и погоняло его.

- Что, никаких документов?

- Откуда? У него из документов только вши были. Да не переживай, чисто за ним все. Мои ребята проверили: ничей он.

- Ну смотри, чисто так чисто. Но как бы у него шарики не переклинили. Сам же говоришь, чокнутый.

- Он спокойнее младенца. Шизить только в "деле" начинает.

Они помолчали.

- О Сотниковой слышно что-нибудь? - вновь подал голос Озеров.

- Пропала баба, - досадливо поморщился Лукин. - И фраерок из больницы, как в воду канул.

- Да-а... Красиво Рысь сделали. Говорил же ему! Зато теперь точно знаем, что ни он, ни Немец, ни Горыныч не продались. Значит, Родионов. А ведь его, суку, как Молохова, так просто не достанешь!

- Достанем. Не мы, так "конторские". У них руки подлиннее наших будут и покрепче. Пусть только золото вытащит на поверхность, попыхтит с вояками. А как доберется до него, мы ему счет и предъявим. У нас тоже свои люди есть "наверху" и неизвестно, у кого "выше".

- С вояками связываться - похлеще, чем с "конторой". Вызовут "нулевку" - и поминай, как звали.

- Да сказки это все! "Нулевка"... Армию никогда против блатных не бросали.

- Потому что у нее другие заботы были. Государство охранять от врагов. А от кого теперь охранять, когда Меченый всем, кому мог задницу вылизал и в друзья набился? Нет у нас теперь врагов, одни сожители остались и сутенеры. Чем не друзья?

- Нас это не касается, - хмуро бросил Лукин. - Меня другое волнует. Молодняк слишком шустрый подрастать начал. Ни в Бога, ни в черта не верят! Гребут под себя всеми четырьмя конечностями. Упустим момент, они потом нас на части порвут, как акулы. - Он хищно оскалился: - И "нулевке" твоей делать нечего будет.

Озеров выбрался из кресла, подошел к низкому столику с напитками и налил себе минеральной воды. Выпил жадно и с наслаждением. Потом поставил массивный хрустальный стакан и из-под лобья посмотрел на Лукина:

- Меня тоже кое-что волнует. Помнишь, Рысь в прошлый раз о Сталине плел?

- Дальше, - мрачно насупился Лукин.

- Вот и я думаю, что дальше... Горыныч умный и грамотный мужик был, с чего бы это ему от куша отказываться и сказки сочинять о "вожде всех времен и народов"? И баба его, по твоим же словам, советовала забыть про это золото.

- Говори, если знаешь.

- Слушок один прошел, - пристально глядя на Лукина, осторожно начал Озеров. - Человечек мне один шепнул, что была после войны в Черном яру секретная лаборатория, биологическим оружием, якобы, занималась. Потом ее за восемь дней с землей сравняли. А перед этим, ночью под Белоярском на военном аэродроме два транспортника сели с грузом. Сопровождало их звено штурмовиков. Из одного всю ночь ящики грузили, машин пятнадцать было. Из другого - всего один достали. И вояк к этому делу на пушечный выстрел не подпустили, всей операцией энкавэдэшники командовали. А машинки эти, между прочим, потом к Черному яру двинули. Вот и скажи мне, зачем было огород городить, если лабораторию все-равно ликвидировать собирались?

- Сведения надежные? - подался вперед Лукин.

- Ты меня сколько лет знаешь? - набычился вместо ответа Озеров.

- Тогда, тем более, пусть туда сначала Родионов влезет. А мы поглядим, что он накопает, археолог... - подвел итог Лукин.

Глава шестая

Ориентиры совпадали. Он дал отмашку своей группе остановиться. Восемь человек. Они входили в спецподразделение "Голубая молния". Несколько часов назад, самолет, в котором они находились, сел на одном из военных аэродромов ЗабВО. Еще какое-то время ушло на то, чтобы их группу перебросили вертолетом в этот район.

Подполковник Краснов достал крупномасштабную карту. Сверился, внимательно оглядывая окрестности. Затем, удостоверившись, негромко проговорил:

- Начали.