- Настя, - он впервые назвал ее по имени, - ты стоишь большего. Но... у тебя со мной нет будущего.

Она оценила его фразу:

- Ты сказал " у меня с тобой". Почему - не у нас?

- У меня слишком "богатая" биография даже для этих мест. Я не могу предложить тебе быть любовницей, а ты никогда не сможешь стать моей женой.

- Одна из моих далеких прабабушек когда-то блистала в салонах Санкт-Петербурга, а потом в одночасье стала женой каторжанина. Это случилось 14 декабря 1825 года. Так что я лишь продолжу семейные традиции.

- Это разные вещи, - он покачал головой и повторил: - У нас нет будущего.

- Будущее есть даже у мертвых. Просто, как и любое, оно не ведомо нам.

- Я отвезу тебя домой, - проговорил он. - Утро вечера мудреннее, Настя. Уверен, утром ты встанешь и будешь с ненавистью вспоминать эту ночь.

- Утром я буду вспоминать мужчину, у которого самое лучшее имя на свете и... самый... - она смутилась, улыбнувшись, - Впрочем, это твое достоинство, как говорится, "не для прессы".

В ответ он лишь молча покачал головой.

Проезжая мимо одного из работавших ночью киосков, она попросила его остановиться.

- Ты хочешь есть? Господи, какой же я болван! Не догадался даже шампанским тебя угостить! Здесь, наверняка, какую-нибудь дрянь продают. Я знаю один ресторанчик...

- Подожди, - остановила она его, - купи мне, пожалуйста, водки.

- Водки?!! Зачем?!

- Так надо, - в ее голосе послышалась незнакомые ему до сего момента требовательность и жесткость.

- Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, - со вздохом согласился он, вылезая из машины. Потом все-таки наклонился и переспросил: - Ты уверена, что тебе сейчас нужно именно это?

- Уверена! - четко произнесла она, с мечтательно-дьявольской улыбкой на губах.

Пока его не было, она, опустив стекло, с удовольствием наслаждалась чистым, морозным воздухом, отстраненно наблюдая за стайкой сидящих поблизости на скамейке подростков.

"Глубокая ночь. Наверное, есть кватриры и дома, где их ждут. Но им отчего-то хорошо именно здесь, на заснеженной, тихой улочке. Почему? А почему здесь оказалась я?.." - додумать она не успела, вернулся ее "капитан Немо".

Весь остаток пути он, теряясь в догадках, с содраганием смотрел, как жена второго лица в городе накачивается водкой, причем прямо из горлышка. Один раз он остановил машину и попытался ей помешать, но, встретив шквал неуправляемых эмоций, счел за благо вернуться за руль и продолжить вести машину, изредка бросая на Анастасию Филипповну испуганные взгляды. Что он при этом думал, сформулировать трудно, ибо нельзя описать сумасшедшие мысли мужчины, наблюдающего за респектабельной, красивой женщиной в роскошной соболиной шубе, пьющей из горла сорокаградусное вещество непонятного происхождения и ничего не закусывающей.

Бережно поддерживая под руки, он довел ее до подъезда и далее - лифта.

- Я провожу тебя до квартиры, - его взгляд был сочувствующий.

- Нет, дор-р-ог-гой, - проговорила она заплетающимся языком. - Еще не время. Сегодня, милый, мой бенефис!

Двери лифта сошлись и последнее, что он увидел - совершенно трезвые, ясные глаза, но страшные разлитой в них и готовой вот-вот выплеснуться через край клокущей яростью.

Он нервно передернул плечами, догадавшись, зачем она пила водку и что произойдет в квартире.

"Сейчас ему электрический стул мягким уголком покажется, а газовая камера - цветочной оранжереей... по сравнению с этой женщиной", - с некоторым сочувствием подумал он о Родионове.

Анастасия Филипповна вышла из лифта и, пройдя неколько шагов, облокотилась о дверь своей квартиры, до отказа утопив кнопку звонка. Она не отпускала ее до тех пор, пока дверь не распахнулась. Потеряв равновесие, едва не упав, она ввалилась в прихожую.

- Анастасия!

- Мама!

Муж и дочь одновременно кинулись к ней, стараясь удержать, но тотчас невольно отпрянули, ощутив запах водочного перегара. Нащупав ногой дверь, она с треском вдарила по ней, закрывая ее. Подняла голову и, ухмыляясь, с вызовом заявила:

- А вот и я! Что, не ждали?!! - в ее голосе послышалась угроза.

Она отметила выражение ужаса на бледных, осунувшихся лицах домочадцев.

- Анастасия, где ты была?! Что с тобой произошло?! - приходя в себя, закричал муж.

- Мама, тебе надо срочно в больницу!

- Молчать! - рявкнула она. - Р-разговорчики в стр-р-рою! Сми-и-р-р-но!

Наташка, марш в комнату! - обратилась к ошелемленной дочери. - У нас с папочкой сейчас кон... конфиси... конфизисиальный разговор будет! Я буду его "персональное дело" разбирать!

- О, Господи... - прошептала дочь, поднося руки ко рту, словно хотела заглушить рвавшийся из нее крик. Но, спустя несколько мгновений, ее лицо приобрело выражение восхищения и радости. Наталья прыснула, но, взглянув на отца, быстро прошмыгнула в свою комнату, не забыв, естественно, оставить дверь слегка приоткрытой.

- Где ты шлялась?!! - побагровев от ярости, закричал Родионов.

Она молча смотрела на него; на губах блуждала презрительная и снисходительная улыбка. Он замахнулся, пытаясь ударить ее по лицу, но не успел. Жена стремительно выбросила вперед ногу, обутую в австрийский, с узкими носками, сапог и саданула ему в промежность. Хватая ртом воздух, выкатив глаза, он отлетел к стене и с шумом приземлился на пол. Из комнаты выскочила дочь.

- Отставить! - грозно прорычала Анастасия. - Цюрюк!

Дочь, моргнув несколько раз, выдавила что-то нечленораздельное и поспешила ретироваться.

Родионов, скрючившись, облокотился спиной о стену и, зажмурив глаза, вдруг... заплакал. Он плакал почти беззвучно, временами тоненько всхлипывая и вздрагивая; подтянув ноги к животу и все еще заслоняя руками причинное место. Она, тяжело дыша, смотрела на когда-то даже приятного ей человека, с годами превратившегося в омерзительную личность, "не принадлежащую себе", как любил он повторять в последнее время. Но сейчас ей отчего-то стало безумно жаль его. Ее душа, как хрупкий, белый подснежник, пробивала тяжелый, черный пласт ненависти и холодную, острую корку мести.

"Всего час назад я любила мужчину, ласкала его, целовала. Была поддатливой и покорной в его сильных, крепких руках. Я поднималась с ним на такие вершины, где только солнце, свет и вечное тепло... И вот теперь со мной другой мужчина. И я лечу в бездну. Бьюсь об острые ее уступы, вырываю клочья мяса и слышу, как с хрустом ломаются кости. Где же я - настоящая? С кем из них? И кто виноват - я или они?.."