Борис Зотов
По следам золотого идола
Приключенческая повесть
ОГЛАВЛЕНИЕ
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ
ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ
ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ
ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ
(последняя?)
____________________________________________________________________________
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
ЗАПИСЬ 1
Итак, решено - я начинаю новую жизнь. Никакой лени, никаких шатаний и никакой бесплодной болтовни. Хочу стать целеустремленным, преуспевающим, всесторонне развитым человеком. Человеком, которому как-никак, а жить и работать в двадцать первом веке.
Каждый день начинать обязательно с гимнастики и холодного душа и с песнями - вперед! Заре навстречу! У нас в классе почти все ребята уже нащупали свое Большое Дело, настоящее, любимое. Серегин Лева поет в городском хоре, сам сочиняет музыку, и не какие-то песенки для подворотен, что поются под гитару, куда там - кантаты, хоралы. Голова!
Миша Баранов чуть не с детсадовских лет с головой погрузился в химию надолго и всерьез, на конкурсах призы гребет один за другим - словом, будущий Менделеев. Мой большой приятель Митя Липский давно знает, что ему надо, и бьет в одну точку: достает где-то мудреные книги, строчит доклады, выписывает специальный журнал. Он твердо решил стать историком. Я так не могу. Загорюсь одним, а потом бросаю. Когда я увлекся радиолюбительством, ночей не спал - паял, сверлил, настраивал. Отгрохал такой транзистор - все попадали. На растянутых коротких Аргентину ловил.
Потом что-то завял. Понравилось мне марки собирать с воспроизведениями картин русских художников. Через полгода у меня был альбом: все, что можно было достать, достал. И зашел в тупик - ей-ей, скучно ждать, когда выпустят новые, а гоняться за редкими надоело.
Еще не знаю как, но теперь будет по-другому. Год промелькнет, и школа позади. А дальше? Вот тут вся загвоздка! Бурлят в моей голове какие-то идеи, бродят неясные еще даже самому себе планы. Только одно ясно: участие в Большом Деле - вот через что должен пройти каждый. Значит, надо искать... Но вот что, что конкретно? Решусь на что-то, думаю - вот так! А тут наваливается нелепая, странная хандра. Все из рук валится. В глазах у мамы вопрос: "Ну, что решил?"
Я понимаю, в наш век так нельзя. Все должно быть четко определено, учтено, продумано. Космические полеты, телевидение, роботы. Сейчас ты, допустим, в средней полосе, через час ныряешь в теплое море в субтропиках. Переход от одних ощущений и мыслей к другим очень быстрый и определенный. А век назад месяц нужно было трястись на лошадях. Обо всем-то передумаешь, перемечтаешь. И наконец, после всех тягот и мук - вот оно, синее море! Эффект огромнейший... Вот, видно, и в моем характере запуталось что-то несовременное, прошловековое.
Что же еще записать? Итог моим впечатлениям и мыслям за день подведен. Завтра наш класс идет на практику.
ЗАПИСЬ 2
Ух! Все болит, с непривычки ноет все тело, и особенно руки. Мастер Василь Ефремыч сачковать не дает - чуть что, налетает:
- А ну давай работать! Я покажу "не железный"! Разгильдяй, понимаешь, болтун! Ишь, ишь!
Это у него любимое: "Разгильдяй, понимаешь, болтун!" Но в общем, ругается он беззлобно и строго по делу. Да и мы, втянувшись, больше стараемся, работаем лучше.
Мы - ребята девятого "А" - роем траншею для нового высоковольтного кабеля. Литейный цех завода расширяется, и ему понадобится много энергии. Девчонки обретаются где-то в вычислительном центре. У них практика архисовременная. Зато мы делаем настоящую мужскую работу. Наш девиз: "Бери больше, кидай дальше!"
В земле часто попадаются осколки снарядов, мин и бомб.
Я работаю в паре с Сашкой Яковенко. Александр - парень крупный, спортивный, резкий. Он играет в волейбол за сборную города, один раз даже за границу ездил - словом, надежда школы. Жарко, по нашим лицам бегут горошинки пота, а Сашке все нипочем, только знай себе отфыркивается, наваливаясь на "агрегат БСЛ-110", то есть большую саперную лопату длиной 110 сантиметров.
Траншея не очень глубокая, но узкая. Копать неудобно. Лопата скрежещет по ржавому металлу - еще один осколок, на этот раз большой.
- Чего завозился? - часто и сильно отдуваясь, ворчит Яковенко. - Гони вперед!
Я снимаю верхний слой, или "первый штык", как говорит Ефремыч, а Сашка углубляет. Он справляется быстрее и наступает мне на пятки.
Я жму ногой изо всех сил, перенося всю тяжесть тела на закраину, но лопата в землю не идет.
- Дай-ка.
Р-раз! И Сашкина лопата выворачивает из грунта какой-то бесформенный комок, за ним тянутся обрывки полуистлевшего ремня. Мы наклоняемся, разгребаем землю. Это фляга. Обычная алюминиевая солдатская баклага на три четверти литра.
- Але, чего встали! - доносится до нас. - Разгильдяи, понимаешь, болтуны! Эдак нормы не дадим!
Увидев в наших руках флягу, Ефремыч берет тоном ниже:
- Чего нашли? А-а-а. Тут этого добра было... Бои были знаешь какие! Ведь мы здесь держали оборону... рабочий батальон нашего завода... Рядом была кадровая пехота, дальше - матросы.
В этот миг мне показалось, что я слышу лязг танковых гусениц и вижу черную гарь пожарищ. Здесь были окопы переднего края! Здесь, возможно, и сложил голову солдат, который утолял жажду из найденной нами фляги...
А вдруг все было не так, как я себе представляю? Вот если бы этот солдат или ополченец остались в живых!
Василь Ефремыч надвинул кепку почти на нос и показал на стену нового корпуса:
- Вот там где-то был и мой окопчик. А там, где сейчас клумба, за дорогой, сидели немцы. Ихний автоматчик мне руку прожег. Во, смотри.
Он отвернул рукав повыше локтя, показал шрам.
- А вы что же, - спросил я, - не стреляли?
Василь Ефремыч сдвинул кепку и внимательно посмотрел мне в глаза. Его взгляд я расшифровал так: хорошо ли, плохо ли, а мы свое дело сделали. Сдюжит ли ваше поколение, если что случится? Я, наверное, сумел выдержать этот взгляд, и мастер даже слегка подмигнул:
- Я тому, который меня ранил, пулю в лоб закатил. Вот так... Ну, что же, ты, значит, нашел? Или ты, Яковенко?
Я не успел объяснить, что мы нашли вместе, только рот раскрыл, а он уже ткнул флягу в Сашкины руки.
- Возьми хоть на память. И давай закругляться с траншеей. Начальство жмет-давит, сроки все вышли. Горим!
