- Ты что? Торопишься? - обиделся Мартынов.
Тогда Сычев решился:
- Как у тебя с ногой вышло? Расскажи. Мы же тебя в медсанбат довезли, все было на месте...
- Это я могу, - с готовностью отозвался Мартынов. - Это я умею рассказывать. Помнишь, как немцы разведчиков били? По ногам старались полоснуть. Мы к насыпи прорывались, у меня там КП был... Ты ведь тоже в трубе сидел...
- Нет, - терпеливо вставил Сычев. - Я на твоем КП не был. Ты нас отослал к обозу...
- Не перебивай, я сам расскажу. Значит, это был бой за станцию Дно. Ровно через полгода после нашего с тобой случая. От насыпи до станции Дно восемьсот метров, но там насыпь кончается, идет ровная местность. Шургин кричит по телефону: "Видишь сараи перед станцией?" - "Вижу, товарищ первый". - "Чтоб через сорок минут был там. Оттуда и доложишь, ясно?" "Так точно, товарищ первый, доложить из сараев о выполнении".
А я в трубе сидел под насыпью - идеальное укрытие. Выскочил на насыпь, чтобы роты поднять, - и сразу попал под очередь. Как думаешь, сколько во мне сидело?
- Семь, - ответил наобум Сычев, потому что и вопрос был риторическим.
- Правильно, - обрадовался Мартынов. - Значит, тебе в медсанбате сказали. И все семь в одной ноге. Только про седьмую они и сами не знали, ее через полгода извлекли. Сколько операций было - не помню. Как упал на насыпи, так и забыл про этот мир, возвращался урывками. Попал в госпиталь сюда, в Белореченск, потому и остался тут. Все хотели спасти мне ногу. И правда, через полгода полегчало. Вылечат, думаю, я еще на фронт успею, Германию прихвачу. Сестричка Настя приехала меня выхаживать. И вот последняя операция, общий наркоз, полное отключение. Просыпаюсь утром в палате. А Настя у меня в ногах сидит, ждет, когда я очнусь. Я на нее смотрю и ничего не понимаю. Она же на моей ноге сидит, как раз на линии ноги. "Зачем ты на ногу мою села?" - спрашиваю. "Нет у тебя ноги, Сережа". Я снова отключился. Вот и все. - Он замолчал и тут же прибавил: - В самом деле, не мешало бы что-нибудь покрепче. Что такое булькает в этой фляге?
- "Бурбон", виски.
Сергей Мартынов отведал и тотчас принял до дна.
- Для русского горла терпимо.
- Мы станцию только к вечеру взяли. Когда это Дно брали, мы и ведать не ведали, что это звание к нам на всю жизнь прилипнет. Ну просто очередной населенный пункт, который надо освободить, сколько их освободили "до" и "после". Чем это Дно знаменито? Откуда мы знали? Там Николай II в своем царском вагоне подписал отречение от престола. И вагон этот самый вроде там тогда стоял, не видел я никакого вагона. Я другое помню. Ведь я тебя в медсанбат вез, Сергей Андреевич.
- На чем же ты меня вез? - удивился Мартынов.
Аркадий Миронович поднял стакан и с чувством прочитал:
Нет, не по-царскому - в карете.
Не по-пехотному - пешком.
Мы в ЗАГС поедем на лафете,
И миномет с собой возьмем.
- Я же в обозе сидел, вот и повез тебя на минометной повозке.
- Что ты в обозе делал? - с подозрением спросил Мартынов.
- Сорок лет прошло, спроси что-нибудь полегче. Мы теперь не вспоминаем события, а реконструируем их. Ты же сам нас учил: "Разведчика в атаку посылать нерентабельно. Пусть пехота идет и ложится. Один хороший разведчик дивизии стоит". Учил?
- Предположим, - скривился Сергей Мартынов. - Ишь ты, запомнил.
- Ты сначала лежал тихо, потом стал бредить. Наташу какую-то вспоминал. А может, не Наташу - не помню. - Аркадий Сычев посмотрел на Мартынова.
- Ты ошибаешься. Не было у меня Наташи, - твердо отвечал Сергей Мартынов. - Была Мария, она умерла. А теперь есть Клавдия Васильевна. Вот и все, что у меня было. Ты, пожалуйста, не думай, я не сетую, - перескочил он. - У меня все есть: квартира, стенка, машина - малый джентльменский набор. Даже парадный протез имею для выходных случаев.
Аркадию Мироновичу показалось, что он обойден. А запасной фляги под рукой не было, запасная фляга лежала в шестнадцатом номере на втором этаже.
- Я не потребитель, - с обидой сказал Аркадий Сычев. - У меня тоже две жены было. Ну и что?
- И обе живые?
- Слава богу.
- Дружите домами? Ходите в гости? Я слышал, в Москве сейчас это модно. Институт двух жен.
- Все выяснил? Есть еще вопросы?
- Какой дом себе выстроил на разоблачениях империализма? Блочный?
- Не юродствуй. У нас много врагов. В мире действуют две силы.
- Оставь. Я не верю в концепцию двух сил. В мире четыре миллиарда сил, все они действуют. Каждый человек это реально действующая сила. Концепция двух сил упрощает действительность до однолинейного уровня. Через две силы можно провести только одну линию...
- Тебе хорошо философствовать. Спокойная жизнь. Воздух свежий.
- Зато ты в центре живешь.
- Скорее, в эпицентре.
- Сильно встряхивает? Поменяй центр на пригород.
- Завидую твоей ясности.
- А я твоей зыбкости не завидую.
- Ты неисправим.
- А ты привыкай.
- Да, - Аркадий Миронович призадумался. - На фронте как-то проще было: жизнь - смерть, враг-друг. Все ясно. После тебя стал комбатом Цыплаков, дошел до реки Великой. Не заладилось, что ни бой, то новый комбат. Я тебе завидую, можно сказать, Сергей. Ты исполнил свой долг до конца.
- Ты так считаешь? - огорчился Сергей Мартынов и тоже задумался.
В баре "Чайка" сделалось тихо. На реке горели бакены. Почти неощутимо шелестела музыка. Струилась вода из-под крана.
Сергей Андреевич Мартынов печально думал о долге своем, ибо никогда нельзя выполнить долг до конца. Сколько бы ты ни крутился, ни прыгал, ни растрачивал себя, всегда ты будешь должен своему народу, и это чувство будет тебя вести, терзать и спасать. Только те ребята, которые остались там, исполнили свой долг до конца - с них не может быть спроса. А с нас всегда будет спрос за все, что совершается вокруг, и долг наш не будет исполнен.
Аркадий Миронович рассеянно пытался вспомнить: чего же такое они не поделили с Мартыновым? За полгода до его ранения, он сказал. Значит, это было под Старой Руссой. Да, было что-то такое этакое, туманное, расплывчатое, плотно затянутое сетчаткой лет. Если бы было достаточно времени, можно поднатужиться и вспомнить, но зачем? Разве имеет значение то, что было сорок лет назад? Никто никого не предал.
