Маринка шла по улице. Глаза слипались, в голове гудело. И ей было все равно, что на нее оборачивались люди. «Чудная девка какая-то! Идет, улыбается». Сердце билось часто-часто, дыхание захватывало, Марина не замечала противного ветра, кидающего в лицо холодные капельки дождя. У нее горели щеки и ладони, она чувствовала необычную горячую наполненность тела внутри себя, от головы до колен. «Господи, как все ярко вокруг!» Каждый удар сердца с силой толкал кровь, Марина физически чувствовала, как она бежит по венам, переполняя, как чашу, ее всю. Еще чуть-чуть – и расплескается счастье. «Необычное такое состояние – приглушенность мыслей, вялость и наполненность тела одновременно. Бывает так?»

– Ты что так сияешь, подружка? – Ирочка оторвалась от зеркала, обернувшись на вошедшую Маринку. – И без зонтика… под дождем.

– Просто настроение хорошее, – еле сдерживая себя, чтобы не рассказать все Иришке, ответила Марина.

– Я тебя что-то такой не видела раньше. Давай рассказывай! С кем ночку коротала?

– Да ни с кем! Просто. Все-про-сто-так!

– Не хочешь, не рассказывай, – попыталась обидеться Ирочка.

Время рабочего дня тянулось еле-еле. Марина каждые десять минут смотрела на часы. Должен прийти Олег. Заберет Ирку, и они пойдут к ней домой. Дверью заниматься. «Нет, я этого не вынесу! Какая дверь? Что за ерунда? Взрослые люди, не могли умнее придумать?» Марина накручивала себя, она не слышала покупателей, переспрашивая их, отвечала рассеянно, подавала не то, что просили. У Ирочки сегодня в отделе было много клиентов. «Слава богу, не надо с ней общаться». Маринка села на маленький стульчик и спряталась за прилавок.

– Мариша? Ты где? – голос Олега неожиданно накрыл ее сверху. – А-а, под прилавком валяешься, пьянчужка?

– Привет, – Марина сразу успокоилась, – от пьянчужки слышу. К Иришке своей?

– Вообще-то, к тебе. Ты помнишь, что я сегодня к тебе переезжаю?

– Я помню, что ты сегодня дверями торгуешь.

– Ну да, а потом к тебе.

– Товар будешь сдавать?

– Не буду. Ждешь?

– Приходи.

«Так вот все просто, что ли? Приходи…»

– О! Олежка, приветик! – Иришка зашла к Марине в отдел, – приходишь ко мне сегодня?

– Привет, Ириша! Да, к восьми не поздно будет?

«Он что, дверь с собой принесет? В кармане? Как косметический карандашик? Или под мышкой?» – Марина не совсем понимала, как будет происходить факт приема-передачи имущества.

– Давай, нормально. Буду ждать, – кокетливо промурлыкала Ирочка, не особо спеша к покупателю, тыкающему пальцем в витрину со словами: «Девушка, можно вас?» Наконец она отлепилась от Калугина и, оборачиваясь, пошла за прилавок, многообещающе улыбаясь.

– Олег…

– Марина, перестань. Все нормально.

– Ты к ней-то зачем идешь, если дверь у тебя дома?

– Я поеду к Ирке, замеряю проход, заберу ее и отвезу к себе. Там она посмотрит дверь, если понравится, мы ее сразу грузим и везем к ней.

– А сама она не может до тебя доехать?

– Да мне нетрудно ее забрать. И договаривались же. Ну ты ревнивая!

– Ладно, считай, поверила, – Маринка недовольно замолчала, – иди уже.

– Гонишь?

– Хочу, чтобы вся эта канитель с дверями закончилась уже. Что за двери-то?

– Входные, после ремонта у меня остались. Красивые. Показать?

– Спасибо, не надо. Оставим красоту для другой. Она поставит, схожу к ней полюбуюсь. Если пустит. Я ей ничего не сказала про нас. Она тебя сегодня клеить будет.

– Все, Мариша, до вечера! Я позвоню.

«Ну и пусть. Пусть едут! Как будет, так будет».

Иришка ждала конца рабочего дня, как на иголках.

– Маринка, все! Сегодня цап-царап! Слушай, я вспомнила, Олег говорил, у него девчонка какая-то есть, на Болотном живет. Он с ней около полугода встречается. Не знаешь, что за краля?

Сердце Маринки ухнуло и осталось еле трепыхаться где-то в районе почек. «Девчонка? А он сегодня с вещами придет… Ирка с дверью… мать с Машкой, разговор с Вовкой…».

– Не знаю. Нам закрываться пора. Я пошла. До завтра, – устало сказала Марина.

– Пока! Завтра расскажу!

– Угу, жду, в картинках.

По серым улочкам Марина брела под зонтиком домой, дрожа от холода и уныния. Ветер продувал насквозь, противный комок под солнечным сплетением не давал вздохнуть полной грудью.

Тамара Николаевна встретила дочь у порога. Она уже оделась и наводила ревизию в своих авоськах. Маша радостно обняла маму за шею и стала копошиться в ее сумке.

– Машуня, на, мама тебе сникерс принесла.

– Опять ведь покроется коростой от этой дряни! Не носи ты это говно!

Машка двумя ручками прижала шоколадку к груди.

– Моя, не гано.

– Твоя, твоя, дурауманет. Я пошла. Че, когда девку-то забирать?

– Скажу.

– Закрывайся, а то утащат все!

Марина закрыла дверь. Полвосьмого. Звонок.

– Алло?

– Привет! Я зайду сегодня, – радостный Вовкин голос окатил Маринку почти кладбищенским холодом.

«Только тебя сейчас и не хватало!»

– Нет, сегодня не зайдешь.

– Чего это?

– А то. Не зайдешь – и все. Дела у меня.

– Ну-ну. Хахаля ждешь?

– А не твое дело.

– Точно, хахаля! И кто он?

– Конь в пальто.

– Ты сегодня хамишь. Что-то сегодня у нас с тобой не то. Приду обязательно.

– Я не открою.

– Посмотрим.

Ту-ту-ту-ту-ту… «Посмотрим».

Очень хотелось спать. Она прилегла на диван, Машуня на полу пеленала пластмассового пупса. У Марины было ощущение, что она уже очень давно живет с Олегом, и сегодня он ушел по каким-то своим неотложным делам. А Вовка – просто какая-то нелепая помеха в их жизни. «Что происходит? Что? Калугин в моей жизни – сутки, Вовка – шесть лет, и после одной вчерашней ночи я готова забыть все ради сомнительной связи? Но ведь я ни в чем не сомневаюсь. И нет никакой связи, пока я не решу, чему быть в нашей с Машкой жизни и кому с нами быть. И что значит забыть все? Что, кроме Машкиной жизни, дал мне мужчина, которому я доверилась? Нелюбовь и от себя зависимость. Тогда что, вообще, я теряю? Ничего, просто рву давнюю болезненную связь, основанную на его хроническом эгоизме и одиночестве, патологическом ко всему и всем равнодушии».

Звонок в дверь прервал Маринкины размышления. «Олег? Рано, так быстро дверь с Иришкой обстряпали…»

– Привет! – Вова шагнул в квартиру, следом вплыл привычный легкий запах спиртного. – Как обещал. Одна?

– Пока одна.

– Ждешь ё… ря?

– Ты не мог бы уйти сейчас?

– Знаешь, не мог бы. Посмотреть хочу на твоего.

– Уверен?

– Абсолютно. Доча моя, здравствуй, девочка. Иди к папе!

Маша, улыбаясь, потянулась к отцу.

– Хорошая моя, давай я тебя на коленках покатаю! По кочкам, по кочкам, по маленьким кусточкам, в ямку – бух!

Малышка смеялась, проваливаясь между отцовских колен.

– Исё, исё!

– Вов, может, не будешь сегодня папашу включать? – Марина смотрела на них, и ее сердце сжималось от жалости к обоим.

– Ты беспечная эгоистка и лишаешь ребенка отца!

– Да ну? Ты сам ее лишил своего присутствия. Сегодня тебя сюда принесли исключительно твои мужские подозрения, а то, что Машка тебя ждет целыми днями, неделями, месяцами, тебе на это наплевать! Ты всю жизнь делаешь меня виноватой, непонятно в чем!

– Да нет, моя одалиска, просто ты чувствуешь, что косячишь. Нельзя чувствовать вину, не будучи виноватой. Так ведь?

«А что, если это так? Почему я всегда чувствую, что неправа? Но в чем же? В чем?! Марина, да все просто. Твоя вина в том, что ты живешь с человеком, которого не любишь. И он это чувствует. И его поступки оправданы знанием своей ненужности в твоей жизни. Поэтому он делает, что хочет. Вернее, что заблагорассудится. Он же знает, что тебе все равно, есть он или нет. Жизнь сложно проживается, но просто объясняется».

– Баранки гну, – Марина не знала, что отвечать Володе, как вести себя с ним. «Шесть лет мы с ним вместе, и сейчас надо принимать решение. Оно, в общем, принято. Разговор впереди такой трудный, дурацкий». – Вова, правда, приходи завтра. Я не могу сегодня решать с тобой никаких дел.