Вернувшись в казарму, я включил радио, чтобы послушать последние известия. После нескольких сообщений диктор начал читать Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении отличившихся воинов. Услышав знакомые фамилии, я сорвался с места, чтобы поскорее передать однополчанам радостную весть. Пока надевал шинель, услышал и свою фамилию среди удостоенных ордена Ленина. Около трех десятков моих боевых друзей были награждены высокими правительственными наградами.
А через два дня на построении командир зачитал приказ Верховного Главнокомандующего о переименовании 150-го бомбардировочного полка в 35-й гвардейский. Настроение у всех было праздничное. В строю стояли воины, вынесшие на своих плечах удары гитлеровской военной машины в битве за Москву, а затем отличившиеся в боях на сталинградском направлении. Рядом с ветеранами находилась безусая, еще не обстрелянная молодежь. Молодые авиаторы понимали, что гвардейское звание для них - своего рода аванс на будущее. На митинге они дали клятву беречь и приумножать славу полка, строго соблюдать верность его боевым традициям.
А на следующее утро начальник штаба полка гвардии майор Фомин представил нового командира части майора В. А. Новикова. Может быть, к нему мы отнеслись несколько пристрастно, но первое впечатление он произвел на нас не очень приятное: небольшого роста, сутулый, с угловатыми, скованными движениями. Больше всего на грустные размышления наводили его неуверенность в себе и нечеткость распоряжений.
Осенью 1942 года усиленно создавались соединения Военно-Воздушных Сил, предназначенные для решения крупных оперативных задач на главных направлениях борьбы с гитлеровскими захватчиками. Наш полк ввели в состав 285-й бомбардировочной дивизии 2-го бомбардировочного авиационного корпуса резерва Ставки Верховного Главнокомандования и перебазировали на аэродром южнее Москвы. Вскоре к нам прилетел командир дивизии подполковник В. А. Сандалов и его заместитель подполковник Н. Г. Серебряков - оба Герои Советского Союза. Комдив объявил, что наш авиационный корпус включен в состав 16-й воздушной армии Донского фронта и будет в ближайшее время переброшен под Сталинград. Началась тщательная подготовка к перелету, изучение нового района базирования, линии фронта, группировки противника. Эта работа завершилась дивизионной конференцией по обобщению боевого опыта, что было совершенно необходимо: многие летчики и частично прибывший на пополнение командный состав еще не участвовали в боях. Выступил с докладом и я о бомбометании с пикирования по малоразмерным и подвижным целям.
В конце октября вылетели на фронт, но уже на первом участке маршрута нас подкараулила крайне неблагоприятная погода. Сплошная завеса облачности и частые осадки отгородили полк от Донского фронта. В таких условиях авиация тогда летать не могла. Началось досадное ожидание на промежуточных аэродромах. С трудом добрались мелкими группами до Каменки и здесь окончательно застряли.
Перелет выполняли звеньями. У меня правым ведомым был старший сержант С. А. Носов - способный летчик с опытом инструкторской работы и некоторыми навыками в полетах по приборам; левым ведомым - сержант К. Г. Киселев. Кроме общей для всех задачи перебазирования на мое звено возлагалась также и разведка погоды. Но для этого не требовалось даже подниматься в воздух. Над землей стремительно неслись, подгоняемые порывистым ветром, сплошные сизые облака.
На аэродроме базировался запасной полк штурмовиков. Десятки летчиков-сержантов терпеливо ждали своей очереди и на полеты, и на обед. Кстати, столовая была на редкость захудалой. Главное ее богатство составлял неисчерпаемый запас квашеной капусты, которую повара, не мудрствуя лукаво, щедро сыпали во все блюда, за исключением разве компота.
В ноябре дожди сменились снегопадами, а мы все еще сидели на дальних подступах к фронту. Не знаю ничего более неприятного, чем застрять на полдороге к цели и убивать время на бестолковое разглядывание хлябей небесных. А ведь Сталинграду очень нужна была наша помощь: бои шли уже в самом городе. А тут какие-то снежные заряды оказались страшнее заградительного зенитного огня. Опытные летчики изъявляли готовность прорываться к фронту одиночными экипажами, но командование отклоняло их предложения. У него были свои соображения о сроках нашего прибытия под Сталинград. Все же, когда нижняя кромка облаков поднялась метров до ста, меня вызвали в штаб и поставили задачу на разведку погоды по маршруту.
Лететь предложили одному экипажу. Но я попросил разрешения подняться в воздух звеном и строем пробить облака вверх. Не оставлять же ведомых без ведущего. Доводы оказались убедительными, и со мной согласились. Варианты пробивания облачности были обдуманы заранее и сомнений не вызывали. Осталось только еще раз напомнить ведомым, чтобы в облаках они пилотировали не по приборам, а ориентируясь по моему самолету. Контролировать и регулировать температуру воды поручалось штурманам.
Взлетели в сомкнутом строю, вошли в облака и пробили их на высоте около двух тысяч метров. Передав по радио данные о погоде, я повел звено к аэродрому, расположенному в районе Камышина. Полет проходил над облаками, ярко освещенными осенним солнцем. Штурман доложил, что до посадки осталось минут пятнадцать, пора снижаться. Снова втроем, крыло к крылу, погружаемся в мутную пелену. На высотомере 1000, 800, 700 метров. Становится немного светлее, внизу появляются заснеженные поля. Но горизонтальная видимость очень плохая: в районе аэродрома мощный снежный заряд.
Принимаю решение садиться звеном, даю сигнал "Следовать за мной!" и снижаюсь до ста метров. Вот и аэродром с едва различимыми черными полотнищами посадочных знаков. Проходим строго над полосой, делаем "стандартную коробочку". Ведомые держатся в строю четко, не отстают.
16 ноября на полевом аэродроме собрался весь полк. Здесь уже был и встречал нас командир корпуса генерал-майор авиации И. Л. Туркель.
19 ноября 1942 года войска трех советских фронтов в невероятно трудных условиях суровой зимы и бездорожья перешли в контрнаступление и прорвали оборону противника. Но наш гвардейский полк смог только в конце месяца перебазироваться на полевой аэродром, расположенный у совхоза. Отсюда, находясь в пятидесяти километрах севернее окруженной к тому времени вражеской группировки, мы и приступили к боевым действиям. Основными целями для нас были скопления войск, особенно танков, огневые позиции артиллерии и аэродромы. Враг оборонялся особенно яростно, зная, что отступать некуда. Балки и овраги, которых здесь было много, оборудовались по последнему слову инженерной техники, объединялись в укрепленные районы. Для ударов по ним с пикирования наши летчики-гвардейцы стали широко применять тяжелые пятисоткилограммовые бомбы.
На помощь своим окруженным войскам гитлеровцы бросили не только боевую, но и транспортную авиацию. Поэтому наше Верховное Главнокомандование ввело в сражение на сталинградском направлении две воздушные армии. В воздухе непрерывно шли ожесточенные бои, обе стороны несли большие потери. Не удалось избежать их и нашему полку. Не вернулся с боевого задания экипаж комиссара эскадрильи старшего политрука Н. Трантина. Это был замечательный летчик и исключительно одаренный политработник. Такое сочетание встречается далеко не часто. Трантин обучил и воспитал немало стойких, идейно убежденных и безупречных в профессиональном отношении воинов-авиаторов. Он всегда находился среди людей, отдыхал вместе с ними и вел их в бой.
Наш гвардейский бомбардировочный полк наносил по врагу весьма чувствительные удары. В действиях старослужащих воинов проявлялась полбинская закалка. Их мастерство постепенно становилось достоянием молодежи. Обобщением боевого опыта, пропагандой традиций повседневно занимались партийная и комсомольская организации.
После окружения вражеской группировки под Сталинградом условия для боевой работы нашей авиации не стали лучше. Огонь зенитной артиллерии противника заметно уплотнился. При нанесении бомбового удара по аэродрому Большая Россошка наши "пешки" на боевом курсе буквально утонули в разрывах снарядов. А когда мы, сбросив груз, получили возможность маневрировать, два самолета оказались уже подбитыми. На моей машине был поврежден мотор, а у лейтенанта Ивана Стволова, кроме того, вышло из строя управление. Ему пришлось садиться на вынужденную. Приземлив "пешку" на малопригодную площадку, он получил тяжелые ушибы головы и попал в госпиталь. А мне удалось благополучно довести машину до своего аэродрома.
