Прелестная мелизанка соединила в себе ум и красоту, она - совершенство! Кто из вас отказался бы разделить с ней жизнь? Она выбрала меня, и я этому рад несказанно, я оставил свою жену ради неё, но я не бросил детей, хотя оба уже скоро станут настолько взрослыми, что родительский дом будет им тесен.

Если бы я оставил жену при себе, а Аспазию ввел в дом, как наложницу, закон не осуждал бы меня - Перикл имеет право на это, как и всякий другой гражданин Афин. Вы не знаете, но знаю я и скажу вам - Аспазия так любит меня, что согласилась бы на это, дабы не причинять мне неудобства. Но мог ли я предложить такую долю женщине, которую ставлю много выше себя?

Сограждане! Много лет вы видели Аспазию подле меня и уважали её, как мою законную жену. Она была для меня радостью жизни, хранительницей домашнего очага, поверенной каждого дня и утешением в бедах. Без неё я не мыслю своей жизни. Она знает тайну речей, разглаживающих морщины, её любовь утешает всякое горе, её ласки опьяняют ум. Теперь же вы её судите. Значит, есть причины. Эта причина - я, Перикл. Не будь я Периклом, до моей жизни не было бы дела Великому Форуму.

Я, Перикл, ваш стратег и ваш слуга - вы вправе судить не только её, но и меня самым строгим судом, и если бы меня вы собрались судить, вам было бы легче меня вопрошать, а мне было бы легче говорить. Горе моё в том, что суд идет над ней - над моей ненаглядной. Какое дело до неё вам, сограждане? Вы подозреваете её вредном влиянии на меня? Если бы и так - это моё дело, только моё. Коли я вам плох - судите меня! Про неё же скажу, что я не был бы Великим Периклом, как вы меня называете, если бы не она.

Враги мои обвиняют её в ненужных расходах - на предметы роскоши. Может быть Фидию не надо было платить за его работу? Или дать ему мраморную глыбу похуже? А не думается ли вам, что его работы переживут нас всех и составят славу Афин? Ненужные расходы! Может быть Гиппократу предоставлены слишком большие средства для его опытов? Не эти ли исследования лежат в основе его знаний, которыми он пользуется, врачуя каждого из нас? Слишком хорошо покормили бедного философа, слишком украсили фасад дворца, слишком большую премию учредили победителю в состязаниях... Разве великое делается с оглядкой на расходы? Большая награда привлекает лучших, а лучшие составляют славу состязанию. Стремление к победе заставляет многих упражняться и в уме и в ловкости. Победителей мало, претендентов много - в этом я вижу славу Афин. Быть может, нас уже не будет, а имена Сократа, Фидия и Гиппократа останутся в памяти детей наших, внуков и их детей даже. Слишком большие расходы? Да ведь, давая деньги скульптору, мы не вывозим их из государства. А тот отдаст их земледельцу за плоды его труда, каменотесу за мрамор, расплатится за то и другое. Деньги эти многих побудят трудиться на благо родного города. Разве лучше было им лежать в казне? Хорошо, сограждане, раз я слишком много средств потратил на украшение Афин, я верну эти деньги в казну. Я внесу свои собственные средства. Но уж тогда на каждом воздвигнутом храме, на постаменте каждой статуи, на входе музея, библиотеки и театра я прикажу высечь надпись "Воздвигнуто на собственные средства Перикла" у пускай таковыми они и останутся на века, и пусть потомки нас рассудят. Согласны ли вы?...Ах, не согласны...Я так и думал.

Враги мои обвиняют Аспазию в безверии. Разве человек без веры станет заказывать статую Зевса? А жертвовать свои средства на украшение храма Афины, хранительницы нашего города? А учреждать премию за лучшие сочинения на темы из жизни богов?

Враги мои говорят, что я готов пожертвовать ради неё славой Афин. А я в ответ говорю, что не колеблясь пожертвую ради неё своей жизнью! Жизнью - да, честью - нет! Кто сможет упрекнуть меня в том, что я забыл свой долг? Где и когда я принес в жертву чему бы то ни было славу Афинам?

Враги мои не терпят моего счастья. Зато я счастлив иметь их врагами. Да, я должен был быть справедливым, а справедливость всегда требует одного наградить, а другого наказать. Наказанные поднимают голос против меня, и я этим горжусь. Значит, не так сильно я наказал виновных, чтобы лишились они мужества, чтобы потеряли они право высказать свободно свое недовольство. Если бы я сокрушал врагов во прах - разве они остались бы на Афинской земле? Кто осмелился бы поднимать голос против Великого Перикла? А может быть я тем и велик, что не боюсь иметь могущественных врагов?

В чем смогли бы вы упрекнуть Аспазию, будь она не женщина, а мужчина? Она была бы первой среди нас, и я рад был бы присягнуть ей на верность и послушание. Достойно ли упрекать её в том, что она - иностранка? Пора бы уж это забыть. Для неё Афины - первая и единственная Родина, ибо не была она счастлива в Милете, и никогда не вернется туда.

А разве город наш не посвящен женщине - богине - Афине? И разве сама Афина не иностранка - ведь она родилась на Кипре.

Непорочная дева Афина! К тебе призываю! Защити хотя бы ты мою Аспазию от несправедливых обвинений, ибо эти обвинения тяжелы, и наказанием за них бывает смерть, и как же можно представить себе такое в отношении моей Аспазии, о, Афина, ведь ты защитишь её? Ибо если не к тебе, то к кому же ещё взывать мне, и если ты её не защитишь, то кто? И что же остается Периклу, Великому Периклу, Несчастному Периклу, которому..."

И тут слова застряли в горле у Перикла. Никто ещё до этого дня не видел, как Великий Стратег рыдал.

* * *

- Её оправдали?

- Ну, разумеется, ведь мы все этого хотим.

- Почему так резко обрываются эти притчи, Учитель?

- Потому что это - не история, а литература. Тот, кто это писал, не мог знать всего, что здесь описано, он домысливал. События взяты из разных времен, а автор этих текстов, я думаю, один и тот же. Может быть, сам Захария написал эти диалоги. Если бы я когда-нибудь взялся за перо, я бы, наверное, воспользовался этой формой. Она легко читается, динамична, эмоциональна.

- Учитель, ты будешь писать книгу?

- Если это случится, то не раньше, чем я перестану быть тем, что я есть сейчас.

- Как это ты так говоришь? Что же случится?

- Я могу перестать быть сыном человеческим.

- И стать посланником небес?

- Да.

* * *

- Симон, что Учитель говорил про небеса?

- А то, что он послан с неба, и на небо вознесется.

- Кто же с небес может посылать?

- Кто-кто? Да никто другой, кроме владыки небесного, господа нашего.

- Господь посылает на землю человека? Я для чего?

- Не человека, он же ясно сказал - не буду, дескать, сыном человеческим. Буду тем, кем был, говорит.

- А кем же? Чьим сыном?

- Знамо чьим. Божиим сыном он и был и будет, а человеческий сын он только на время.

- Я и сам так думал, но боялся его спросить. Хорошо, что ты разъяснил.

- А я-то что ж. Я бы сам тоже не догадался, но ведь он сам сказал. Никому другому не говорит это - скрывает. А нам открылся. Нас он отличает. Я вот знаешь что думаю? Он говорит, что, скоро на небеса вернется. Так и нас он заберет в блаженную и вечную жизнь, если захочет. Он же сказывал - многие из вас уже при этой жизни вкусят блаженства.

- Так и говорил?

- Да ты что - забыл? Ещё про детей говаривал, что им легче в рай войти.

- Верно, вспомнил. Так и что?

- А то. Он же сказал: "многие", да не сказал "все". А раз всех забрать не сможет, то возьмёт тех, кто из нас всех важнее. Вот меня, думаю, возьмет в любом случае.

- Это почему ещё?

- Видишь, я какой сообразительный, а тебе, Фома, всё разъяснять надо. Конечно, я ему больше нужен, чем ты.

- Ну ты это, знаешь? Ты брось!

- А вот ты у него спроси, кто важнее из нас, он тебе и сам подтвердит. И если кому доверит ключи от рая, так уж точно: не тебе, а мне.

- Ну это мы ещё посмотрим!

- И смотреть нечего.

- Тихо! Молчи. Учитель идет.

- О чем вы тут спорите, чада возлюбленные мои?

- Скажи, учитель, кто важнее из нас?