– Ты видел макеты новых плакатов? – обратился Джек к брату.
Эйвери сидела между Тейтом и Мэнди. Хотя во время еды она со всеми поддерживала разговор, но особенно явственно ощущала рядом присутствие этих двоих, правда, по разным причинам.
После того как Эйвери разрезала мясо в тарелке Мэнди на маленькие кусочки, девочка молча ела. При всем небольшом опыте общения с детьми, Эйвери знала, что за столом они болтают, задают вопросы, вертятся и подчас доводят окружающих до белого каления.
Мэнди сидела удивительно смирно. Она ни на что не жаловалась. Ничего не клянчила. Она не делала ничего – только методично пережевывала кусочки еды.
Тейт ел с аппетитом и быстро, как будто ему было жаль зря просиживать за столом. Разделавшись со своей порцией, он стал потягивать остатки вина в бокале, и у Эйвери создалось ощущение, что он ждет не дождется, когда другие доедят.
– Да, я сегодня их посмотрел, – ответил он на вопрос Джека. – Мне больше всего нравится про фундамент.
– Ага, «Тейт Ратледж – новый прочный фундамент», – процитировал Джек.
– Он самый.
– Это я придумал,—сказал Джек.
Тейт шутя «выстрелил» в старшего брата из указательного пальца и подмигнул:
– Наверное, именно поэтому он мне так нравится. Ты умеешь попасть в точку. Как по-твоему, Эдди?
– По-моему, звучит неплохо. И вполне соответствует нашей программе вытащить Техас из экономического болота и вернуть ему почву под ногами. На твоей платформе вполне можно строить новое будущее. Одновременно здесь есть тонкий намек, что фундамент, который предлагает Деккер, прогнил насквозь.
– А как тебе, пап?
Нельсон задумчиво кусал губу:
– Мне больше понравился тот, где говорится о социальной справедливости для всех техасцев.
– Да, тот тоже неплох, – сказал Тейт, – но немного избитый.
– Может быть, как раз это тебе и нужно, – ответил отец, хмурясь.
– Это должно в первую очередь нравиться ему самому, Нельсон, – заметила Зи.
Она сняла прозрачную крышку с блюда, на котором красовался многослойный пирог с кокосовым кремом, и принялась разрезать его на куски. Первый достался Нельсону, и он уже собрался к нему приступить, но тут вспомнил о виновнице торжества.
– Нет, сегодня первый кусок – Кэрол. С возвращением домой.
Ей передали тарелку.
– Спасибо.
К кокосовому торту она была так же равнодушна, как и к сухому вину, но Кэрол, по-видимому, любила и то, и другое, так что Эйвери пришлось приступить к десерту. Зи тем временем накладывала торт мужчинам, а те возобновили разговор о тактике предвыборной кампании.
– Так что, остановимся на этом лозунге и начнем печатать тираж?
– Давай, Джек, повременим пару дней с окончательным решением. – Тейт посмотрел на отца. Хотя Нельсон с аппетитом уписывал сладкое, у него все еще было недовольное лицо, поскольку его предложение не нашло поддержки. – Я сегодня только бегло их посмотрел. Это самое первое впечатление.
– Обычно оно-то и оказывается самым верным, – возразил Джек.
– Возможно. Но у нас ведь есть пара дней на раздумья?
Джек взял из рук Зи предназначенную ему тарелочку с тортом. Дороти-Рей от своего куска отказалась.
– Нам надо запустить их в печать к концу недели.
– К тому времени я сообщу тебе свое решение.
– Ради Бога… Кто-нибудь… – Фэнси показывала на Мэнди.
Для трехлетнего ребенка оказалось непосильной задачей поднести кусок торта с тарелки ко рту, и все ее платьице было сейчас в крошках, а щеки вымазаны липкой глазурью. Она пыталась вытереть рот, но только перепачкала пальцы.
– Смотреть противно, как она ест. Можно мне уйти? – Не дожидаясь разрешения, Фэнси отодвинула ступ и встала, швырнув салфетку в тарелку. – Я еду в Кервилъ, посмотрю, нет ли чего в кино. Никто со мной не хочет? – Вслух она приглашала всех, но глаза остановила на Эдди. Тот сосредоточенно поглощал десерт. – Похоже, что нет. – Она круто повернулась и выскочила из комнаты.
Эйвери облегченно вздохнула. Как можно так жестоко разговаривать с беззащитным ребенком? Эйвери взяла Мэнди на колени.
– Торт такой вкусный, что его просто невозможно съесть, не обронив несколько крошек, правда, моя хорошая? – Обернув палец краешком салфетки, она окунула его в стакан с водой и стала вытирать Мэнди перепачканную мордашку.
– Твоя дочь совсем распоясалась, Дороти-Рей, – бросил Нельсон. – Эта юбка едва закрывает ей задницу.
Дороти-Рей убрала волосы со лба:
– Я стараюсь, Нельсон. Это Джек ее распустил.
– Что за ложь! – воскликнул в негодовании Джек. – Не я ли заставил ее работать каждый день? А от этого толку больше, чей от всего, к чему ты пыталась ее приохотить.
– Ей надо учиться, – объявил Нельсон. – Я бы ни за что не разрешил ей вот так бросить школу, не дожидаясь даже окончания семестра. Что из нее получится? Кем она сможет стать без образования? – От мрачных предчувствий он покачал головой. – Ей придется всю жизнь расплачиваться за ошибки юности. И вам тоже. Что посеешь, то и пожнешь.
Эйвери была с ним согласна. Фэнси была совсем неуправляемой, и в этом, несомненно, были повинны ее родители. Но в то же время она не думала, что Нельсону следует обсуждать это при всех.
– Мне кажется, Мэнди не обойтись без ванны, – сказала она, радуясь, что появился предлог выйти из-за стола. – Вы нас извините?
– Тебе помочь? – спросила Зи.
– Нет, спасибо. – Потом, осознав, что отнимает хлеб у Зи, которая к тому же наверняка получает удовольствие от возни с внучкой, она добавила: – Раз уж сегодня я первый день дома, можно я уложу ее сама? Обед был прекрасный, Зи. Большое спасибо. – Она встала и с Мэнди на руках вышла из столовой.
– Я зайду попозже пожелать Мэнди спокойной ночи, – прокричал им вслед Тейт.
– Ну что ж, я вижу, ничто не изменилось. – Дороти-Рей, шатаясь, прошла через гостиную и рухнула в кресло перед большим телевизором. Джек сел в соседнее. – Ты слышал, что я сказала? – спросила она через несколько секунд, не дождавшись ответа.
– Я слышал тебя, Дороти-Рей. Если ты имеешь в виду, что опять нажралась, то ты абсолютно права. Ничто не изменилось.
– Я имею в виду, что ты все так же пялишься на жену брата.
Джек пулей выскочил из кресла. Он с размаху хлопнул по телевизионному пульту, выключая передачу на полуслове.
– Ты пьяна и отвратительна. Я иду спать. – Он прошел в спальню.
Дороти-Рей сделала усилие, чтобы подняться и пойти за ним. Сзади волочился подол ее халата.
– Не пытайся это отрицать, – сказала она, всхлипывая. – Я за тобой следила. Весь обед ты нес всякую чушь о красивеньком новеньком личике Кэрол.
Джек снял рубашку и швырнул в корзину для белья. Потом нагнулся и стал расшнуровывать ботинки.
– Единственный, кто в нашей семье порет чушь, – это ты, моя милая, потому что ты напиваешься так, что лыка не вяжешь.
Она машинально вытерла губы тыльной стороной руки. Те, кто знал Дороти-Рей Хэнкок девчонкой, ни за что не поверили бы, что к сорока годам с ней случится такое. Она была первой красавицей в старших классах школы Лампасаса, причем все четыре года.
Ее отец слыл в городе известным адвокатом. Единственная дочь, она была для него словно свет в окошке. Он души в ней не чаял, и все девчонки ей завидовали. Два раза в год он возил ее в Даллас в универмаг «Нейман-Маркус», где она обновляла свой гардероб. На шестнадцатилетие она получила в подарок новенький «корвет» с откидным верхом.
Ее мать устроила было скандал, заявив, что такую машину нельзя доверять девчонке, но Хэнкок подлил ей виски и объяснил, что, если бы ему вздумалось поинтересоваться ее бесценным мнением, он бы не преминул это сделать.
По окончании школы, ослепленная своей славой, Дороти-Рей поехала в Остин поступать в Техасский университет. На первом курсе она познакомилась с Джеком Paтледжем, совершенно потеряла из-за него голову и решила заполучить его раз и навсегда. Никогда в жизни она ни в чем не знала отказа, и раз уж она полюбила парня, то не собиралась никому его уступать.