- Тогда я не поеду в Москву! - решительно заявила Анна.
Через несколько дней начались звонки из Министерства культуры. Ее уговаривали, объясняли, призывали к благоразумию.
- Поймите, что из-за одного вашего номера, из-за одной песни не может ехать в Москву целый ансамбль! К тому же в связи с тем, что будет пущена фонограмма и действие развернется очень быстро, у нас нет возможности разместить на сцене музыкальный коллектив.
- Не надо оркестра! - ответила Анна. - Я согласна петь и под рояль.
- Под рояль?! - изумились на том конце провода. - Да это безумие! По сравнению с тщательно отработанной фонограммой, учитывая последние достижения в этой области... Это значит заранее обречь себя на неудачу!
- Я согласна рискнуть, - ответила она.
В Москве стояла ранняя весна. Солнце согревало землю. На бульварах пробивались маленькие зеленые ростки. Ощущение весенней свежести бодрило и волновало, придавало сил.
...Хотя Анне не раз приходилось участвовать в больших сборных концертах, она не помнила такого обилия звезд в одном представлении. Станислав Микульский, недавно сыгравший главную роль в популярнейшей картине "Ставка больше, чем жизнь"; Бернард Ладыш - выдающийся оперный певец; Анджей Хиольский - его коллега по варшавскому Большому театру; Эва Демарчик - очень своеобразная темпераментная певица; Здислава Сосницкая, находящаяся на вершине своей славы; Марыля Родович - эстрадная звезда первой величины; ансамбль "Скальды", широко известный и любимый в Союзе; детский коллектив "Гавенда", в репертуаре которого задорные и веселые песни о Варшаве; ансамбль народной песни "Мазовше" имени его основателя Тадеуша Сигетинского; Ежи Поломский.
В фонограмме все было рассчитано с математической точностью: и проход артистов, и каждый номер, и даже время на аплодисменты. Зрители, сидящие в зале, возможно, и не догадывались, что идет фонограмма, увлеченные концертом - ярким, нарядным представлением, включавшим в себя и кадры документальной кинохроники и специальные съемки. Со сцены шел поэтический музыкальный рассказ об истории Польши, о польско-советском братстве по оружию, закаленном в годы войны, об интернациональной солидарности людей труда, о борьбе за мир.
Выход Анны был где-то в середине представления. Она вышла на сцену в сопровождении аккомпаниатора и запела "Песню" на стихи Риммы Казаковой. И эта скорбная, мужественная песня прозвучала здесь, в Кремлевском Дворце, как-то по-особенному сердечно и торжественно. И грусть, и теплые нотки, и радостный, светлый оптимизм - что все мы теперь можем жить и трудиться под мирным небом и этим высшим счастьем мы обязаны тем, кто не вернулся с поля боя, - и трогательное, нежное исполнение песни - все это заставило зрителей, когда замолк последний аккорд, на несколько секунд застыть, чтобы потом обрушиться восторженными аплодисментами.
Эти дни в Москве были какие-то особенные. Анна совсем не чувствовала усталости. У Качалиной дома, на "Мелодии" она встречалась с композиторами, и эти встречи были очень теплыми, доброжелательными, задушевными. Композиторы, как правило, показывали Анне несколько своих песен и с надеждой смотрели на нее, А песни ей нравились все без исключения. Это был талант Качалиной, так умело подобравшей репертуар.
Представитель Госконцерта СССР сообщил ей: достигнута договоренность с "Пагартом" о ее новых гастролях - в августе. Это было радостное известие, потому что во время гастролей можно было и записать пластинку. Конечно, опять голова кругом пойдет от множества организационных проблем: как найти хороших музыкантов для этой поездки, отобрать репертуар, сделать оркестровки, кого из артистов пригласить в программу? Ведь в ее распоряжении только два-три месяца...
Помог новый импресарио. В Варшаве он организовал встречу Анны с Понайотом Бояджиевым, гражданином Болгарии, женатым на польке и много лет работавшим в известном варшавском коллективе. Понайот давно мечтал поехать в Советский Союз, и вот теперь представлялась отличная возможность. Он обещал подобрать музыкантов, сам был согласен написать оркестровки и вместе с Анной подумать о репертуаре...
На сей раз с музыкантами повезло. Дело в том, что как раз август и сентябрь - месяцы отпуска в варшавском Большом театре. Восемь музыкантов из его оркестра согласились поехать с Герман в СССР.
Значительную часть репертуара составили русские песни и романсы, в том числе "Хаз Булат удалой", "Из-за острова на стрежень", "Гори, гори, моя звезда". Нравился Анне романс А. Пахмутовой на стихи И. Гофф "И меня пожалей" - очень необычный для этого композитора, глубоко личный, задушевный. Хуже обстояло с польскими песнями. Беда заключалась в отсутствии своего шлягера. Конечно, не в примитивном значении этого слова. Не было песни, которая могла бы хоть в какой-то степени конкурировать с "Танцующими Эвридиками".
Сольный концерт состоял из двух отделений. Было в нем несколько оркестровых номеров, во время которых солистка могла отдохнуть. Госконцерт предоставил в распоряжение певицы ведущую, но она говорила скучно, формально. Анне же необходим был контакт со зрительным залом - задушевный, искренний, не шаблонный. Поэтому роль конферансье она, подумав, взяла на себя.
xxx
Искренняя любовь... Разве может что-нибудь сравниться с этим чувством? Нет, не взгляд, которым провожают обожаемого кумира, любимца публики. А любовь равных тебе людей, которые считают тебя своей, любят и уважают тебя как очень близкого и дорогого человека, сострадают тебе и желают счастья. Они называют тебя Анечкой и даже Аннушкой, дарят тебе домашнее варенье, грибы и огурцы собственного засола, какие-то домашние настойки на травах, от которых, по их словам, быстрее срастаются кости и залечиваются старые травмы. Правда ли это? Может, да, а может, и нет - не это важно. Они посвящают тебе стихи, написанные неуклюже, непрофессионально, зато искренне, от всего сердца. И так всюду - в Сочи, Москве, других городах.
В Новосибирске у входа в гостиницу к ней подошел какой-то молодой человек лет двадцати и неожиданно сказал:
- У вас, наверное, Анна, врагов нет и никогда не было.
- Почему вы так решили?
- У вас глаза такие...
Когда-то, лежа на больничной койке, она получила из Сибири множество писем, и теперь в концертах она говорит об этих письмах, отрывки из некоторых читает вслух, спрашивает, нет ли в зале их авторов. Авторов не было, а может быть, они стеснялись подняться на сцену. Но ей рукоплещут долго, настойчиво, после каждой песни...
После Новосибирска - перелет в Улан-Батор, столицу Монголии. И здесь Анну знают по радио- и телевизионным передачам. Монголы чрезвычайно приветливы, общительны, пунктуальны.
- Мы очень любим ваши песни, товарищ Анна Герман, - говорит ей по-русски невысокий улыбающийся монгол. - И мы надеемся, что долгие ожидания ваших концертов не окажутся напрасными,
- Постараюсь! - отвечает Анна. И уже в первые минуты концерта чувствует зал, чувствует его расположение, дыхание, пульс...
Ночью холодно - минусовая температура, болит голова, ноют кости, наверное, результат резкого перепада температуры.
"Вот я объездила почти полмира, - думает Анна. - Даже в Монголии очутилась, а, в сущности, так мало видела. Редко когда в музее удалось побывать. Поездки, репетиции, концерты, снова переезды. В памяти остаются какие-то отрывочные воспоминания. И все-таки, если суммировать впечатления, перед глазами - огромный зрительный зал, доброжелательный, рукоплещущий, веселый, не сдерживающий своих чувств и настроений".
В Москве удалось записать четыре песни Матвея Блантера. Среди них "Катюша" и "Колыбельная", давно ей известные и любимые с детских лет. Казалось бы, и до нее у этих песен было столько чудесных исполнителей. Но все-таки Качалина решила, что нужно еще одно - ее, Анны, - исполнение. И ни в коем случае не "усовершенствовать", не осовременивать, а исполнять их так, как пели раньше. И она их пела. По-своему. А потом долго думала о том, с какой любовью и заботой относятся в Советском Союзе к музыкальному наследию, как оберегают его чистоту и первозданность,
