- Товарищ комбат, еще картофель с салом! - останавливает его повар.

Зимой частенько приходилось и недоедать, и недосыпать, дни и ночи находились в ледяных сугробах. Сейчас мы в обороне. Живем в землянках. Сыты.

После завтрака надеваем шинели, шапки с метками от костров, всовываем руки в меховые варежки, висящие на тесемках, продернутых через рукава, и выходим.

Солнце пронизывает лучами покореженный лес. Набухший под ногами снег проминается, как смоченная вата. Темной лентой извивается дорога.

Обходим завалы. Жучков перешагивает через валежник, направляясь в штаб батальона. Я поворачиваю в другую сторону, мне - на дежурство в узел связи штаба дивизии.

Полдень. По телефону меня вызывают в политотдел.

Что это значит? - думаю я, передавая дежурство.

Просторный блиндаж с бревенчатым накатом. Земляные стены с небольшим оконцем. В углу дощатый столик. За ним в меховом жилете поверх гимнастерки, в шапке, сдвинутой на затылок, начальник политотдела. В стороне, справа у оконного просвета, его помощник и телефонист.

Пожилой батальонный комиссар, приставив к губам карандаш, что-то обдумывает, рассматривая открытую папку.

- Товарищ батальонный комиссар, прибыл по вашему приказанию, - докладываю я.

- Хорошо, - промолвил он мягким голосом. Не отрываясь от просмотра дел, кивком головы показал на скамейку. - Такие дела, политрук, - переведя взгляд на меня, начал он. - Надо отобрать группу политработников для направления на учебу. В их числе и вы. Как настроение? - интересуется начальник.

- Приказ - закон.

- Завтра с вещами прибыть сюда к восьми ноль-ноль. - Он пожал мне руку.

Вечером в одном из блиндажей состоялось партийно-комсомольское собрание батальона.

Выступил комиссар:

- Наш батальон воевал неплохо, особенно в боях за Юхнов. На время пополнения, приведения в порядок хозяйства дивизия встала в оборону. На это время кое-кто из товарищей завтра уезжает на учебу. Из нашего батальона отправляется политрук второй роты Жаренов. Обязанности его по роте будет исполнять лейтенант Вишняков. Командиром взвода назначается старший сержант Евтехов. Пожелаем политруку успехов в учебе и скорейшего возвращения в нашу семью...

Ясное утро. В выси неба с еле уловимым гулом пролетают один за другим два наших самолета.

На почерневшей лесной дороге, возле блиндажей политотдела непривычное оживление.

Грузовая машина заполнена отправляющимися на учебу. Прощание, напутствия. Среди провожающих встречаю старых знакомых по 173-й дивизии - она находится в обороне рядом с нашей дивизией. Вот уже несколько месяцев мы воюем в составе кадровых соединений Советской Армии. Но по старой привычке никак не отвыкнуть называть себя ополченцами. Часто слышатся возгласы: Эй, ополченцы! Мы гордились такой заслуженной кличкой.

- Что же это, совсем изменяете? - прищурясь, восклицает бывший комиссар 21-й дивизии Анчишкин. Он в светлом полушубке, пожелтевшей ушанке. На ремне кобура с пистолетом ТТ. Обветренное, загорелое лицо с пробивающимися тонкими нитями-морщинками вокруг глаз.

- Приказ свыше, обязаны подчиниться, - с улыбкой отвечаю ему, показывая варежкой в небо.

- Ну а как в новой дивизии?

- Справлялись. Кто сохранился, кого нет с нами, - хмуро говорю ему. - Таня Каменская работала в артполку санинструктором. Во время боя спасала раненых, а себя не уберегла. В деревне Огарыши попала к фашистам. Умерла мученической смертью. После жители соседней деревни Хвощи и товарищи по полку похоронили ее на кладбище. Там же в Огарышах погибли парторг Орехов и военврач, наша милая Ванеева.

- Да-а - сокрушается комиссар. - Война никого не щадит. Кланяйтесь Москве, если удастся там побывать. Вам желаю удачи и возвращения к своим.

- Постараюсь выполнить ваши наказы!

Подошел Жучков, как всегда, с трубкой во рту.

- Помнишь, как мы встретились в смоленских Кузнецах, в амбаре, где квартировали со своим штабом? Помнишь, как иногда я журил вас, - трогательно вспоминает комбат.

- Все помню, Иван Сергеевич, - отвечаю не как комбату, а как другу-земляку. - Долго не забуду те дни, и тетю Грушу, и тебя, и Мишу Воробьева, и Таню Каменскую, и Надю Мартынову, и Анну Васильевну Соловьеву, и военврача Ванееву.

- Жаль, что уезжаешь, - и, пожимая мне руку, Жучков говорит: - В Москве не поленись зайти на Арбат к моей жене. Успокой ее, чтобы за меня не волновалась, - он передал мне маленькую бумажку с адресом.

- Сделаю, Иван Сергеевич, - ответил я, забираясь в кузов полуторки.

В это время кто-то за полы шинели потащил меня с машины. Оглядываюсь, вижу с раскрасневшимися лицами группу связистов. Запыхавшись, они спешили проводить меня. Я крепко обнимаю Вишнякова, Евтехова и других.

- Спасибо, дорогие мои, - с волнением говорю им.

Еще раз обмениваемся рукопожатиями, и связисты помогают мне взобраться на машину. Всем провожающим, остающимся здесь, желаем удачи. Они в ответ успехов в предстоящей учебе, чтобы вновь встретиться на фронтовых путях-дорогах.

- До свидания, дорогие друзья! До свидания! До скорой встречи! - слышатся возгласы. Комиссар Анчишкин машет нам на прощание шапкой. Рядом с ним, махая руками, стоят комбат Жучков, военком, повар Миша, группа связистов.

Машина дает газ, гудит, и мы выезжаем из леса на знакомый юхновский большак...

На краткосрочные партийные курсы нас направили в небольшой городок на Оке - Спасск. Занятия на курсах ведутся по четкому распорядку дня. В редкие часы отдыха рисую портреты товарищей по курсам, обрабатываю наброски, хранящиеся в полевой сумке. Многие пришлось восстанавливать по памяти. Мои увлечения не ускользнули от внимания командования курсов. Меня привлекли к оформлению стенгазеты, первомайского праздника. Подготовил наглядную карту на полотне Разгром немцев под Москвой.

Летом 1942 года враг продвинулся к центру Кавказа, к Волге. Фронту нужен был каждый боец. И вот субботним днем после обеда на сборе курсантов подводим итоги учебы. Выстроились поротно. Зачитывается приказ. Объявляются благодарности, присваиваются очередные звания.

Скоро снова на фронт, а меня удручает отсутствие каких-либо известий от семьи. Из-за перемены места письма перестали приходить, где-то блуждают в поисках адресата. Как там дети?

Вернувшись вечером после прогулки в свое расположение, встретил начальника курсов.

- Вижу, хорошо побродили по городу, товарищ старший политрук!

- После наших общих трудов на курсах решил немного отвлечься, товарищ старший батальонный комиссар, и пришлось малость погрустить.

- В чем дело? - озабоченно спрашивает начальник. - Говорите, не скрывайте, может, в чем нужна помощь?

- Хочется увидеться с семьей. Можете дать разрешение? Тем более скоро уедем на фронт. После свидания с семьей легче воевать, - старался убедить начальника.

- Да, вы не первый обращаетесь ко мне с такой просьбой. Что же мне с вами делать? - задумчиво произносит он. - Недели две вы еще будете здесь в ожидании приказа. А сколько вам требуется времени? Успеете за восемь - десять дней?

Не ожидая такого счастливого оборота, возбужденно говорю:

- Восемь маловато, а за десять управлюсь.

- Что ж, тогда так и решим. Тут еще есть трое. Выходит, из каждой роты по одному. С завтрашнего дня на десять суток, - сказал руководитель курсов и зашагал в помещение штаба.

- Есть на десять суток! - ответил я, глядя ему вслед.

...Ранним утром, еще до общей побудки, отправляемся мы на паром через Оку. Оттуда километра три до станции.

Сокращая путь, идем по тропинкам через луга и поля. Станция бурлит, как растревоженный муравейник, масса пассажиров. Вдоль забора расположились с детьми, с тюками домашнего скарба женщины. Ходят угрюмые пожилые мужики с мешками на плечах, опираясь на палки бродят дряхлые старики с маленькими узелками. Все в ожидании поездов.

Не дождавшись своего поезда, мы пристроились к подножке проходящего товарного. Лишь бы не терять времени. Так пересаживались с одного товарного на другой до города Ульяновска. Здесь разошлись по своим направлениям. Я думал, как добраться до реки.